Охотники

Свой двадцатый день рождения Лаванда Браун встречала в подвале незнакомого ей здания — каменном, очень тёмном и очень холодном. Стены, правда, были сухими, плесени и прочих гадостей на них не водилось, но от этого было мало радости. Лаванда прикусила губу. Сидит здесь в цепях, прикованная к массивному стальному кольцу, словно... словно оборотень какой-то! Сама виновата. Называется, сходила в аврорат за помощью, пожаловаться, что зелья стали какими-то ослабленными, что сквозь привычную дремоту и тяжесть в голове пробивается некий... настойчивый зов, смутно знакомый и пугающий. Нет, прямо так Лаванда, разумеется, не сказала — в аврорате толком и доверять-то некому, кроме Гарри и Рончика, но те ещё недоучились — но и сказанного хватило за глаза. Идиотка, не могла промолчать? Теперь кукуй в казённом подвале! Впрочем, на полнолуние хотелось не куковать, а выть. Человек, присматривавший за ней, представился Джоном Долишем, работником Отдела контроля за магическими существами, но нос Лаванду не подводил с самого чёртового первого полнолуния, когда она, наконец, осознала, что прежняя жизнь не вернётся. Мистер Долиш в аврорате был частым гостем, и артефактами, выдаваемыми аврорам, от него пахло куда сильней, чем артефактами из ОКМС. Ещё от него пахло хорошим одеколоном — этот волшебник явно привык следить за собой, что заставило Лаванду, поморщившись, мысленно записать ему в актив пару очков, — и застарелым одиночеством. Это ерунда, будто у одиночества нет запаха. Ещё как есть, равно как и у счастливого брака или большого семейства. Просто человек пахнет сам собой, и больше никем. Вон, Гарри со своей Джинни встречается хорошо если раз в пару месяцев, а пахнет ею ещё очень-очень долго: домашняя выпечка, передаваемая в аврорскую школу, торопливо написанные и сто раз на бегу прочитанные письма, хранящиеся во внутреннем кармане мантии, сотня других мелочей, не видимых глазом, но очень хорошо улавливаемых обонянием... Мистер Долиш пах исключительно собой. Ухоженный, одинокий волшебник средних лет, с юности занимающийся довольно опасной работой, на которую уходят всё время и все силы. О, Лаванда отлично его понимала! Сама была одинока. Когда-то раньше у неё имелась масса поклонников, но после Битвы за Хогвартс все развеялись, как дым по ветру. Друзья — да, друзья остались, но с личной жизнью нынче был полный швах. Ладно бы это просто бесило — к ярости и гневу Лаванда кое-как привыкла, научилась держать их под контролем, — но это ещё и выматывало. Мисс Браун слишком привыкла оказываться в центре внимания на школьных вечеринках, привыкла сиять звездой посреди шумных гриффиндорских сборищ. Теперь всё осталось в прошлом, и к одиночеству Лаванда всё ещё привыкнуть не могла. Интересно, у мистера Долиша дела обстоят так же? Или он давно превратился в бесчувственный чурбан, занятый лишь работой? Лаванда совершенно не представляла себе, чем заслужила подобное обращение. Она честно сообщила о проблеме, честно выполнила все рекомендации Министерства магии — так за что же с ней обращаются подобным образом? Ну ладно, пусть только пройдёт полнолуние — и она напишет Гарри, и Рончику... и ещё к Лавгуд обратится, пусть-ка тогда министерские повертятся! У неё, героини Второй магической войны, остались нужные связи! Мистер Долиш поглядел на неё, покачал головой, явно осуждая мятежное выражение лица, подошёл и немного ослабил цепи. Близко подошёл, явно не шарахается от оборотня, выпившего Волчьелычное зелье, не то что прочие министерские. И физиономию не кривит. Ладно, может, этот тип ещё ничего, он просто исполняет приказ... В этот миг взошла Луна, и мир перестал существовать, рассыпавшись на отдельные образы, нестерпимо сияющие, кружащиеся в безумном хороводе. Лаванда закрыла глаза и закричала. В самые первые превращения она всегда старалась терпеть до последнего, но глупое упрямство довольно быстро прошло. Чего стесняться — того, что ей больно? Но разве она в этом виновата? Нет, виновен Фенрир, а те министерские сволочи, что просили её быть потише — они, получается, заодно с Пожирателями Смерти. Гарри после первого же её письма заявился к сотрудникам ОКМС лично (прихватив для пущей внушительности исполняющего обязанности министра Шеклболта) и подробно, а главное — крайне эмоционально, всё разъяснил. Шеклболт в нужных местах солидно кивал. Непонятливых в Отделе по контролю за магическими существами не оказалось. Мистер Долиш, похоже, превращение видел не впервые. Он заговорил — какую-то бессмысленную чушь, но это не имело значения. Главным был голос — тихий, но сочувственный, успокаивающий, заставляющий боль притупиться. И искренний. Оборотни с половины фразы слышали, когда голоса их контролёров звучали фальшиво. Либо мистер Долиш и впрямь неплохой человек, исполняющий неприятную для него же самого работу, либо чрезвычайно хорошо притворя... Додумать Лаванда не успела. Просто сделала зарубку — додумать потом. Зелье всегда било по мышлению, иногда сильнее, иногда слабее — зависело от опытности зельевара. Этот попался не слишком хороший. Лаванда неуклюже, привыкая к своему второму облику, поднялась на четыре лапы, на пробу махнула хвостом. Мистер Долиш подошёл к ней поближе, спросил: — Слышишь меня? Глупый вопрос. Лаванда усиленно закивала, затем озадаченно хлопнула глазами — задние лапы подкосились, и она хлопнулась на них, подметая хвостом пол. — Понимаешь меня? А чего тут не понимать! Смешной какой-то человек. Лаванда снова кивнула и радостно тявкнула. — Чувствуешь что-нибудь необычное? Лаванда задумалась. Потом неуверенно помотала головой. Пол деревянный и холодный, запахи прежние, человек смешной... Цепи противные. Всё на своём месте. — Хорошо. Если за час ничего не изменится, я отвяжу тебя и пойдём гулять. Гулять — это хорошо! Лаванда радостно затявкала и крутанулась, пытаясь угнаться за своим хвостом. Цепь ужасно мешала, и Лаванда пару раз куснула её — так, на пробу. Пасть тут же наполнилась жжением и горечью. Фу, гадко! Обрычав мерзкую цепь со всех сторон Лаванда успокоилась, и тут же перед ней оказалась миска, наполненная вкусным мясом. Вот это здорово! Раньше люди так о ней не заботились. И в этот момент пришёл Зов. Лаванда не знала, что это, просто рванулась ему навстречу, даже не заметив, как отшатнулся и выхватил волшебную палочку человек. Цепь не пускала туда, где было средоточие... А собственно, средоточие чего? Снова хлопнувшись на задницу, Лаванда горько завыла. Жизнь подкидывала ей загадки, которые она была не в силах разгадать. Ещё и цепь эта противная. И Зов — противиться ему, конечно, можно, но ужасно не хочется. И до рассвета далеко... Лаванда выла, жалуясь на судьбу, а затем потянулась к человеку и захныкала, когда цепь не пустила её даже туда. Человек вздохнул, пробормотал: «Ну ладно, ладно», — и сделал несколько шагов вперёд. Тёплая рука властно опустилась на холку, начала разминать и гладить. В благодарность Лаванда попыталась вылизать ему лицо, но человек отстранился. Гулять они так и не пошли. Может, оно и к лучшему. Лаванда не знала, почему именно «к лучшему» — наверное, ей просто хотелось так думать. Впрочем, гладить человек тоже умел. Так что время до рассвета пропало не зря. Даже поесть вкусного мяса удалось. Хороший человек. Надо попытаться снова его лизнуть. *** Джон Долиш, бывший аврор, а ныне сотрудник Отдела по контролю за магическими существами («и скажите спасибо, мистер Долиш, что так легко отделались!») подавил очередной раздражённый вздох. Он искренне не понимал, почему от девчонки нужно держать в секрете то, что её жизни и психическому здоровью угрожает серьёзная опасность. Ну да, умом и сообразительностью Лаванда Браун не блещет. Но зелье пьёт вовремя, в попытках нарушить законодательство об оборотнях (довольно идиотское по мнению Долиша, но кто ж его спросит?) уличена не была... Так зачем скрывать от неё, что Грейбек сбежал из мест заключения и собирает стаю? Зачем держать в неведении? Возможная шпионка вражеских оборотнических сил? Ну не смешите... Тем более, медальку ей на шею навесили сразу после Хогвартса, практически в один день с Гарри Поттером. И давайте начистоту: уж если кто и способен распознать опасность, исходящую от Грейбека, так это его жертва. Но кому интересно мнение разжалованного аврора, уличённого в связях с Сами-Знаете-Кем? Даже если этого аврора впоследствии и оправдали вчистую. Нет дыма без огня и прочие мудрые фразы, столь любимые министерскими чинушами, которые не только Пожирателя Смерти в боевой ситуации, но и завалящий чайник с темномагическим наговором в глаза не видали! Сейчас, когда после обратного превращения Лаванда валялась на полу, бледная и наполовину обеспамятевшая, Долишу хотелось помочь ей. Ну хотя бы одеялом прикрыть. Что он и сделал: принёс большое пуховое одеяло, заработав благодарный взгляд. Весила девчонка прилично, но всё же ему удалось половину одеяла подсунуть под неё, а второй накрыть сверху. Девичья нагота Долиша давным-давно уже не смущала: он повидал в жизни всякое, и женские тела тоже. Лаванда была вполне соразмерно сложена, с отлично развитой грудью и крепкими бёдрами. Прекрасная девушка, не стань она оборотнем, кому-то серьёзно повезло бы в постели. — Долго... — голос Лаванды сорвался, ей пришлось прокашляться, прежде чем продолжить: — Долго меня будут содержать вот так? — Боюсь, что да, мисс Браун. Ответ ей не понравился. Ну ещё бы! — А существует ли какая-то причина... разумная причина, не обычные бредни министерских идиотов... для подобного издевательства? Однако, девчонка не промах! Впрочем, ребята из Армии Дамблдора давным-давно усвоили, что Министерство магии обычно состоит из кретинов с ослиным помётом вместо мозгов. Разубедить их было крайне сложно... особенно если ты сам считаешь точно так же. Но сейчас причина, дракклы её раздери, имелась. Насчёт разумности этой причины у Долиша имелись большие сомнения, но вот в хитрости и злобности Фенриру Грейбеку никто не мог отказать. Очень большая, очень серая и очень злая причина. — Увы, мисс Браун, — Долиш старался говорить как можно более серьёзно и проникновенно, — я действую, исходя из ваших интересов, даже если сейчас вам может показаться иначе. — О, мне кажется, — заверила его Лаванда. — Я практически убеждена... Она снова раскашлялась. Долиш молча вышел на кухню, налил воды и поднёс стакан к её губам. Выпив, Лаванда чуть виновато улыбнулась: — Простите. Вы должны понять... — Я понимаю. Сверху донёсся ритмичный стук. Долиш насторожился, выхватил волшебную палочку, знаком велел Лаванде молчать (хорошая девочка, без слов поняла, что дело нечисто!) и подошёл к выходу из подвала, стараясь ступать по ступенькам как можно бесшумней. Пинком открыл дверь, выкатился в небольшой коридорчик, ведущий в холл... Чисто. Переведя дыхание — староват он уже для аврорского выпендрёжа! — Долиш направился к следующей двери. Стук раздавался в одной из спален. Это оказалась сова. Длиннохвостая неясыть. Министерство недавно закупило крупную партию таких, и Долиш, вспомнив об этой сделке, поморщился: могли бы прислать более... британскую птицу, не настолько выделяющуюся на фоне английского пейзажа. Сова ритмично, со знанием дела и резвостью неофита, лупила клювом в оконную раму. Долиш поспешил распахнуть дверь и снять с её лапы письмо. Прочтя, нахмурился. Плохи дела... Шорох сзади заставил его развернуться на каблуках и покачать головой при виде Лаванды, задрапированной в одеяло. — Уже встали, мисс Браун? Вам не кажется, что вы поторопились? Внимательный и упрямый, можно даже сказать, мятежный взгляд был ему ответом. Гриффиндорка во всей красе. С ними всегда было... сложно. И проще после победы над Сами-Знаете-Кем не стало. — Хорошо. Сейчас мы поедим, и если вы готовы к серьёзному разговору... — Готова. — Замечательно. Но поговорим мы всё равно после завтрака, причём завтрака довольно плотного. Вам следует восстановить силы. Лаванда прикусила губу, но протестовать не стала. Определённо, девчонка нравилась Долишу всё больше и больше! До сих пор ему приходилось иметь дело в основном с превращёнными магглами. Большинство из них было испугано и совершенно дезориентировано, попадались агрессивные молодчики, жаждавшие опробовать дарованную им силу на ближнем своём, можно, впрочем, и на дальнем... Долиш относился к своей новой работе философски: кто-то должен выполнять и её. Да, конечно, его готовили совсем к иной карьере, но судьба — жестокая штука, которая мало кого щадит. Особенно если у этого «кого-то» половина друзей была активными Пожирателями смерти, а половина из другой половины как минимум Пожирателям сочувствовала. По мере сил и возможностей Долиш старался помогать своим новым подопечным. Получалось не всегда, но это жизнь. Жизнь — и министерские инструкции, которые обычно пишут кретины с опилками вместо мозга. Вот спрашивается, почему нельзя рассказать магглам-оборотням об особенностях существования магического мира? Они же всё равно, почитай, теперь в этом мире живут! Лаванда не походила на прочих оборотней, опекаемых Долишем. Она, по крайней мере, понимала, с какого конца волшебной палочки вылетают заклятья. Ценное приобретение для сволочей вроде Грейбека. Чёртов оборотень оказался слишком живуч и слишком разумен. И вот теперь, на свободе, полный злобы на весь магический мир, он собирал остатки старой стаи и вербовал новых сторонников. Причём от мысли о методах «вербовки» у Долиша скручивало желудок. Мисс Браун обладала силой и магией. Понятное дело, что Фенрир звал её, как никого другого. Покончив с завтраком, Долиш аккуратно вымыл посуду, сел напротив Лаванды и очень серьёзным тоном спросил: — Мисс Браун, вы в последние пару месяцев не замечали за собой слежки? Слежка была, об этом Долиш знал точно. Но как говаривал старина Муди, никому нельзя доверять, и потому в вопросе таился подвох. Лаванда задумчиво потянулась к вазочке для печенья. Насколько успел заметить Долиш, после полнолуния у оборотней, принявших Волчьелычное зелье, всегда пробуждался поистине зверский аппетит. — Что-то такое было, — наконец, пожала она плечами. — Но я честно решила, что мне мерещится. А что, следили? Долиш привычно несколько раз глубоко вдохнул, удерживая на лице приветливую улыбку и унимая раздражение. Мерлин всё заешь, ну почему молодёжь вечно занята своим богатым внутренним миром и пропускает мимо глаз и ушей реальность, если только она не заедет им заклятьем в лоб? — А как выглядело то, что вам якобы померещилось, не помните? — Ну, мне показалось, что одна тёмно-серая мантия, знаете, с такими занятными пуговицами, несколько раз возле меня мелькнула. Но тёмно-серый — это же тренд сезона, понимаете? Долиш следил за модой и понимал. Вот что он понимал с трудом — это как можно не разглядеть внутри модной мантии волшебника. На всякий случай он уточнил. Нет, Лаванда совершенно не помнила ни рост, ни фигуру, ни черты лица. И если с ростом и телосложением ещё кое-как помогло выяснение размера мантии (по всему выходило, что волшебник — или оборотень, успешно маскирующийся под волшебника — чуть выше среднего роста и худощавый), то с описанием лица, увы, не заладилось. — Хорошо, — наконец вздохнул Долиш. — Эти занятные пуговицы — какие они? — Медные, блестящие, с прозрачным кристалликом по центру, как на обложке «Ведьмополитена» у Виктора Крама на рубашке, только побольше. Размером с две трети кната, — тут же сообщила Лаванда, явно довольная, что хоть чем-то может помочь. Долиш кивнул и очень тепло поблагодарил. Драклы всё раздери, теперь придётся искать проклятый «Ведьмополитен»! — Может, всё-таки объясните, зачем вся эта беготня? — тут же попыталась перехватить инициативу Лаванда. Кажется, денёк предстоял долгий и тяжёлый. *** Ближе к следующему полнолунию Лаванда уже готова была кидаться на стены. Или на Долиша. Он ничего, ну вот совершенно ничего ей не объяснял. Зато допрашивал чуть ли не каждый день, из чего она явно вывела для себя: что-то случилось. Что-то серьёзное и опасное. В памяти вновь всплыла та хогвартская лестница, на которой её догнал Грейбек. Грязные когти, вспоровшие её мантию, словно пять ритуальных ножей; смрадное дыхание на щеке... Да нет, быть не может. Ну не станут же министерские скрывать побег Грейбека! Или станут? С них станется, а мистер Долиш наверняка будет соблюдать инструкции до упора. Лаванде было очень-очень страшно. И заклятье, отгоняющее боггарта, нынче не поможет. Из дома с подвалом они аппарировали в тот же день, после обеда. Некоторое время жили в маггловской квартирке, и Лаванда с интересом исследовала своё новое жилище. Ей попалась масса любопытных маггловских артефактов. Гадать, для чего они используются, было ужасно интересно. Вот например, зачем жившим здесь магглам понадобилась в ванной комнате жёлтая резиновая уточка, облачённая в тельняшку и спасательный круг с надписью «Титаник»? Наблюдать за Долишем в деловом костюме тоже оказалось достаточно забавным — пиджак явно стеснял ему движения, а карманы располагались совсем не там, где они находились на мантии служащего Министерства магии. Не то чтобы Долиш был совсем незнаком с маггловской одеждой, но в последний раз, видимо, надевал её достаточно давно. Сама Лаванда тоже первое время осваивалась с платьями и юбками — джинсы показались ей чересчур тесными, а деловой брючный костюм мешковато висел на фигуре. Трансфигурировать его, конечно, было делом пары минут, но мистеру Долишу не нравилось, когда в квартире применяют магию. Холодильнику, микроволновке и электрическим лампочкам на потолке это тоже не понравилось. Лампочки вообще пришлось поменять. Зато у магглов оказалось чертовски много журналов мод. Долиш осчастливил соседний киоск, скупив их оптом, и Лаванда неплохо провела время, разглядывая глянцевые страницы и погрузившись в жизнь неведомых маггловских звёзд. Некоторые модные аксессуары, вроде тех же премиленьких сумочек, можно было носить и с мантиями, да и покрой маггловских вечерних платьев внушал определённый оптимизм. Когда всё закончится, стоит попытаться ввести новую моду... Здесь Лаванда, как правило, останавливала себя и грустно улыбалась. Кому нужны услуги портнихи-оборотня? А звездой светских вечеринок ей тем более не стать. Но в любом случае журналы на некоторое время её развлекли. Лаванда с удовольствием пожила бы в этой квартире подольше, но увы: однажды мистер Долиш пришёл и тоном, не допускающим возражений, сообщил, что они переезжают. Недочитанные и самые любимые журналы, правда, дал собрать и уменьшил так, чтобы их можно было запихнуть в одну из миленьких маггловских сумочек. А вот пообедать не дал. Обедали они уже в небольшом частном особняке, расположенном в Годриковой лощине (если судить по табличке, видимой из окна). И вот из этого дома Лаванде строжайше было запрещено выходить. Она, естественно, возмутилась. Нет, даже не так: её бешенство перехлестнуло через край. Она не вещь, которую можно передвигать туда-сюда безо всяких объяснений! Пускай министерские чинуши думают, что хотят, но ей подобные игры вовсе не по нраву, и всё, с этого момента она категорически не желает сотрудничать! Кстати, ей срочно нужны перо, чернила, пергамент и сова, она желает кое-кому написать! Мистер Долиш выслушал её с каменным лицом. Затем кивнул, хмыкнул и одним взмахом волшебной палочки отослал куда-то патронуса. Лаванда озадаченно замолкла. — Погодите несколько минут, мисс Браун. Возможно, письменные принадлежности и не понадобятся. Ещё пара заклинаний — и большой, с человеческий рост, камин был разблокирован. Тут же полыхнуло зелёное пламя, и через него с отчаянным чиханием на ковёр выпали Гарри и Рон. Лаванда радостно ахнула, бросилась поднимать их, не выдержала, разрыдалась на шее у Рона... Тот неловко придерживал её, гладил по голове, уговаривал успокоиться. А Лаванду разбирало всё пуще. Сколько времени она проплакала — Мерлин его ведает; может, полчаса, может, дольше. Когда немного пришла в себя, стакан с тыквенным соком был уже наготове. Мистер Долиш, чтоб его! То ли заботливая нянька, то ли жестокий тюремщик. Нет, на «жестокого» мистер Долиш откровенно не тянул. Нянька-тюремщик, новая должность в Министерстве магии. Лаванда захихикала, проигнорировав три пары удивлённо-встревоженных глаз. Залпом выпила сок, отдала стакан. Выдавила из себя: — Вот такие дела... Гарри покачал головой и хотел что-то сказать. Лаванда быстро перебила его: — Нет-нет, я понимаю, что у вас стряслось ужасно важное событие, по поводу которого вы все очень волнуетесь и играете мной в куколки... — Хватит, — ровный голос Долиша заставил Лаванду заткнуться. Гарри удивлённо поглядел на бывшего аврора: — Вы же привели нас сюда, чтобы мы нарушили инструкцию вместо вас, я правильно понимаю? — Несомненно, — Долиш кривовато усмехнулся. — Я связан магическим контрактом, вы — нет. Но я приготовил вам... наглядные пособия. Accio, папка с материалами по... Договорить он не смог, схватившись за горло, прокашлявшись и тихонько выругавшись. Но договаривать и не пришлось: массивная папка коричневой кожи с тиснением в виде лилий спикировала к журнальному столику, немного не долетела и ударилась о его край, распахнувшись и шмякнувшись на пол. В воздух взметнулись колдографии. — Я готовить обед, — объявил Долиш и немедленно удрал на кухню. Лаванда потянулась за одной из колдографий и замерла, теребя пальцами тонкий листок. На фоне свежей зелени кустарника в неестественной позе лежал человек. Волшебник или маггл, определить было сложно: от одежды осталось слишком мало клочков. Кожу испещрили борозды свежих шрамов и укусы, нанесённые кем-то очень немаленьким. Левая нога человека была сломана, и обломок кости виднелся сквозь разодранную кожу. Половины левой руки не было. С лица кожу сорвали полностью. Контраст между ветвями, колышущимися свободно и естественно, и совершенно неподвижным телом, был таким, что перехватывало дыхание. У Лаванды и перехватило. Её эта картина была знакома. Слишком знакома. — Фенрир? — хриплым, надтреснутым голосом спросила она. — Фенрир Грейбек, да? Он сбежал? И лица однокурсников сказали ей всё. *** На самом деле девчонка продержалась ещё довольно долго, прежде чем закатить истерику. Долиш был приятно удивлён. Но всё хорошее когда-либо заканчивается, и чем длительней период затишья — тем сильней грянет взрыв. Вот он и грянул. Долиш помешивал соус и прислушивался к тому, что творилось за стеной. Там было тихо. Чересчур тихо. Не выдержав, заглянул: Поттер и Уизли гладили Лаванду по плечам, а та сидела с неподвижным, ничего не выражающим лицом. На секунду захотелось тоже зайти, заверить, что всё будет хорошо... Долиш тихонько отошёл от двери. Ему там пока не место. Пускай гриффиндорцы разберутся между собой. На самом деле он чувствовал себя виноватым. Не перед министерством, вовсе нет: будь его воля, он бы в первый же день сообщил Лаванде Браун о том, какая опасность ей угрожает. Девчонка совершенно не безмозглая. А вот он, Джон Долиш, пожалуй, рискует... Он начал слишком близко к сердцу принимать проблемы мисс Браун. И её саму. Юную и свежую, истинную английскую розу — когда она без косметики, естественно. О причинах Долишу думать совершенно не хотелось, но он заставил себя анализировать ситуацию, пока курица побулькивала в соусе, а пирог настаивался в духовке, источая вполне приемлемые ароматы. Нежелание признаться в собственных чувствах стоило жизни не одному аврору, и Долиш совершенно не желал оказаться в числе тех, кому не повезло. Да, номинально он уже не аврор, но какое, к чокнутым пикси, это имеет значение? Итак, мисс Браун. Милейшее создание, за исключением полнолуния, а в полнолуние тоже милейшее создание, только мохнатое и норовящее лизнуть тебя в нос. Волшебница так себе, зато настоящая гриффиндорка — прямая, честная, упрямая. Их с Долишем вкусы кардинально расходятся... хотя ей нравится его стряпня, а ему легко смириться с её вкусами в одежде. Что же до гороскопов — он умеет составлять их лучше, хотя никогда этим и не интересовался. Возможно, удастся дать девушке пару уроков. Осознав, что он уже пытается расписать в голове их с мисс Браун совместную жизнь, Долиш тихонько застонал и помотал головой. Нет-нет, так не пойдёт. Они знакомы-то меньше месяца. Он старый, желчный бывший аврор с неплохими навыками ближнего боя и тотальным невезением, когда речь заходит о проклятьях, влияющих на память. Но лучшего варианта у неё всё равно нет. Мисс Браун оборотень, кому из приличных волшебников захочется связать с ней судьбу? Разве что другому оборотню, но с ними она как раз предпочитает не якшаться. Всё-таки Слизерин научил Долиша многому. Прежде всего — добиваться поставленных целей. А работа в аврорате дала некоторое представление о том, какие средства для достижения цели социально приемлемы, а какие — нет. И пускай экс-аврор Долиш далеко не всегда применял полученное в аврорате знание, но оно у него имелось. Для мисс Браун это может оказаться важным, гриффиндорцы часто сетуют на слизеринскую неразборчивость в средствах. Можно подумать, тот же Поттер, грабя банк или проникая в Слизерин (да, Долиш знал о той истории с оборотным зельем), страдал излишней щепетильностью! Но слизеринцы — это, разумеется, совсем другое дело! Мерлин великий, да он уже прорабатывает сценарии семейных ссор! Долиш задумчиво покачал головой. Нет, так дело не пойдёт. Он просто слишком долго был один, без женского общества. Понятно, что молоденькая красавица вскружила ему голову. Но либо стоит одуматься, либо... присмотреться к ней получше. Какой вариант избрать, Долиш пока не понимал. От необходимости решать всё прямо сейчас его избавил Рон Уизли, возникший на пороге кухни и смущённо кашлянувший. — Обед готов, — сообщил Долиш. Рон потупился: — Я просто хотел сообщить, что мы... ну... достигли кое-какого компромисса. — Замечательно. Сообщите во время обеда. В мои времена в аврорской школе кормили паршиво: тамошние домовые эльфы обленились вконец, и не думаю, что за прошедшие годы их кто-либо приструнил. Особенно учитывая реформы, предложенные вашей супругой. — Это точно, сэр, — с чувством сообщил Рон. — Конечно, Кричер подкармливает Гарри, а мне мама кое-что присылает, но... — Вот и договорились. Помогите накрыть на стол. Лаванда выглядела на удивление пристыженной. Это на неё общество Рональда Уизли так действует? Долиш не был удивлён, услыхав про их школьный роман, но всерьёз удивился, когда мистер Уизли обосновал этим свой отказ непосредственно заниматься будущим мисс Браун. Дескать, жена ревновать будет... Вообще, миссис Уизли-младшая представлялась Долишу куда более уравновешенной и разумной женщиной. Впрочем, одно дело — проводить дни и ночи с привлекательной девушкой (уж Долиш-то это выяснил на собственном опыте!), и совсем другое — эпизодически помочь однокурснице-гриффиндорке. — Мы договорились, что Лаванда не будет выходить из дома, — с места в карьер начал Гарри Поттер, стоило ему утолить первый голод. «Аллилуйя», — подумал Долиш, но лишь поощрительно улыбнулся. — Она будет слушаться вас во всём, соблюдать предписываемые меры безопасности, особенно в полнолуние. Ну и, само собой, принимать зелье. — Ну, в последнем я ни капли не сомневался, — Долиш демонстративно пожал плечами. — Как бы ни были велики... разногласия между нами, мисс Браун — девушка ответственная, и она совершенно точно не станет подвергать чужие жизни откровенной опасности, в этом я убеждён. Сияющая благодарная улыбка была ему наградой. Гриффиндорцы никогда не могли устоять против слизеринских комплиментов. — Рад это слышать, — тоже улыбнулся Гарри. — Но Лаванда... в смысле, мисс Браун... ей скучно, и поэтому она хочет избежать инцидентов, которые возникают... когда ей скучно. — Перед полнолунием оборотни становятся эмоционально нестабильными, — понимающе кивнул Долиш. — Естественно, нужно чем-нибудь это скомпенсировать. Что от меня требуется? — Э-э-э... — Гарри переглянулся с Роном. — Свежий номер «Ведьмополитена» и та помада, которая рекламировалась в предыдущем выпуске. Как её, лиловая такая... — Лиловато-сиреневая, — Лаванда выглядела ещё более смущённой, но глаз не опускала, смотрела с вызовом. Понятно: в запале потребовала того, о чём на холодную голову и подумать стыдно. С другой стороны, если такая мелочь способна обеспечить послушание... — С «Ведьмополитеном» проблем не возникнет. А вот насчёт помады мне нужны точные данные. Видите ли, мисс Браун, в помадах я мало разбираюсь. — «Сумерки» номер тридцать восемь с ароматом ванили, без блеска, ограниченный выпуск, суперстойкая, — выпалила Лаванда. Долиш достал специальный аврорский блокнот, который ему выдали незадолго до... инцидента с «Конфундусом», открыл на разделе «особые приметы» и честно вписал все сведения относительно помады. Рон Уизли, глянувший ему через плечо, прикусил губу и совершил великий подвиг — не расхохотался. — Договорились, мисс Браун. Договор скрепили торжественным рукопожатием. Затем Поттер и Уизли отправились обратно в аврорат, постигать мудрость бесчисленных поколений мракоборцев, а Долиш вышел на улицу и аппарировал в «Модную лавочку леди Малуик», расположенную в паре кварталов от их с Лавандой нынешнего прибежища. Насколько он знал, Летисия Малуик сроду не была замужем за лордом, но кому какое до этого дело в магическом-то мире?.. Главное — у неё имелась нужная помада. «Предпоследняя, сэр, берите, не прогадаете, ваша подруга будет в полнейшем восторге»... Долиш не сомневался, хотя цвет помады напомнил ему скорее о баклажане, а не о сумерках. Впрочем, сумерки номер тридцать восемь наверняка не могут быть обычного оттенка... Прежде чем вернуться, Долиш заглянул ещё в несколько лавочек, прикупил любимое печенье Лаванды, фунт масла, немного изюма и ещё несколько мелочей. Пригодится для завтрашнего чаепития. Аппарировав домой, он весело улыбался. А затем сбоку к нему метнулась тёмная фигура, раздалось злобное рычание, и свет померк. Свёртки с покупками рассыпались по полу. *** Лаванда успела трижды пожалеть об опрометчивых желаниях. Если бы Джон Долиш был рядом с ней, когда дверь и несколько оконных рам слетели с петель, а в дом ворвались обезумевшие, учуявшие приближение полнолуния оборотни... В том, что это были оборотни, она не сомневалась. Кого же ещё может привести Фенрир Грейбек? Он почти не изменился со времён их последней встречи в зале суда. Лаванда давала тогда показания и изо всех сил старалась не глядеть на чудовище, вальяжно развалившееся на скамье подсудимых. И рассказывая о том, как Грейбек рвал её на части, Лаванда чувствовала на себе тяжёлый взгляд его жёлтых, наполненных презрением и злобой глаз. — Вы заставляете волчонка давать показания на вожака, — сказал он в тот день, и Лаванда вскинулась, яростно замотав головой: — Ты не вожак мне и никогда не будешь! — Я уже твой вожак, — выкрикнул Фенрир перед тем, как приставы Визенгамота спохватились и наложили на него Silencio. Лаванда запомнила эти слова слишком хорошо. Подчас они снились ей в кошмарах: Грейбек приходил и заставлял её совершать убийства, её тело отказывалось ей подчиняться и выполняло его приказы, а он смеялся и повторял: «Я твой вожак». И вот сейчас Фенрир премерзко ухмылялся, разглядывая свою добычу. Мистера Долиша связанным держали в соседней комнате. Его уволокли туда почти сразу после поимки, которую связанная Лаванда наблюдала собственными глазами. Самое чудовищное зрелище в её жизни — за исключением Грейбека, разумеется. Долиш свалился, будто сломанная кукла. Его покупки оборотни со смехом и рычанием разодрали на мелкие клочки, отыскивая секретное оружие волшебников — ну не смешно ли? Смеяться совершенно не хотелось. Лаванда вздрогнула, когда грязная лапа Грейбека с желтоватыми ногтями легла ей на щёку. — Здравствуй, волчонок. Ты ведь ждала меня, верно? Ты должна была меня ждать. — Чёрта с два, — фыркнула Лаванда. Страшно было до дрожи, до полузадушенного писка, но показывать это — значит, предать и Долиша, и себя. Грейбек снова погладил девушку по щеке, а затем ударил — коротко, без замаха. Лаванда охнула, прикусив язык; рот наполнился солёным. Следующий удар разбил ей нос. В воздухе повис острый и пряный запах крови. — Волчонок не смеет рычать на своего вожака, — тем же притворно-ласковым тоном сообщил Грейбек. — Ты. Мне. Не. Вожак, — раздельно, предельно отчётливо произнесла Лаванда. — Конечно же вожак. Маленькие глупые волчата порой огрызаются, но полнолуние всё расставляет по местам. Новые пощёчины заставил голову Лаванды мотнуться из стороны в сторону. Грейбек бил даже не в четверть силы, легко, играючи, оставляя на щеках царапины от когтей. Лаванда сплюнула накопившуюся во рту кровь и из последних сил покачала головой: в ушах звенело, мир расплылся и потерял чёткость, но девушка всё же смогла проговорить: — По-твоему не будет. Грейбек расхохотался. — Люблю упрямых! Из них впоследствии получаются вернейшие. — Это тебе Волдеморт сказал? — по лицу Грейбека на мгновение пробежала тень; Лаванда заметила её, и это придало девушке силы. Всё-таки безжалостный оборотень боялся куда более крупного хищника. Боялся до сих пор. — Так ты ему не верь, он, знаешь ли, умер плохой смертью. Его Поттер «Экспеллиармусом» наградил, и этого хватило. Интересно, на тебя аврорат тоже потратит одно маленькое заклятьице или ты сам лапки вверх поднимешь? Удар сверху вниз заставил Лаванду стукнуться подбородком о собственную грудину. Челюсть лязгнула и заныла. А Грейбек наклонился и прошипел: — Всё дело в боли, малышка. Боль живёт по своим законам, не подчиняется никому, а себе подчиняет всех. Ты со временем поймёшь. Я думал, тебе достаточно боли, но да, признаю, я в тебе ошибался. Ничего, эту ошибку ещё не поздно исправить. — Ты даже не представляешь, насколько ты во мне ошибаешься, — полнолуние было уже близко, Лаванда ощущала его приближение всей кожей, всем телом, а зелье Грейбек уничтожил — вылил его прямо перед ней, и оно впиталось в доски пола, так что теперь волчица внутри Лаванды подняла голову и злобно оскалилась. — Ты просто не представляешь. Но со временем поймёшь, да. Ещё один резкий удар — и Лаванда, перевернувшись вместе со стулом, ударилась о пол плечом. Хрустнула кость, и мир залило алым. Волчица внутри испуганно вздрогнула, опознавая сильного врага, но злости ещё хватало для того, чтобы не заорать, а лишь зашипеть. — Эта боль пройдёт, когда взойдёт луна, — небрежно сообщил Грейбек. — И верёвки ты тоже разорвёшь сама, маленький непокорный волчонок. Но вряд ли тогда ты будешь так сильно хотеть от меня сбежать. Ведь жизнь длится лишь до тех пор, пока тебе больно. Он снова расхохотался, и этот звук показался Лаванде самым мерзким в мире. Она на миг закрыла глаза, а когда вновь распахнула веки, то взгляд сфокусировался на чём-то маленьком, полупрозрачном. Колпачок. Колпачок от «Сумерек» номер тридцать восемь. Треснувший, когда один из оборотней наступил на него. Оборотням безразлично, как они выглядят, им безразлична губная помада, и никто не заворачивает их в тёплое одеяло, когда солнце вновь возвращает в этот мир упорядоченность и разум. Помада, которую купил для Лаванды мистер Джон Долиш, бывший аврор. Лаванда смотрела на этот колпачок, словно он был её единственным спасением в этом кошмаре. Смотрела так, как приговорённый к смертной казни глядит на рескрипт Королевы о помиловании. Но помилования никто не прислал. Глупая помада не способна спасти от полнолуния. И когда оно наступило, когда тело Лаванды начало изменяться, раздирая верёвки, деформируя кости и скручивая жилы дикой болью, молодая волчица отвела взгляд от бесполезной, пахнущей человечиной вещи. *** Старенький маггловский автомобиль с крытым кузовом мерно тарахтел по просёлочной дороге. Долиш не мог ничего сделать — он валялся на полу, подпрыгивая на каждом ухабе. Связали его профессионально, даже слишком профессионально. Грейбек захомутал кого-то из маггловских правоохранителей? Он мог, он очень даже мог... Итак, подведём итоги, ведь жить осталось не слишком долго. Он, Джон Долиш, — непроходимый болван, достойный подохнуть в лесу. Он не сумел совладать с карьерой и на новом месте работы проявил себя полнейшим кретином, заслуживающим называться одним из множества чинуш Министерства магии. Бедная Лаванда... Если Долиш правильно понимал планы Грейбека, то девочке предстоит та ещё пытка. Грейбек мастак ломать людей и физически, и морально. А мисс Браун — совсем ещё девчонка. И он, Долиш, её не защитил. Кажется, прибедняться больше не имеет смысла: он и впрямь стал старым и никчемным. Ведь приходили же рапорты о сообразительности оборотней, о широко раскинутой Грейбеком по всей Британии сети осведомителей, о том, что их с Лавандой новые лёжки вычислялись с поразительной скоростью! Почему сегодня, в ночь полнолуния, Долиш позволил себе проигнорировать опасность? Хотел порадовать девушку. Ну не осёл ли? Мотор взрыкнул и заглох: водитель остановился. Довезли до места казни? Ну нет, вряд ли. До полнолуния Фенрир не станет забавляться, или Долиш ничего не смыслит в оборотнях — вожаках стаи. Зато после полнолуния... Долиш не обольщался: его волшебная палочка сломана, правое запястье вывихнуто, да и в челюсть он получил знатно — в ушах до сих пор звенит. Его часы сочтены. Лаванду только жалко... Похоже, с семейной жизнью у них двоих не сложится. — Выходи. Разговаривать с Долишем водитель совершенно не желал, но ему явно выдали чёткие инструкции, и он скрупулёзно им следовал. Долиш, пошатываясь, вышел из машины. Щёлкнул раскладной нож, и верёвки упали с его запястий. Правое тут же дико заболело — а Долиш думал, что сильнее уже нельзя! — Беги. — Это ещё куда? — сохранять спокойно-ироничный тон было невероятно сложно, но когда ты приговорён, важно сохранить хотя бы остатки достоинства. — А куда хочешь, — водитель ухмылялся, показывая клыки, слишком острые и длинные для человеческих. Маггл, без сомнения, но маггл с оборотническим потенциалом. Может со временем стать вожаком собственной стаи. — Хотя если дёрнешь в сторону того дома, в котором мы тебя прихлопнули, я буду только рад: меньше вынюхивать придётся. — У тебя насморк? Пару мгновений Долишу казалось, что сейчас водитель его ударит. Но тот удержался: видимо, инструкции на этот счёт не подлежали двойному толкованию. — Не твоё дело, урод колдовской, что там у меня. Тебе велено бежать — значит, беги. Помогать тебе здесь никто не станет. — Велено? Как интересно. Ты всерьёз считаешь, что весь мир вертится вокруг твоего драгоценного вожака? Оборотень не ответил, лишь фыркнул надменно. — А, да, ещё одно. Похоже, ваш вожак рисковал вами всеми, чтобы заполучить в стаю... как ты там сказал? Ах да, колдовскую уродину. Подумай об этом на досуге. — Кончай болтать, беги! — прорычал оборотень. Долиш хмыкнул, сделал несколько шагов по едва заметной тропке. Позади взревел мотор. Бежать? Ну уж нет. До полнолуния нужно как следует отдохнуть. Потом пригодится каждая крупица сил. Исход, скорее всего, предрешён, но не такой человек Джон Долиш, чтобы сдаться заранее. Лаванде не будет за него стыдно. *** Стая мчалась через лес. Где-то там, впереди, пахло человеком. Пахло добычей. Деревья сливались в тёмную полосу, под лапами мягко пружинила хвоя. Серебряный глаз луны холодно следил за тем, как с оскаленных пастей капает слюна, как заходится диким воем то один, то другой оборотень. Полнолуние — время, когда людишкам лучше не выходить из дома. Полнолуние — время, когда царствуют волки. Лаванда бежала вместе со всеми, вдыхая запах сосновых иголок, слыша заполошный крик ночных птиц, срывавшихся с насиженных мест в неизбывном страхе перед чудовищами, охотившимися нынче в лесу. Сила бурлила в крови, сила переполняла тело, ставшее таким послушным, таким гибким и быстрым... И от этого она отказывалась весь последний год? Ради чего?! Как глупо... Впереди мерно рысил вожак. Родной и знакомый. Его надо слушаться — и тогда всё будет хорошо. Он позаботится о хорошей добыче, о том, чтобы стая всегда могла охотиться в этих местах, рыскать в лесу, беспрепятственно получая то, что нужно. Самый лучший вожак самой лучшей стаи. Мысль, трепетавшую на краю сознания, Лаванда старательно от себя гнала. Додумает потом — позже, когда стая уже загонит добычу. Не так уж много времени осталось, люди бегают медленно. И спотыкаются. Человек кубарем покатился по склону в небольшой овражек. Стая торжествующе взвыла — и расступилась, услыхав короткий приказ вожака. Лаванда поняла, что решающий удар нужно нанести ей. Какая честь! Вскочил человек быстро, и вожак ударом лапы опять уложил его на землю. Пахнуло кровью... а вместе с ней — какой-то смутно знакомой человеческой гадостью, причём запах внезапно оказался приятным. Но разве не всё, чем пользуются люди, редкостная дрянь? Одеколон. Вот как это называлось. Любимый одеколон... кого-то значимого. А под хлынувшим в нос запахом одеколона и пряным, одуряющим ароматом крови — запах самого этого человека. И немножко отдаёт помадой с ванилью, Лаванда хотела такую, когда... когда сама была человеком. Такое возможно? Вожак вновь нетерпеливо взрыкнул, и Лаванда метнулась вперёд. Время застыло, пока она летела в красивом прыжке. Человек медленно, очень медленно вскинул голову вверх, словно подставляя незащищённое горло. Хочет, чтобы всё закончилось побыстрее? В памяти всплыла странная, смешная игрушка: жёлтая резиновая уточка в тельняшке. Откуда она? Зачем она? Дальше воспоминания хлынули непрерывным потоком: Лаванда топает ногами, а человек вздыхает с показным терпением; Лаванда разглядывает жуткие колдографии... И дальше, вглубь памяти: лестница в Хогвартсе, клыки на руке, боль, боль, боль... Раздавленный колпачок от помады. Фенрир Грейбек — виновник всех бед. И экс-аврор Долиш... Воспоминания были неправильными, ненужными, ужасными. Лаванда взревела, обрушиваясь на человека всей своей массой, погребая его под собой. Нужно закончить дело, нужно слушаться вожака... Клыки, вонзающиеся ей в грудь. Боль. Иногда она... необходима. Лаванда развернула морду. Действовать нужно быстро. Она оттолкнулась прямо с груди лежащего под ней человека (останутся следы когтей, ему будет больно... ну да ладно) и ударила Грейбека в грудь. Клыки вонзились ему в шею — Лаванда действовала так же, как он сам когда-то, давным-давно, в коридорах и на лестницах Хогвартса. Грейбек был массивней её и куда сильнее, но не ожидал нападения, расслабился — она ведь вела себя так послушно, так радостно охотилась бок о бок с ним! Всего лишь ещё одна из его стаи. Он хотел подчинить её, и ему удалось... Белоснежные клыки молодой волчицы сжались крепче. Драться за свою жизнь Грейбек всё-таки умел. Удар огромной лапы с растопыренными когтями распорол Лаванде бок, затем ещё раз и ещё, но это было неважно, ведь она давным-давно научилась принимать свою боль, жить с ней. Лаванда выла, но челюстей не разжимала. Она уже не школьница, она оборотень — и может за себя постоять. Жилы Грейбека пульсировали под её клыками, и Лаванда вгрызалась в них всё глубже и глубже. Кровь текла по шерсти — тёмное на тёмном, это было прекрасно, это поднимало из глубин её души что-то первобытное, примитивное, нерассуждающее; то, что заставляло рычать, сжимая зубы на горле врага. То, что давало силы терпеть боль, не обращать на неё внимания. Почти любить боль, ведь ты живёшь, пока её чувствуешь. Грейбек говорил именно так. Скоро он перестанет чувствовать и боль, и всё остальное. Кровь капала на землю, клочья шерсти, вырванные вместе с кусками кожи, валялись под ногами у дерущихся волков. Но неожиданная атака Лаванды всё-таки принесла свои плоды: Грейбек медленно, почти величественно завалился набок, захрипел и затих, бессмысленно глядя широко распахнутыми жёлтыми глазами на равнодушную луну. Лишь тогда молодая волчица позволила себе разжать клыки. Похоже, всё было закончено. Хотя нет, ещё не всё. Отойдя от трупа на пару шагов, Лаванда обернулась к стае. Вздёрнула верхнюю губу, показывая окровавленные клыки. Тихо, но повелительно взрыкнула. Первым припал к земле пегий оборотень с проплешинами на морде. Ткнулся мордой в палую хвою и едва слышно заскулил. Его примеру последовала молоденькая волчица с белым пятном под горлом. Мало-помалу вся стая признала власть нового вожака. Им было неважно, волк или волчица командуют ими: стая жаждала продолжить охоту. Что ж, их ожидает неприятность. Когда последний оборотень выразил ей покорность, Лаванда позволила себе отвернуться на несколько секунд. Подковыляла к своему человеку, вдохнула знакомый запах — одеколон, Волчьелычное зелье, совсем немного огневиски, действие которого наверняка уже выветрилось во время погони, — затем развернулась спиной к спасённому и опять обвела стаю пристальным взглядом. Те, кто успел вскочить, вынуждены были снова припасть к земле. Для пущей острастки Лаванда низко, со значением зарычала. Ответить ей не осмелился никто. Нужно было продержаться до рассвета. Сколько это времени? Кажется, вечность. Нужно продержаться... Лаванду шатало, но она должна была держаться на ногах. Стоит присесть — и стая, распалённая охотой, недовольная поведением нового вожака, выйдет из повиновения. Всегда найдётся молодой и дерзкий, готовый бросить вызов. Она ведь нашлась, правильно? А она, по сути, никто, ведь Фенрир, могучий Фенрир, повержен в прах. Когда на холку почти невесомо легла рука, Лаванда резко обернулась. Но рычать и кусаться не стала. Человек гладил её, тихо и бережно, и от этого становилось немного легче. Лаванда стояла, покачиваясь и равномерно порыкивая, а перед ней лежала на земле стая. Её стая. Теперь уже точно её. Рассвет принёс привычную боль, которую Лаванда на сей раз приняла почти со слезами благодарности. Можно было упасть и завыть, катаясь по пахнущей дождём и прелой хвоей земле, выдирая когтями пожухлую траву. Дальше её человек справится сам. *** — Ну как ты? — Лаванда осторожно присела на край кровати. Долиш приготовился было к вспышке боли, но кровати в Святом Мунго зачаровывались на совесть: тонкий матрас даже не шелохнулся. — Нормально, — одними губами улыбнулся он. Всё, конечно, было ненормально. Ненормальные чувства к оборотню, ненормальное желание порадовать её, приведшее к самой ненормальной изо всех драк между его подопечными. Хотя если подопечные пытаются тебя сожрать, остаются ли они под твоей опекой? Философский вопрос... Впрочем, эта страница жизни оставалась позади, и Долиш изо всех сил пытался себя уверить, что рад. Сегодня Лаванда заявилась накрашенная так густо, словно собиралась на выдуманный магглами шабаш: мохнатые чёрные ресницы, сильно подведённые глаза, тени для век, какие-то белила, смешанные с румянами, и проклятая помада — Долиш узнал цвет, то ли лиловый, то ли сиреневый. Помада девушке совершенно не шла. Сказать об этом или тактично промолчать? Лучше промолчать. В конце концов, не факт, что остальные не в полном восторге от этого... буйства неестественных красок. Иногда, глядя на молодёжь, Долиш ощущал себя реликтом давно минувших эпох, чудом сохранившимся артефактом, достойным разве что номерной полки в Отделе тайн. Белизна стен в палате раздражала, равно как и участливо-испуганные лица колдомедиков. Боятся, сволочи. И до полнолуния ещё будут бояться... а может, и после. Насчёт «после» Долиш, честно говоря, сомневался. У Билла Уизли, располосованного куда сильнее, появилась тяга к непрожаренным бифштексам — и этом дело ограничилось. Ну, будет он в полнолуние бриться четырежды в день или требовать у официанта стейк с кровью, подумаешь! Невелика цена за то, что остался в живых. Лаванда пострадала куда сильнее. Кстати, о Лаванде... — Так что, госпожа альфа стаи, как там твои? — Ох, не напоминай! — Браун закатила глаза, на миг помрачнев, но тут же снова ослепительно улыбнувшись. Видать, вспомнила, что больному велели сообщать лишь хорошие новости. — Они похожи не на волков, а на баранов! Гермиона утверждает, это из-за необразованности. Дикие люди... то есть, волки... в общем, совсем дикие. Понемногу учу их цивилизации. Девушки уже заинтересовались косметикой. Гермиона, правда, говорит, чтобы я не слишком на них давила... Ага, к делу подключилась миссис Уизли. Значит, с оборотнями относительно в скором времени всё будет в порядке. — Мы пока договорились о курсах — и я настояла, чтобы курс ухода за собой в расписание включили обязательно! Долиш представил себе толпу завитых и напомаженных оборотней, украшенных бантиками и пластиковыми заколочками, модными сейчас у магглов. Каждый при этом с интересом читал тщательно составленный гороскоп на следующий лунный месяц. И бриллиантовые стразы на клыках поблёскивают. И шерсть мелирована... От такой картины поневоле содрогнёшься! Лаванда, заметив, как Долиш ёжится, поспешила переменить тему: — Ты лучше скажи, тебя наконец восстановят в этом твоём аврорате? Ясно. С оборотнями, похоже, дела обстоят совсем не так гладко. Но с проблемами Лаванды он уже помочь не мог. Кажется, сожаление об оставленных позади временах всё же не отпускало. Странное, нелепое сожаление. Чтобы отвлечься от него, Долиш послушно ответил: — Уже восстановили, с испытательным сроком, конечно. — Здорово! Рада за тебя. Обычная светская беседа — ну, с поправкой на то, что беседуешь с гриффиндоркой. У них нормально разговоры подобного толка разве что Сириусу Блэку давались, хоть он и плевался каждый раз, когда в подобном участвовал. Ну и Поттеру ещё. Предыдущему: нынешний старается, но пока выходит не слишком. Ушедшие лица, полузабытые манеры... Точно пора в Отдел тайн, на полку, зубами вперёд. И бирочку на лоб шлёпнуть: «Артефакт Джон Долиш, инвентарный номер такой-то, найден в коридорах Министерства магии»... Сейчас как никогда Долиш чувствовал себя никому не нужной рухлядью, старьём, подлежащим замене. Может, ну его, этот аврорат? Там нынче многое изменилось, вряд ли он придётся ко двору. — Ну, я пойду тогда. — Лаванда неловко встала, кивнула немного торопливей, чем обычно, почему-то прикусила губу, повернулась спиной, собираясь уходить. Плечи её едва заметно дрогнули, и Долиш всё-таки сказал то, чего говорить ни при каких обстоятельствах не собирался: — Ты с этой помадой на бледную моль похожа. Смени её. Сказал — и тут же мысленно обозвал себя остолопом. Но Лаванда обернулась, фыркнула ехидно: — А зачем тогда покупал? Мерлин, она помнит! — Ты хотела... — пожать плечами, лёжа недвижно на больничной койке, оказалась невероятно сложно. — В следующий раз, — глаза Лаванды блестели, в них светился ехидный вызов, — пойдём покупать вместе. Подберём подходящий оттенок. Ох... выдержит ли он подобное испытание? Всё-таки не мальчик уже... вон, кости старые скрипят на смену погоды... — Договорились, — выговорить это слово оказалось невероятно сложно, куда сложней, чем наглаживать волчью холку в полнолуние, вопреки всем правилам, инструкциям, здравому смыслу, наконец! Сейчас Долиш с ужасом вспоминал финал той ночи. Должно быть, он тогда совсем лишился рассудка. — Договорились! — кивнула радостно Лаванда, а затем наклонилась и оставила на губах Долиша часть той самой помады. Похоже, насчёт стойкости этого выкидыша парфюмерного искусства производители малость приврали. Зато насчёт ванили — чистая правда. — Эй, уж мне-то она точно не пойдёт! Лаванда расхохоталась и повторила поцелуй. А потом ещё и ещё раз. И Долиш впервые за много времени почувствовал себя молодым.