Может тебя из шланга полить?

— Ты на стройку или на фотосессию собрался? Именно это сказал Даня Ване, спускаясь ступеньками от дома к машине. Хоть и звучало это так, будто он издевается над Ваней, но таким оно не было. Это были первые слова к Ване за последние два дня. Даня скучал по нему, даже находясь с ним в одной комнате. Скучал по объятиям, поцелуям, прикосновениям. Он чувствовал, будто от него забрали самое важное. Ту часть, ради которой он жил, а не просто существовал. — Хм, — пробурчал Ваня, — ты за меня не волнуйся, я на работе не пачкаюсь. Даня был рад, что он хотя бы ответил на его подкол. А это уже что-то. Но ему все-равно не хватало чего-то. Былого веселья, шуток. Улыбки Вани, в конце-концов… — Мальчишки, со мной поедете, — сказала мама Лида, подъехав на мотоцикле, — в машине всем места не хватит. Даня обрадовался такому развитию событий. — Чур, я в коляске. — сразу проговорил Даня. — Ха ха, — выпалил Ваня, — ты ещё сюда бутылочку с сосочкой возьми. Даня сугрюмил лицо, хотя в душе радовался как маленький ребёнок. Может все уже наладилось? Может он забыл уже тот поцелуй с Элей? В эту же минуту из дома вышел папа Антон и начал показывать всем сгоревший дом, чтобы все могли сравнить «До\После». Под шумок Даня тихонько слез и открутил брызговик с заднего колеса. «Посмотрим, не испачкаешься ли ты, любимый» — подумал тогда он. Всю дорогу Даня старался не смотреть в сторону Вани. Последний делал тоже самое, но у него это получалось намного лучше. «Думаешь, он тебе безразличен? Он тебе не нужен? Тебе на него плевать?» — только и всего было в мыслях Дани. «Но, почему-то твои взгляды на него этого не говорят! Сохраненные фото на телефоне, вечные касания коленками. Разве это не аргументы?» И плохо не то, что он обманывал Ваню. Плохо то, что он обманывал самого себя. Это самое ужасное, что только может быть в этом мире, итак полном неправды. И то, что он делал вклад в этот колодец лжи дает лишний повод на то, чтобы бросить все старания завоевать Ваню. Такими темпами у него не будет шансов. Приехав на строй. площадку, они, после дедовских объяснений, взялись за работу.

***

Ваня чувствовал приближение чего-то плохого. Он не знал, как быть дальше. Как так же безустанно делать вид, что ему глубоко плевать на Даню, а в душе хандрить по его улыбке. Так не могло продолжаться и дальше. Как ему во всем сознаться? Как сказать о том, что он для него что-то значит, что он значит многое. Что он не просто четыре буквы и сводный «брат». Он гораздо важнее. Он был важнее всего важного, как бы банально и глупо это не звучало. Возможно он бредил, но это была правда. Он мог поклясться, что отдаст самое дорогое, что у него есть, лишь бы на минуту, на несколько секунд побыть самой важной частью жизни Дани. Услышать, что он для него не пустое место, а его слова — не пустые звуки. Он хотел наконец быть в чём-то на 100% уверенным. Он просто хотел быть нормальным «ненормальным» человеком. Он хотел любви, ласки, заботы. Но только не от родителей, а от Дани. Неужели он просил чего-то невозможного. Он был преданным ему, он никогда бы не изменил. Но он и прекрасно знал, что преданных часто предают. И поцелуй Дани с Элей тому подтверждение. Он говорил, что Эля сама его поцеловала. Но Ваня не хотел верить. Не мог… И, как не странно, тяжелее всего сознаться в любви тому, кого ты действительно любишь. Почему, спросите вы? Риторический вопрос. Потому что от ответа зависит наша жизнь. Будет ли она светлой и яркой, или же мрачной и тёмной. Мы живём не прошлым, и даже не настоящим. Мы живём будущим, строя планы на неделю, месяц, год, на всю жизнь, не зная, что с нами может случиться завтра. Забывая, что завтра может и не стать. И постоянно откладывая всё на потом, в один день мы можем фатально ошибиться. И пути назад не будет. И остается только одно: жить настоящим, мечтать настоящим, признаваться в чувствах сегодня, сейчас, а не когда-то в далёком завтра. Любить — значит бороться с тысячами преград внутри себя. Но Ваня не мог сломать и одну…

***

— Ты чего такой задумчивый, помогай лучше. — Даня как будто вывел его из транса. — Ч-что? — ответил Ваня. — А, да, работа. — После этих слов он взял лопату в руки и продолжил копать траншею под канализацию вместе с Даней. Он был готов это делать вечно. Будь что, любую работу. Лишь бы с Даней. «И о чём это он, интересно, думал?» — Даня странно посмотрел на брата, который неумело делал свою работу. Но и видно было, что он старался. — С чего это вдруг ты так стараешься, — спросил Даня, — я-то думал, что от тебя помощи даже не будет! — Ну, просто так, давно ничего не делал такого. А, точнее, никогда.

***

— Дань, сходи за водой, хочу пить и умыться. — умоляюще попросил Ваня. — Да конечно. — спокойно ответил Даня. Отдаляясь, он посмотрел на брата, который перестал работать и опять о чём то задумался. Даня чувствовал между ними какую-то связь в тот момент. Какое-то притяжение. Вскоре оно накалилось до предела. Но со стороны будто ничего не было видно. Это могли увидеть и почувствовать только они. Как воздух нагревался и искрил, как мир вокруг вдруг становился тесным. Как вдруг захотелось чего-то необычного. Свободы.

***

Всё, что было дальше Ваня помнит смутно. Единственное, что он услышал чётко, так это слова отца Лёши: «Ложись. В костре бомба!». И потом, буквально в двух метрах от костра силуэт Дани с двумя вёдрами воды. В экстренных ситуациях мы не умеем делать верные выводы. Совершать правильные поступки. Ваня не умел. Только увидев Даню его будто что-то убило изнутри. Лицо окаменело. Время остановилось. Дышать стало трудно. Уже даже не было смысла дышать. Он понимал, что земля уходит из-под ног, а воздух в лёгких заканчивается. Как и сам Ваня. Последние, что он помнил, это свой рывок. Как он преодолел 5 метров за долю секунды. В конце он почувствовал лишь взрыв. И тело Дани под собой, такое нежное и беспомощное. Дальше все как в тумане.

***

Он очнулся от криков родителей. Они трясли ним, думая что он умер. Но когда он открыл глаза, все заплакали. Но он не обращал на это внимание. Вся голова была забита им. Он боялся, что Даня не выжил. Что Ваня слишком медленно среагировал. Что «уже» слишком поздно. Руки начали трястись. Он попробовал встать, но ноги не слушались. На глазах были засохшие слёзы. Но тут он увидел его. Он дышал. Он был живой. И ему больше ничего не нужно было. Ваня отключился.

***

— Как ты? — послышалось Ване будто из подсознания. Он попробовал встать, но вдруг понял, что не может. Слишком болела спина. Он был у себя в комнате. И тут только он и Даня. Страшнее всего для него было осознание того, что если бы он умер, Даня не грустил бы по нему. Но, одновременно, Ваня и не хотел, чтобы он грустил. Он итак принёс малому слишком много суеты и проблем. Слишком часто встревал туда, куда не стоило, сказал слишком много всего лишнего. Ваня решил сознаться во всем. Возможно, это принесет Дане боль, и тот больше никогда не будет с ним разговаривать, но Ваня должен это сделать. — Почему ты меня спас? — спросил Даня. Его глаза были уставшие, но такие-же живые, как всегда. — Я не мог поступить иначе. Я-я, — он растерялся, — т-тебя люблю. А пока-что Ваня стоял между двумя стенами. Над пропастью. В любой момент он мог упасть. Но он не упадёт. Нет. Даже когда горит только маленькая искра надежды. Ведь даже с маленькой искры может разгореться огромное пламя. Не ему ли это знать. — Я тебя тоже. — далеким эхом разлеталось в сознании Вани. Даня наклонился и прильнул своими губами к Ваниным. Он чувствовал каждый миллиметр, каждую молекулу. Голову как будто отшибло. Были лишь только они на целый мир. Да и никого больше не надо было. Теперь уже ничего не имело значения. Ничего, кроме Дани, который был для него одновременно раем и адом, свободой и тюрьмой, убийством и спасением. Но, единственным, чем он был на сто процентов, так это влюбленностью.

Первой. И. Последней.

Вечной.