I burned so long, so quiet

— Оранжевый — определенно не твой цвет. Он даже не задумывается над словами. Просто открывает глаза и поворачивает голову в её сторону, также продолжая лежать на своей койке, сложив руки на груди. Это заставляет её думать, что он ожидал этого на самом деле. Ждал её. Их. Рано или поздно. Ожидал, что они придут за его помощью, и он терпеливо все это время ждал. Она хочет ударить его по самодовольному лицу. Снова. Это лицо не изменилось. Волосы немного отросли, борода вернулась на место, и теперь он выглядит, как старый Рип. Это заставляет сердце, находящееся в клетке, трепетать, и она действительно, действительно ненавидит то, что он все ещё делает с ней. — Капитан Лэнс, — говорит он с усмешкой в голове и улыбкой на губах, — это сюрприз. Сара борется с тем, чтобы сдержать свои эмоции, оставить пустой, холодный взгляд на своем лице. Она думает, что делает ужасную работу, потому что на лице Рипа ухмылка, когда он подталкивает себя, чтобы сесть. Он как будто чувствует пламя гнева, которое горело в ней месяцами напролет. Нужно так много для поддержания прохладного отношения к нему. — Что я могу сделать для вас? — спрашивает он. — Ты можешь заткнуться и двигаться вперед! — Мик хмыкает у дверного проема, в его руках тепловая пушка, которую он не оставляет. Сара бросает на него взгляд, прежде чем выдохнуть и снова обратиться к своему бывшему капитану. — То, что он говорит. Это Рип, который на этот раз смотрит в сторону, покачав головой, недоуменно выдыхает через рот, и, может быть, просто, возможно, она ошиблась. Возможно, он никогда не верил, что они когда-нибудь вернутся к нему. Что он будет чахнуть, сидя в этой камере Бюро, и никогда больше не увидит мерцающие синие и зеленые огни временного потока. Может, это все впереди. В любом случае, она чувствует, что никогда не знала его вообще. Никто из них этого не знал. Она думает, что, может быть, он даже сам себя не знает. Её гнев немного смягчается, и она ненавидит себя за это, потому что он только разочаровывает её. Если есть одна вещь, в которой он хорош, это именно оно. — Ты меня вытаскиваешь? — Почему, как ты думаешь, мы здесь? Это написано на его лице. Он знает почему, и все же в его глазах есть обнадеживающий блеск, который ужасно отдается где-то в ее груди. Она решает нанести удар в сердце и избавить его от своих страданий. — Слушай, Рип, нам нужна твоя помощь с Маллосом. И не смей говорить, что «я же говорил тебе это», потому что у меня нож в пределах досягаемости, и ты знаешь, что я не упущу момент. Уголки его рта дрогнули, и если бы она не знала, то сказала бы, что это была версия его любимой улыбки, которая только ударяет её в сердце ещё более болезненно. Он поднял голову и, сверкнув глазами, спросил: — Только это? Он продолжает смотреть на неё, и она чувствует, что сгорает живьем. И Боже, она ненавидит его. Она ненавидит его. Она ненавидит его. — Ты знаешь, — говорит он, вставая и приближаясь, в то время, пока она борется с желанием, чтобы подойти. Вперед. Назад. Она не знает, каким образом бьется её преданное сердце. — Тебе не нужно меня вытаскивать, чтобы я помог тебе. Я могу просто сказать тебе все, что нужно знать. Она качает головой. — Ты хочешь, чтобы мы оставили тебя здесь? — Я этого не говорил. — Он дело говорит, — сказал Мик, повернув голову. — Мы получим то, что нужно, и оставим его гнить здесь. Сара игнорирует его, а Рип нет. — Я этого заслуживаю. И отвращение к себе, которое отражается в ней, похоже на таран на двадцать футов в высоту за запертой дверью, которую она прячет. — Да, это так, — тихо говорит она, но слова не успевают утонуть и успокоиться, так как вдруг гудит запирающий механизм, который они только что открыли. Наступает секундная пауза молчания, прежде чем раздается оглушающий рев охранной сигнализации и все начинает мигать красным, и Джакс появляется в дверном проеме.Он едва дышит, и у него в руках что-то болезненно знакомое. Он бросает это Саре и говорит: — Мы должны идти. Сейчас! Он кивает и поворачивается к Рипу, говоря остальным: — Мы будем идти прямо за вами. Она толкает дверь камеры, приоткрывая ее, и Рип не двигается ни на дюйм. — Вот, — говорит она, она держит кое-что в руках, — надень это. Это лучшее, что мы можем дать тебе, чтобы не привлекать внимания. У нас не было времени, чтобы вырубить охранников и украсть их форму. Она не добавляет, что это плохая замена для его комбинезона и она, вероятно, привлечет столько же внимания, но потребность, необходимость увидеть его в нем снова слишком много значит для нее, чтобы спорить, чтобы отрицать. Это необходимость в чем-то знакомом, ощущение, что, возможно, она не была полной идиоткой, постоянно доверяя ему; что, возможно, Рип, которого она знает, Рип, к которому она чувствует слишком много, несмотря на себя саму, еще где-то там. Он смотрит на ее протянутую руку, и его глаза расширяются. Он взглатывает, и тяжелым голосом спрашивает. — Где ты его нашла? Она хватается за опору, чтобы не упасть и с привычной ухмылкой: — А не хочешь узнать? У него сейчас на губах настоящая улыбка, когда он забирает из её рук плащ. Его пальцы прижимаются к ее, и она задается вопросом, намеренно ли он делает это. Возможно, он скучал по ней так же сильно, как и она по нему, но не может выразить это словами. Он натягивает свое старое коричневое пальто, и хотя он все еще выглядит нелепо — пальто, не скрывающее всех отвратительно ярких оранжевых цветов — это борьба, чтобы сохранить ее голос. — Теперь это намного больше, чем твой цвет. — Спасибо, — говорит он, и эмоции в его слове достаточно, чтобы сказать ей, что это намного больше, но она ничего не произносит. Просто поворачивается к дверному проему и проглатывает комок в горле. Мик и Джакс уже на полпути по коридору, и им действительно нужно торопиться. Бюро придет за ними в любую минуту. И она не должна объяснять, напоминать о том, насколько хорошо они работают вместе. Он встает позади неё, готов идти. Но все же. Все же что-то удерживает его. Это война, которая разгорается, и этот враг, который бьет первым. Мягкое «Сара» с его губ останавливают её. И она снова в гневе. Только пусть он не говорит этого. Пусть не говорит. — Сара, я действительно… Она поворачивается лицом к нему, и он ближе, чем она ожидала. И она делает шаг назад, и теперь лица их находятся на одном уровне. Нет, говорит она, но не произносит вслух. Нет, ты не можешь просто разбрасываться словами. Ты должен это понимать. Тебе нужно заслужить это. И так или иначе, он все это слышит. Он позволяет приговору оставаться не вынесенным, удерживает ее взгляд и кивает. - Ты ведешь, я следую, — это то, что он говорит, но произносит вслух. Это начало. И она его не упустит.