Старейший

Три… четыре… Уверенно и ритмично. Мощное усилие мышц спины, подхваченное движением рук. Вверх, коснуться грудью перекладины, зафиксировать положение. Так же медленно, контролируя каждую мышцу опуститься, секунда на отдых, снова вверх. Пять… Он любил силовые тренировки — в отличие от монотонных занятий на выносливость, работа почти на пределе возможностей требовала выложиться до конца. Никаких посторонних мыслей, никаких забот — только отточенная работа тела, здесь-и-сейчас. — Старейший, там к тебе… просят срочно, — мальчишка на побегушках восхищенно уставился на перекатывающиеся по обнаженной спине мышцы. Тот, кого назвали Старейшим, выдохнул: — Полминуты. Шесть…семь… восемь. Дотянулся носками до пола, разжал руки. — Пожар? Потоп? — Нет… — Тогда какого рожна? — Ты не предупредил, чтобы не беспокоили. Мужчина кивнул — и правда, не предупредил. Все равно бесполезно. За каждой мелочью, как в первые месяцы, уже не бегали, но, тем не менее, дернуть могли в любую минуту. Он бы давно с удовольствием сложил полномочия, да кто ж позволит? Избранный, как-никак, спаситель племени, не брамин чихнул. Старейший расстегнул пояс со свинцовыми брусками — похоже, сегодня спокойно позаниматься не дадут — опустил на пол. Движение получилось медленным: сто десять фунтов просто так не бросишь. — Что там? — Чужой какой-то. Ободранный весь. Плачет. Тебя просит. — Накормили-напоили? — Отказывается. Тебя просит. Говорит, только Старейший поможет. Мужчина покачал головой. Сколько их было таких, отчаявшихся, приходивших к нему как к последней надежде? Не переводятся. И не переведутся, наверное, никогда. Люди не меняются: прав тот, у кого больше пушка. Вычистишь один гадюшник — тут же поднимают голову твари, которые раньше сидели тихо, боялись тех, кто посильнее. И так до бесконечности. На его жизнь точно хватит. Чужак ждал в доме, который считался местом совета, а Избранный про себя называл выставкой достижений военно-промышенного комплекса. У одной стены собранная на манекене силовая броня Анклава, у другой — точно так же смонтированные доспехи Фрэнка Хорригана, большая часть стен увешана разнообразным оружием. Старейший частенько посмеивался над этой коллекцией, вспоминая, что тщеславие раньше считалось грехом — тем не менее, раз за разом вешал на стену какой-нибудь новый экземпляр. Он откинул полог, закрывающий проем, шагнул внутрь. Чужак скользнул любопытным взглядом — и снова уставился на дверь, напряженно ожидая. Избранный хмыкнул про себя — не иначе, как пришелец принял его за телохранителя и теперь ждет, когда же появится тот, кого он должен бы охранять. Впрочем, немудрено ошибиться. Он ждал Старейшего — наверняка, кого-то в почтенных сединах, с кротким и мудрым взором. А в дверь зашел тридцатилетний полуголый бугай. Шесть с гаком футов роста, и двести сорок с лишним фунтов мышц, коротко стриженные — чтобы под шлемом не мешались — выгоревшие до белизны волосы, испещренная шрамами кожа, пистолет на бедре. Охраняли периметр Нью-Арройо надежно, но за годы на пустоши Избранный привык никогда не расставаться с оружием. — Ты хотел говорить со Старейшим, — сказал он. — Слушаю. Чужак посмотрел на него внимательней, перевел взгляд на дверь, снова на вошедшего, мысли его отражались на лице так отчетливо, что Избранный едва сдержал улыбку. Помолчал, видимо, привыкая к мысли, что вот этот разбойничьего вида мужик и есть тот, к кому он шел, почти не давая себе времени на отдых. И начал рассказывать. Подобных историй Избранный слышал не один десяток. Небольшое поселение у источника, несколько семей, живущих за счет скудных урожаев, браминов и охоты. Охотятся с луками да копьями, хорошо, если два ружья на всех. А потом появляются рейдеры, и пасторали приходит конец. Этот был на охоте, а когда вернулся, на месте домов чернели остовы, рядом с которыми лежали обгорелые до неузнаваемости трупы. Тел было меньше, чем жителей деревни, среди трупов не нашлось ни одного детского. Вывод напрашивался сам собой — остальных угнали в рабство. Быть может, их еще получится спасти, если догнать бандитов до того, как добычу успеют продать. Потом, наверное, тоже — но выйдет дороже и дольше. Слухами земля полнится; говорят, к Старейшему этой деревни можно прийти и попросить помощи — и он никому не откажет… Избранный хмыкнул. Он провел своих людей за много миль от Сан-Франциско ровно затем, чтобы осесть в местах, где ни о нем. ни о его похождениях и слыхом не слыхивали. Но незаметной жизни не получилось. Сперва по их следам пришли рейдеры, почему-то решившие, что одна половина похождений Избранного просто выдумана, а вторая — лишь результат изрядного везенья. Потом выяснилось, что жить замкнутой общиной означает быстро одичать, даже несмотря на то, что изрядную часть племени составили выжившие из Убежища, разграбленного Анклавом. Нет торговли — не пополняются запасы патронов и через год-два все огнестрельное, а тем паче, энергетическое, оружие превратится в бесполезные железяки. Сам Избранный без колебаний вышел бы с копьем на золотого гекко или пару-тройку рейдеров, но против Когтя Смерти требовались аргументы посерьезней. Да и в бандах обычно оказывалось куда больше трех человек, а переть с копьем на пулемет, может, и смело, но не слишком умно. К тому же, кроме оружия есть множество других вещей, которые проще выменять, чем сделать самим. Из чего ковать плуг, если негде переплавить металл? Спору нет, можно и палкой поле перепахать, только зачем? Снова одеться в шкуры? Лечить раны не стимпаками, а целебными порошками, нагоняющими сонливость? Нет торговли — нет притока новой информации, культура коснеет, переваривая одно и то же внутри себя, и уже спустя какие-то восемь десятилетий знания сменяются легендами, банальное убежище превращается в место, преисполненное сакрального смысла, а генератор эдемских кущ компактный становится священным Граалем вместо всего лишь одной из довоенных технологий. Такое уже было однажды: его дед, Выходец из Убежища провел тех, кто пошел за ним через половину страны, пока не встретил племя, которое их приняло — и создал замкнутый мирок, куда почти не доходили вести из большого мира. Избранный помнил, как тяжело переживал то, что сейчас он назвал бы культурным шоком. Тогда, впрочем, он и слов-то таких не знал — просто обнаружил, что мир куда больше ущелья, в котором он вырос, и многое в этом огромном мире оказалось совсем не таким, как представлялось раньше. Спустя много лет он считал, что неискушенность отнюдь не означает благодати. Скорее, наоборот. Он не хотел, чтобы история повторилась, поэтому из деревни в другие, более «цивилизованные» места пошли караваны. Тем более, что торговать нашлось чем — генератор эдемских кущ компактный помог превратить пустыню в плодородную местность. Так что вокруг деревни расстилались поля, тучные пастбища для браминов и даже плодоносные сады. Где караваны — там и рейдеры, где рейдеры — там карательные операции, Избранный не собирался оставлять безнаказанной гибель своих людей. А как только пошла слава о сильном племени, появившемся из ниоткуда, появились слабые, искавшие защиты. И слухи о том, где эту защиту можно получить. Так оно и пошло. Правда, в этих местах его знали как Старейшего, а не как Избраного. А в остальном — никакой разницы с бывшим калифорнийским побережьем — и там и там он вечно оказывался по уши в чужих проблемах, причем часто — сам того не желая. Вот и сейчас он молчал, про себя уже зная, что скорее всего согласится, если при дальнейших расспросах не выяснится, что помочь можно только повернув время вспять. И вовсе не потому, что был жалостлив не в меру. — Заплатить тебе, разумеется, нечем, — сказал Избранный негромко, словно размышляя сам с собой. Пришелец всхлипнул и бухнулся на колени, пытаясь обнять ноги и бормоча что-то про вечную благодарность, несчастных детей и жалость. Избранный поморщился про себя. Одно и то же. Пожалей… спаси… не дай погибнуть… Поставь на кон свою голову ради спасения людей, ни разу в жизни не виденных. И ни один — ни один за все время! — ни разу не задумался — а чем я могу расплатиться, если просто нанять не получается? Например, не нужны ли рабочие руки на то время, пока несколько воинов племени вместо участия в общих делах отправятся гонять рейдеров по пустыне? Или попытаться повернуть ситуацию таким боком, чтобы из нематериальных вещей можно было извлечь вполне ощутимые выгоды. Скажем, когда пройдет слух об очередной разгромленной банде, кто-то из рейдеров может решить и вовсе убраться подальше от этой местности, что пойдет на пользу не только мелким поселенцам, но и племени — обеспечивать караванам безопасность довольно утомительно. Но думать никто не хочет. Только стонут и пытаются давить на жалость. Ну как же — взялся спасать, значит, собственных интересов по определению быть не может. — Встань, — сказал он, добавив в голос тщательно отмеренную порцию тепла. — Карту читать умеешь? — Нет… Действительно, чего это он… Хорошо, если этот фермер буквы разбирать в состоянии. Избранный выглянул за полог, где у порога сидел мальчишка на побегушках, отдал несколько приказов. Четверть часа спустя в доме появились разведчики племени — те, кто знал округу на несколько недель пути во все стороны и мог по сбивчивым описаниям наподобие «три дня пути так, чтобы солнце светило в правую щеку, а потом по каньону до конца» понять, где происходило дело. Просто взять с собой пришлого в качестве проводника не получалось никак: вряд ли он способен ориентироваться на скорости «Хайвейнмена», к таким делам привычка нужна. А потом — доведет он до своего сгоревшего дома, а дальше? В бою проку никакого, мешаться только будет, придется бросать одного среди руин — на верную гибель. Чудо, что он сюда-то в одиночку добрался. Еще и место в машине займет, которое и без того не резиновое. А без «Хайвейнмена» никак, дневной переход за два часа дорогого стоит. — Сколько их было? — спросил Избранный. Чужак помотал головой. — Я не видел. Когда пришел — уже поздно было. Два тела оставили… и трое наших там же легли. Разведчики переглянулись, явно озадаченные. Старейший покачал головой. «Цивилизованные люди» называли дикарями племя Арройо… Но кто больший дикарь — тот, кто носит шкуры и охотится с копьем, или одетый в джинсы человек с ружьем, неспособный по следам прочитать, сколько пришло по его душу? Что важнее — уметь разбирать закорючки на бумаге, или знать дюжину съедобных растений и полдюжины лекарственных? До войны, если верить книгам, и тех и других было на порядок больше — но то до войны… Правду говоря, ответа у него не было. Две трети жизни он проходил в шкурах, потрясая копьем и не задумываясь о высоких материях. За следующие два года ему пришлось узнать едва ли не больше, чем за всю прошедшую жизнь. Он не собирался отказываться ни от себя прошлого, ни, тем более, от себя нынешнего. Дикарь с копьем обладал цепким разумом и гибкой психикой, позволившей не свихнуться, столкнувшись с неведомым. Но право слово, насколько все было бы проще, владей он тогда хотя бы четвертью своих нынешних знаний… Что ж, с количеством врагов придется разбираться на месте. Его разведчики уже знали, о каком городишке идет речь, и Избранный склонился над картой, размышляя. Если — если! — рейдеры погонят рабов на продажу, то они пойдут на север через горы, по дороге, что до войны называлась трассой номер пятнадцать до города, где можно сбыть живой товар. Догнать на машине пеших путников будет несложно. Хуже, если по дороге рейдерам встретится рабовладельческий караван, которому они продадут добычу. Ищи потом… Совсем плохо, если рабы предназначались не для продажи, а для собственного употребления. Тогда можно и не успеть, несмотря на автомобиль. Как бы то ни было, больше пяти человек в машину не поместится. Лихой кавалеристский наскок не пройдет — впрочем, впервой, что ли? — Не буду ничего обещать, — сказал, наконец, он. Пришелец качнулся, собираясь снова бухнуться в ноги, но замер, остановленный жестким взглядом. — Что сможем — сделаем, но я не готов безоговорочно клясться, что твоя семья вернется живой. Теперь иди — тебя накормят и покажут, где жить, до тех пор, пока не вернемся. Все нужные распоряжения он отдал еще когда собирал воинов, и одна из женщин племени уже ждала у двери. Чужак ушел, и Старейший тут же выкинул его из головы. Человек более не имел значения, оставалась лишь задача, которую требовалось решить. Жаль, Кэссиди нет, с ним они когда-то прошли огонь и воду. Но спустя несколько лет вроде бы мирной жизни бывший бармен просто собрал вещи и ушел, бросив в качестве объяснения только одну фразу: «я не хочу видеть то, во что ты превращаешься». Избранный не стал его удерживать. Что ж, в племени найдутся воины и помимо Кэссиди — он уже знал, кого возьмет с собой. Оставалось только отдать последние распоряжения и собраться самому. Он шагнул за порог, собираясь позвать мальчишку, и столкнулся нос к носу с женой. — Почему я обо всем узнаю последней? Избранный молча задвинул женщину за спину, оставив внутри, отдал мальчишке несколько листков с распоряжениями, которые следовало передать нужным людям. Грамотны в племени были все. Так решил Старейший, и как бы ни ворчали за спиной люди, прожившие век не забивая голову ненужными закорючками, перечить вслух не посмел никто. — Потому что в такого рода вещах у тебя нет права голоса, — сказал он, складывая карты на столе. — И ты об этом знала с самого начала. Женился он не так давно, решив, что пора, наконец, обзавестись наследником. Тщательно обдумав, как обдумывал любые важные решения. Девушка выросла в тринадцатом убежище, и свадьба должна была окончательно стереть и без того уже размытые различия между жителями убежища и «дикарями Арройо». Кроме того, невеста была молода, здорова и неглупа. А то, что она вот уже несколько лет тихо и, как ей самой казалось, безнадежно была в него влюблена, не имело особого значения. Так же как и то, что на нее было приятно смотреть. Семейная жизнь оказалась в целом удобной и необременительной, но иногда жена пыталась проверить его на прочность. Впрочем, к подобного рода вещам Избранный относился философски. Желающие проверить на прочность вождя находились всегда: кому-то не нравилось, что ими управляет «мальчишка», кто-то не хотел подчиняться «дикарю», кого-то не устраивала политика и так далее и так далее и так далее… По сравнению с этим капризы одной женщины не имели большого значения. Тем более, что она вот уже два месяца носила их первенца, а женщины в подобном состоянии не слишком себя контролируют. — Но можно же было предупредить! — Я послал предупредить. Что тебе не нравится? — Послал? Я твоя жена! — И что? Порой он совершенно ее не понимал, несмотря на опыт и знание людей. Сам он вырос, ни разу не назвав мать мамой — она была Старейшей, и только так. А потом, когда племя оказалось на грани гибели и именно его выбрали искать ГЭКК — мать бестрепетно отправила Избранного пройти испытание в храме. Испытание, которое могло его убить. Он так и не узнал — была ли ма… Старейшая настолько уверена в нем, или ей просто было все равно. Повода спросить так и не подвернулось. Тетка его откровенно недолюбливала, кузен именовал только Старейшим… словом, понять, почему родственные узы обязывают к какому-то особому отношению, он так и не смог. — Неужели я недостойна такой малости, как просто увидеть тебя и услышать из твоих уст, что ты снова собрался кого-то спасать… — она сглотнула, — и можешь не вернуться? — Я всегда возвращаюсь, — как бы то ни было, жене в ее состоянии нельзя волноваться — ребенку это не на пользу. Женщина медленно покачала головой. — Хорошо, — вздохнул Избранный. — В следующий раз постараюсь уведомить лично. Если время поджимать не будет. Она опустила голову, пальцы теребили концы завязок, удерживающих штаны. — Оставь это дело другим. Ты — вождь, неправильно Старейшему рисковать головой ради какого-то оборванца с пустошей. Любого воина можно заменить, но не тебя. — Меня тоже. Я даже знаю, кто это сделает, и кто сможет помогать ему первое время, если что. Жена охнула. Избранный продолжал, будто не замечая. — Я не бессмертен. И было бы непростительной глупостью замкнуть все на себя — чтобы потом, когда меня вдруг не станет, все развалилось. — Я не хочу этого слышать! — Как хочешь. Но запомни: моя жизнь принадлежит только мне. Не тебе. Не ему, — он указал на живот женщины. — И даже не племени. Поэтому я буду поступать так, как сочту нужным, и в следующий раз не стану тратить время на бессмысленные сцены. — Я боюсь за тебя… — В первый раз, что ли? — Тогда ты не был моим мужем… и я не носила твоего ребенка… и… — она всхлипнула, уткнувшись лицом ему в грудь, обвила руками шею, прижавшись всем телом, словно хотела срастись воедино и навсегда. Старейший обнял ее за плечи, размышляя о том, что он дал воинам полчаса на сборы. У него самого всегда был готов рюкзак на подобные случаи, а в багажнике Хайвеймена лежал комплект боевой брони и изрядный запас оружия. Людям не придется его ждать, даже если сцена затянется. Жена заглянула ему в лицо. — Я люблю тебя. — Я знаю, — Избранный улыбнулся уголком рта. Наверное, она ждала чего-то другого, но лгать не хотелось. Тем более, что и раньше ни о каких любовных клятвах не было речи. Он не любил лгать. Жена привстала на цыпочки, потянулась к губам. Он наклонился, в который раз вздохнув про себя — происходящее начинало утомлять. Избранный собирался отделаться легким касанием губ, но женщина снова прильнула всем телом, ладошки прошлись по затылку, вдоль позвоночника, снова легли на затылок. Язык скользнул в рот, и он ответил по-настоящему, совсем не так, как хотел поначалу. Она снова провела кончиками пальцев вдоль позвоночника, взъерошила ежик волос. — Женщина, — выдохнул он, оторвавшись, — перестань лить слезы. Меня не так легко укокошить. Руки меж тем уже вовсю гладили ее спину. — Перестану… Я хочу тебя. Он ухмыльнулся, чуть приподняв бровь. — Попрощаться, что ли? Не драматизируй. К тому же, ни время, ни место не располагают. А почему нет, в конце концов. Тело, оставшееся без тренировки, требовало разрядки, легкое беспокойство перед предстоящим серьезным делом подстегивало, мешаясь с возбуждением. — Даже если и попрощаться, — в ее голосе прозвучал вызов. — Что неприличного в том, чтобы желать собственного мужа? Избранный наклонился, прошептал в полураскрытые губы. — Тогда хватит рыдать. Терпеть не могу женских истерик. Какая-то часть его сознания меж тем продолжала анализировать. На долгую прелюдию нет времени. Впрочем, у нее всегда было отзывчивое тело… К машине пришлось бежать трусцой, но появился Старейший точно в назначенное время. До сгоревшего городка они добрались без приключений, разве что зады поотбивали: Избранный гнал машину насколько позволяла дорога. Воины разбрелись по руинам, изучая следы. — Не был он на охоте, — сказал Старейший, вылезая из погреба. — Здесь отсиживался. — Как так может быть? — спросил Марк, самый младший из воинов. — Смотри сам. Насколько можно было судить, единственный человек, ушедший с места побоища в одиночку, отсиживался в погребе все то время, пока его семья отбивалась от рейдеров. Да и была ли вообще та семья? — Мерзость какая… — буркнул кто-то. — Зачем? Избранный пожал плечами: — Струсил, скорее всего. По его мнению, мужчина, прячущийся в то время, пока женщины — а среди тел была и женщина, погибшая явно от огнестрельной раны — отбиваются от врагов, не заслуживал не только мужского имени, но и права жить. Но с этим можно разобраться потом, если вообще будет настроение разбираться. Какое ему дело до чужой трусости? — Я не хочу ему помогать, — сказал Марк. Он вырос в Убежище, на идеалах из довоенных романов и до сих пор делил мир только на черное и белое. — Мы и не будем ему помогать, — ответил Избранный. — Мы будем догонять рейдеров. — Но… — Крыс надо уничтожать до того, как они расплодятся и пожрут людей. — Их вдвое больше, — заметил Джейк. Давным-давно, еще в Арройо, он учил Избранного охотиться на гекко. Разница в десять лет существенна, когда младшему тринадцать. — Вижу. Когда это нас останавливало? — Тебя — никогда, это верно. Как ты вообще умудрился дожить до своих лет? Старейший мог бы сказать, что если бы его когда-то остановил численный перевес врагов, Джейк был бы мертв уже восемь лет. И Марк. И двое остальных. Потому что лезть на старую нефтяную платформу спасать захваченное Анклавом племя было сущим самоубийством, если бы он тогда отступил, никто бы не посмел его упрекнуть. Но он не отступил — и Анклав перестал существовать, а в южных отрогах гор Салмон-Ривер появилась деревня, которую Избранный назвал Нью-Арройо. И кого теперь волновало то, что тогда, после боя с Хорриганом его внесли в танкер на руках, потому что стимпаков на раны не хватило? Разумеется, есть разница между спасением собственного племени и никому неизвестных фермеров. Тем не менее — крыс надо уничтожать. Однажды он видел город, где серые твари расплодились настолько, что людям пришлось покинуть это место. Двуногие крысы ничем не отличались от четвероногих собратьев. Еще он мог бы сказать, что если бы пасовал перед задачами, которые на первый взгляд кажутся невыполнимыми, то не пошел бы искать ГЭКК — и тогда сегодня мертвы были бы не только четверо его спутников, но и он сам. Но ничего этого он не произнес. Только усмехнулся и скомандовал. — Едем за ними. Я первый по следу, Марк ведет машину, через полчаса кто-нибудь из вас меня сменит. Управлять автомобилем умели все пятеро — Старейший когда-то сам научил нескольких воинов, а те, в свою очередь, учили других. Хайвеймен принадлежал ему лично, но ни один человек не вечен и жаль будет, если такая чудесная вещь снова станет ржаветь на свалке только потому, что не найдется никого, кто смог бы с ней справиться. Он закинул за плечо H&K ШОББ и размеренно припустил по следу. Читать следы на бегу он умел. Разбираться в следах на скорости автомобиля не под силу, наверное, никому. Воины молча расселись в машине и Хайвеймен тронулся. На первое тело они наткнулись спустя час. Девочка-подросток с едва оформившейся грудью. Рубашка разодрана от ворота до подола, нижней части одежды не осталось вообще. Ссадины на лице, испятнанные синяками запястья, полосы засохшей крови, стекавшей по ногам. Чуть поодаль оставались следы стоянки. Девчонку не добили — просто, натешившись, утром снялись с лагеря, а ее оставили. Она даже сумела пройти несколько метров… потом проползти. Пока не замерла навсегда, свернувшись в комок, и огромное пятно засохшей крови под бедрами красноречиво свидетельствовало о причине смерти. Осматривать тело подробно, чтобы узнать, как именно ее насиловали, Старейший не стал. Пообещал воинам, что похоронят ее на обратном пути и приказал двигаться дальше. Потом был мужчина. Совершенно обнаженный, детородный орган, перевязанный у основания и ставший похож на сизый плод банановой юкки, все еще сохранял подобие эрекции. Его оставили, связанного, и солнце Пустоши довершило дело за несколько часов. Насколько старейший мог судить, тела разделял как раз дневной переход. И наткнувшись на третий труп понял, что рейдеры уже неподалеку. Он приказал надеть броню, взять оружие и припасы, и дальше они двинулись пешком, оставив машину. Марш-бросок в несколько часов в полной выкладке — и в темноте замаячили огни лагеря. На разведку Старейший пошел сам, взяв с собой Джейка. Любой из них умел бесшумно подкрасться хоть к зверю, хоть к человеку, но Марка не стоило раньше времени подпускать к лагерю, потому что он, насмотревшись по дороге, мог сорваться в любой момент, а любой из двух остальных — увидев в нечто, требующее, по их мнению, немедленного вмешательства. У Джейка хватит выдержки не лезть в драку до тех пор, пока не услышит недвусмысленный приказ. А сам Избранный совершенно не собирался устраивать самоубийственную атаку только потому, что рейдерам вздумается поиздеваться над очередным пленником. И сами головы положат, и спасти никого не спасут — кому от этого лучше станет? Они обошли — точнее, обползли — стоянку, подсчитывая рейдеров, запоминая расположение часовых, подслушивая разговоры. Услышанное Старейшему не понравилось: их ждали. Пусть не прямо сейчас, рассчитывая, что погоня займет еще несколько дней, но часовых выставляли исправно, не одного-двух, как обычно, а половину отряда, а вторая половина сменяла первую под утро. Да и те, кто спал, ложились не раздеваясь, с оружием наготове. Очень интересно. Старейший предполагал дождаться, пока все перепьются и уснут, убрать часового, а потом расстрелять остальных прежде, чем те спросонья разберутся, в чем дело. Что ж, придется вспомнить, что они не только цивилизованные люди с огнестрельным оружием, но и дикари с копьями. Или ножами. Знающие, как затаиться на, казалось бы, совершенно плоской равнине, чтобы не спугнуть добычу раньше времени, как подкрасться и прикончить животное одним ударом. Неважно, ходит ли добыча на четырех или двух ногах. Пять часовых, пятеро спящих. Пять воинов. Неплохой расклад. По дозе кошеглаза на каждого — и в безлунной ночи все становится видно, как днем. Несколько минут на то, чтобы начертить на земле план, обозначив расположение часовых. Избранный сам провел двоих воинов туда, где им следовало ждать условного сигнала, притаился неподалеку от «своего» часового. В шум ветра вплелся треск, что издают Ночные Охотники, еле слышный, словно издалека. Избранный ответил таким же. Пора. Едва ли хоть один из часовых успел осознать свою смерть, а несколькими мгновениями позже пять теней выросли за спинами сидевших у костра. Главаря Избранный оглушил собственноручно. Остальных прикончили ножи его воинов. Старейший тщательно связал бесчувственное тело, оттащил в палатку, с глаз долой. Натерпевшиеся лиха пленники могут и линчевать мучителя, а этот гаденыш нужен был живым — трупы не умеют разговаривать. Он отправил двоих за машиной: не тащить же спасенных пешком, и так еле живы. Их осталось трое: мать с дочерью, лет шести на вид, и парнишка лет двенадцати. Измученные, голодные и перепуганные. Везти их назад, в город, не выглядело разумным: погибнут, не от рейдеров, так от голода. Вряд ли этот мальчик хороший охотник, да и втроем возделать столько почти бесплодной земли, чтобы прокормиться, почти невозможно. Значит, в Нью-Арройо прибавится людей. Это к лучшему: племени нужна свежая кровь, что до разницы культур — ассимилируются, как миленькие, если жить захотят. А не захотят — силой держать никто не станет. Он накормил их из взятых тут же запасов рейдеров, скучая, выслушал непременные изъявления благодарности по гроб жизни, мимоходом отмети, как смотрит на него женщина — пожелай он, и отдастся прямо здесь. Спаситель, как-никак. Одно и то же. Есть в этом мире хоть одна женщина, которой был бы интересен он сам — не Избранный, не Старейший, не спаситель племени, не избавитель, появившийся, когда уже не осталось надежды — а он сам, человек, имя которого уже никто не помнил? Мальчишка тоже не сводил с него взгляда — этот завидовал и хотел быть воином. Таким же. Или, нет, сильнее и круче. Может, и выйдет толк. Избранный поговорил с мальчиком как с равным, и тот расцвел от счастья. Потом долго выспрашивал женщину. Наконец, появилась машина. Он приказал отвезти спасенных в Нью-Арройо, и вернуться за ним. Поместятся как-нибудь, ребенка и женщину можно на колени взять, да и подросток много места не займет. А сам Избранный пока с главарем пообщается. Без свидетелей, не нужны они при такого рода беседах. Он выволок главаря к костру — кошеглаз уже перестал действовать, и ночь за кругом огня казалась вовсе беспросветной. Очнувшийся рейдер изрыгнул поток площадной брани. Избранный пожал плечами: о собственной предполагаемой родословной он слышал не раз и не два, а набор банальных существительных в разных сочетаниях и вовсе давно не мог его задеть. Так что он просто уселся, глядя в огонь, выжидая, пока рейдер иссякнет. Дождавшись паузы, поинтересовался, все еще не глядя на главаря: — Хочешь умереть быстро? Снова переждал поток междометий. Пояснил: — Мне нужны ответы. И я их получу. Врать, обещая свободу взамен на информацию, не стану. Зато могу пообещать легкую смерть. — Пошел в жопу. — Это твоя сексуальная фантазия? — хмыкнул Избранный. — Хочешь почувствовать себя мучеником — валяй, помогу. У меня, видишь ли, руки чешутся после того, как увидел, на что способны твои ребята. Но они-то на том свете — а ты — вот он, живехонек… пока. Ну так что мне с тобой сделать? — Не посмеешь. Ты из этих… дикарей, которые всем вокруг сопли утирают. Нимб потускнеет. — Видишь ли… — повторил Избранный. — Как ты только что сказал — я дикарь. И у нас, дикарей, есть очень интересные обычаи… Например, сожрать печень еще живого врага. Прямо на поле боя. Он помолчал, пережидая очередной поток информационного шума. — Но враг из тебя, прямо скажем, не ахти. Да и печень… Готов поспорить, плотно сидишь на паре-тройке веществ, блядями не брезгуешь… Так что печенка твоя к употреблению скорее всего непригодна, не буду я жрать этакую гадость, — он ухмыльнулся, зная, что костер сейчас бросает на лицо алые отсветы, и в мельтешении света и тени он и в самом деле выглядит кровожадным дикарем. — Поэтому я скормлю ее тебе. Не всю, чтобы не подох раньше времени. Он подбросил в костер сухих браминьих лепешек. Поинтересовался: — Про Прометея слыхал? Не слыхал. Вот и будешь сам себе наглядным пособием для изучения истории культуры, — он деланно вздохнул, пропуская очередную реплику. — Чмо ты безграмотное, классику надо знать. За что того мужика к скале приковали, сейчас неважно, у тебя точно кишка тонка такое провернуть. Но каждый день, всю оставшуюся вечность, орел выклевывал его печень — а к утру она отрастала снова. Избранный неторопливо поднялся, доставая нож. Рейдер завертелся ужом, пытаясь то ли вырваться из веревок, то ли отползти подальше. Нож вспорол одежду, не слишком аккуратно срезая ее с тела, до тех пор, пока рейдер не остался совершенно обнаженным. Там, где нож прихватил вместе с одеждой кожу, темнела кровь. Избранный помолчал, с отстраненным любопытством разглядывая главаря. — Значит, смотри, что мы сделаем. Сперва я вскрою тебе живот. Вот так, — он провел пальцем от грудины до лобка рейдера. Проще, конечно, было бы сразу под ребром разрезать, но я не хочу, чтобы ты раньше времени подох от кровопотери, а по этой линии сосудов нет. Избранный демонстративно проверил ногтем остроту ножа: — Затупился, может, с одного раза чистого разреза не получится. Значит, сначала кожу, потом жир… впрочем, ты не волнуйся, в жировой клетчатке болевых рецепторов нет. Потом брюшину — а вот тут уже будет больно, — он продолжал, словно бы не слыша рейдера. — Дальше мне придется залезть тебе под ребра и подвинуть печень книзу — чтобы удобней было резать. Думаю, это тебе тоже не понравится. Потом я отрежу пару кусочков. Или три… Ты голодный? Нет? Прекрасно, тогда подождешь несколько минут, пока я обжарю ее для тебя. Чего сырую требуху жрать, правильно? Соли добавить, перчика — ммм… тебе понравится. А знаешь, что самое интересное? У меня как раз завалялось немного лишних лекарств. И что после того, как я отрежу первую порцию, я кольну в твою печенку стимпак. И она начнет регенерировать. Будешь Прометеем, — он ухмыльнулся, беззлобно, почти ласково. — Так что сдохнуть у тебя не выйдет. Ни от кровопотери. Ни от голода — потому что приготовленное ты сожрешь, уж я постараюсь. И будет это продолжаться… — Избранный склонился над побелевшим лицом, почти касаясь, еле слышно выдохнул, — …вечность. Он резко выпрямился, нож блеснул в отсветах пламени. Быстрое длинное движение — на животе рейдера появилась кровавая полоса — как раз по той линии, что незадолго до того прочертил палец. Связанный завопил. От страха, не боли — на такие неглубокие царапины не обратит внимания ни один человек, выросший на Пустошах. Избранный ухватил главаря за волосы, приподнимая над землей. — Так будешь говорить, или мне продолжать? — О чем говорить? Ты еще ничего не спросил! Избранный неторопливо кивнул, выпуская патлы рейдера. — Вот и хорошо. Спрашиваю. Потом он долго сидел у костра, переваривая только что услышанное. Рейдер не лгал — Избранный умел расспрашивать, возвращаясь к одному и тому же, но каждый раз по-новому формулируя вопрос, уточнять снова и снова детали, из-за которых обычно и рушатся даже вполне прилично слепленные «легенды». Выходило, что он повелся, как пацан, только-только заслуживший право носить оружие. Избранный вздохнул, и включил рацию. Надо предупредить Джейка, который сейчас за главного в машине: пусть будут осторожней, подъезжая к деревне. А самому — куда? Домой, в деревню, не дожидаясь транспорта? Или туда, где рейдеров поджидали их сообщники, собиравшиеся объединенными силами перебить дикарей, пустившихся в погоню? Он успел только снять рацию с режима молчания, который включал всегда, чтобы прозвучавший не вовремя вызов не демаскировал, когда прибор ожил. — Старейший, — говорил Саймон, человек, которого он полагал своим преемником, если вдруг что-то случится до того, как Избранный вырастит наследника. — Тот чужак, что мы приютили, исчез вместе с твоей женой. И нам подкинули голодиск к воротам. Будешь слушать? — Нет, — он догадывался, что может быть на диске. — Они требуют, неважно чего, в обмен на жизнь моей жены. Мы не ведем переговоры с теми, кто берет заложников. — Я полагал, мы не бросаем своих. — Она уже мертва. — Я бы исходил из того, что она жива, — после долгого молчания ответил Саймон. — Почему? — Потому что я знаю рейдеров, — он вздохнул. — Саймон… Отправь разведчиков. Таких, что не попадутся и не будут лезть на рожон. Найди, где прячутся эти твари. И закопай их. Так, чтобы ни одна сволочь не могла потом рассказать, что случилось с отрядом. Пришли — и сгинули. Понял? — А ты? — Есть еще дела. Машину не присылайте, сам вернусь. — А твоя жена? — Похороните, как подобает, не дожидаясь моего возвращения. Все понял? Отбой. Он потратил еще четверть часа на то, чтобы обыскать лагерь. В снятом с костра котле оказалась каша из маиса и мяса, которую Избранный съел, и не без удовольствия — учитывая, что сегодня он успел только позавтракать, уже ненужный рейдерам ужин оказался очень кстати. Обшарив палатки и сумки, он прихватил деньги, пищу, которая выглядела и пахла съедобной, воду и патроны — запас карман не тянет — и двинулся к горам. До рассвета всего ничего, да и не слишком разумно ложиться спать рядом с непогребенными телами, которые непременно привлекут падальщиков. Он остановился когда солнце уже стояло в зените, опаляя землю, приглядел подходящую расселину среди камней, и заснул чутким сном охотника. Разбудил его сигнал рации. — Старейший… — это снова был Саймон. — Когда они поняли, что ответа не будет, то подбросили к воротам ее голову. И голодиск… — судорожный вздох сквозь зубы был слышен даже сквозь треск рации. — Она… умоляла сохранить ей жизнь… ради ребенка. — Успокойся. — Они записали все, что с ней сделали, только звук, но я… Но ему хватило. Старейший подумал, что, пожалуй, совершил ошибку, проча в возможные преемники человека, повзрослевшего в убежище. Как он будет действовать в по-настоящему экстремальной ситуации, если одна мертвая беременная женщина — и готова истерика. Когда вернется, надо будет серьезно поговорить, и, если что, начать отрабатывать другие варианты. Они начали с того, что вырезали ей матку. А потом насиловали агонизирующее тело и смеялись: все в крови как будто целку трахаешь. — Саймон, — в голосе Избранного звучал холод ядерной зимы. — У нас нет машины времени для того, чтобы что-то изменить. Сейчас за тобой люди, это единственное, что имеет значение. На тебя смотрят. Потеряешь голову — потеряешь управление, погубишь людей. Ты понял? — Да. — Значит, берешь себя в руки, и выглядишь спокойным и собранным. И ведешь себя так, словно ты и в самом деле спокоен и собран. Оплакивать будем потом. — Я постараюсь. — Нет. Ты это сделаешь. Разведчики работают? Воины будут готовы действовать, когда придет время? — Да. — Свяжешься после того, как ликвидируешь угрозу. Отбой. Он посмотрел на солнце, решив, что хватит дрыхнуть, и пошел дальше на север. Лагерь рейдеров он нашел в предгорьях, точно там, где указал ныне покойный главарь отряда. Потратил день на то, чтобы изучить расположение, пересчитать обитателей, выяснить, как часто меняются часовые. Лежа среди камней, Старейший внимательно слушал болтовню рейдеров — работа сродни выбиранию маковых зерен из мешка гороха. Правду говоря, Избранный ни разу в жизни не видел макового зерна, но это не имело особого значения. К вечеру он был готов действовать — оставалось только подождать, когда сгустятся сумерки. Лагерь лежал в слепом ущелье: проход — бутылочное горло с двумя часовыми, чуть дальше — костер и кухня, потом — палатки, окруженные отвесными скалами. Еще два часовых, по замыслу, должных патрулировать по обе стороны от прохода, на самом же деле — сидящие, сонно таращась в темноту, до тех пор, пока их не сменят. И много-много камней и расселин, в которых человек с навыками Избранного смог бы спрятаться буквально в двух метрах от тех, кто решится его разыскивать. Очередная пара караульных расходиться по сторонам от прохода не торопилась. Едва дождавшись, пока стихнут шаги тех, кого они сменили, двое начали упоенно целоваться. Старейший хмыкнул, решив, что дома надо будет проверить списки охраны, не попадаются ли влюбленные парочки в одном патруле. Конечно, его люди — не рейдеры, никому и в голову не придет перепихнуться в дозоре просто от скуки, но влюбленные и не такие фокусы, бывают, выкидывают. Любоваться бесплатным порно он не собирался: подождал, пока невнятный шорох не сменится ритмичными стонами, и бесшумно скользнул меж камней. Рванул мужчину за волосы, задирая голову, нож коротко чиркнул по натянутой коже. Позволил телу завалиться в сторону, зажимая рот недоуменно раскрывшей глаза женщине, оглушил выверенным ударом в висок. Скидок на пол Избранный не понимал никогда. Надел броню, взял в руки оружие — значит, воин, а с хуем или с сиськами — дело десятое. Значит, и последствия получай в полной мере. Он оттащил слабо шевелящуюся женщину от прохода, на ровную площадку, которая прекрасно просматривалась с облюбованного им места, и стал ждать, поглядывая то на экран пип-боя, то на рейдершу. Когда, по его представлению, смена должна была вот-вот появиться, он потрепал женщину по щекам, приводя в чувство, и изо всех сил ударил прикладом, дробя колено. Истошный крик перекрыл доносящийся из лагеря шум, и в повисшей тишине стали слышны недоуменные возгласы очередной пары патрульных. Еще три быстрых удара — второе колено, оба локтя — теперь женщина кричала не переставая, в, а ответ ей несся невнятный мат обнаруживших труп и пошедших на голос. Избранный дождался, пока на фоне костра, все еще горящего в ущелье, появятся четкие силуэты. И выстрелил. Два выстрела — два трупа, четко, как в тире — впрочем, грех было промахнуться на таком расстоянии. Вот теперь можно было спрятаться в подготовленном укрытии и ждать. Баба с перебитыми суставами никуда не денется, и какое-то время будет исправно орать, если не провоцируя товарищей бежать и спасать, так хотя бы действуя им на нервы. Подоспевших двоих — судя по всему, тех, кто караулил дальше в ущелье — он уложил еще парой выстрелов: глаза уже успели привыкнуть к темноте, и тонкого месяца хватало для того, чтобы разглядеть происходящее внизу. Следовавшая в отдалении группа с криками и матом повернула обратно. Избранный выстрелил вслед, надеясь не столько убить, сколько припугнуть, но раздавшийся мужской крик рассказал, что одним эффективным противником меньше. Женщина продолжала кричать еще несколько часов. Желающие ее спасти больше не появлялись. Все это время Старейший, не забывая поглядывать вниз, привязывал веревки к чекам гранат. Наверняка утром оставшаяся дюжина рейдеров попробует вырваться из ущелья. Он готов был поспорить, что сейчас они сидят, заливая страх виски и наркотой, и в темноте им мерещится отряд… нет, не дикарей с копьями, а тяжело вооруженных солдат, как минимум по одному за каждым камнем. Что ж, пусть подрожат. Но он не собирался позволить им дождаться утра. Те скалы, что рейдеры считали отвесными и неприступными, и потому даже не поднимали к ним голов, он исползал еще днем, выбирая удачные места. Старая заповедь снайперов — перед выстрелом, неважно, удачным он будет или нет, подготовь смену позиции. Он поставил несколько растяжек у выхода из ущелья, и, не углубляясь внутрь, полез по скалам. Столпившиеся у внутреннего устья часовые были видны как на ладони, но рисковать пока было рано — заметят, если успели принять кошеглаз. Лагерь внизу гудел растревоженным ульем. На месте рейдеров Старейший бы затаился, рассредоточил людей в тени, по периметру, провоцируя противника на то, чтобы покинуть укрытие. Но эти столпились у костра, пьяно переругиваясь. Избранный усмехнулся, швыряя вниз гранату, следом еще и еще. Слишком просто. Они обошли на первом шаге, и он рассчитывал на долгую игру, сродни шахматной партии с достойным противником, а получилась обычная охота. Скучно… Он сделал несколько выстрелов, сменил позицию, продолжая расстреливать мечущихся внизу людей. По скалам прошлась автоматная очередь, осколок камня, выбитый пулей, чиркнул по щеке. Стреляли наверняка наобум, сейчас Избранного невозможно был разглядеть снизу, даже накачавшись химией по самые уши. Потом от выхода из ущелья донесся взрыв и стало тихо. Избранный подождал еще с полчаса, внимательно разглядывая ущелье внизу, потом забился между камнями и позволил себе задремать. Он спустился к лагерю, когда рассветное солнце высветило верхушки скал. Несмотря на то, что положение тел с ночи не изменилось, выстрелил в каждое прежде, чем выйти на открытое место. Прислушался — ни звука. Пересчитал тела, крадучись, пробрался к выходу из ущелья, добавил к счету тех, что нашел там. Выходило, что бежать за помощью или мстить, было некому. Он добил женщину, ту, что кричала всю ночь, а к утру могла только хрипеть. Еще раз внимательно осмотрел лагерь, теперь уже — оценивая трофеи. Особенного, ради чего стоило бы пригонять автомобиль не нашел, тащить на горбу, после последних бурных дней, тоже ничего не хотелось. Разве что патроны подобрать и воду, еды ему достаточно, а запасов оружия в Нью-Арройо хватит еще на несколько поколений. Тем более, что Саймон в деревню трофеев притащит, как пить дать. В том, что он справится, Избранный не сомневался. Кстати, пора бы уже дать знать о себе. Он включил рацию. Саймон отозвался тут же, будто бы и не спал, разговор вышел недолгим. Несколько раненых, убитых нет — люди свое дело знали. Уничтоженная банда, пришлого, с которого все началось, тоже нашли. Похороны, на которых Старейшего не было — но никто не роптал, все понимали, что ему просто тяжело пережить гибель любимой жены. Развивать эту тему Избранный не позволил, свернул разговор, сухо приказав встретить его на машине там, где он расстался с воинами. Так будет проще, чем давать координаты на карте, а еще один марш-бросок он вполне осилит. В конце концов, все вышло не так уж плохо. Одна мертвая и несколько раненых против троих, которые вольются в племя, трофеи можно будет продать, и даже если от погибшей банды кто-то останется, они вряд ли решатся мстить. А слухи о том, как некие рейдеры пошли по шерсть, а вернулись стрижены, разнесутся по окрестностям довольно быстро, уж он, Избранный, об этом позаботится, несколько «случайно» оброненных караванщику слов, а дальше все пойдет само собой. Он пошел по своим следам, жуя на ходу галету: наедаться до отвала перед длинным переходом не хотелось, но подкрепиться не мешало. Утолить жажду тоже можно на ходу. Но придется снова жениться — как ни крути, наследник ему все-таки нужен. Что ж, до того, как истечет положенный приличиями срок траура, будет время обдумать кандидатуры. И в этот раз — никаких влюбленных девочек, от них куда больше мороки, чем пользы.