Nobody's Watching

Он кричал, но никто не слышал. Он показывал немые представления — но никто не смотрел. Он сдался. У него шрамы. Множество шрамов. На теле — но, в основном, на душе. Совсем крошечные — от предательства, чуть больше оставлены осколками несбывшихся мечт. Огромные и гноящиеся подарила ложь. Он тонет — и не хочет всплывать. Он привык к боли, что теплится, согревает изнутри, даёт силы. Боль — его источник. Он перерабатывает её в текстах, придаёт иную, более яркую, более выраженную форму — и отдаёт её другим. Те, другие, видят её. Остальные слышат их. Внутри — переплетение боли крошаще-ломающей и боли исцеляющей. Внутри — путаница ощущений, смыслов, мыслей. Клубок из всего, что можно и что нельзя. Он находит в этом своё успокоение. Он не хочет распутываться. А в один день у него покупают текст — и, когда спустя месяц слышит исполнение, затянутый узел мыслечувств ослабевает.

***

Он кричит, шепчет, говорит на выдохе — и никто не слушает. Но все (абсолютно все) смотрят. Наблюдают. И никто не видит. У него идеальное тело и красивое лицо. У него неестественно-белоснежная улыбка, над которой поработал настоящий специалист. У него вечная диета, превращающаяся ненароком в голодовку. В ненасытном желудке перманентная пустота. Пустота внутри, пустота в мыслях, пустота в глазах. Прекрасная оболочка пустого человека, очередной жертвы красивой на картинках и шоу жизни айдола. Он погружён в работу — и не позволяет себе расслабиться даже в кругу друзей. Потому что оболочка, потому что фанаты, потому что сталкеры. Друзья у него замечательные. Не задают вопросов, зная, что ответов не получат. Не сейчас. Когда он будет готов. Он пуст. Но в один день ему приносят демо песни, которую он должен исполнить — и что-то, ещё неведомое, робко наполняет сердце.

***

Они встречаются в студии. Тень и оболочка. Два обычных человека, которые идут за мечтой окольными тропами. Улыбаются практически одинаково устало. Разговор завязывается тихий (зачем кричать, когда они и без того друг друга слышат-слушают?); дополняют друг друга, плавно и точно продолжая чужие мысли, смотрят друг на друга — и видят что-то неуловимо схожее, неуловимо родное. Неуловимое. Тень во время беседы разгорается, светится изнутри, и чувствует, как клубок, опутывавший внутренности, исчезает. Тень растворяется, уступая место вдохновлённому-влюблённому в слова и рифмы человеку. Оболочка небрежно размазывает макияж, тщательно проработанный стилистом, и не боится, что его кто-то увидит. Оболочка трескается, являя настоящего, готового на всё ради музыки, человека. Внутренние страхи-демоны покоряются. Они, наконец, достигают того, что было за пределами (пределами понимания, пределами идеалов, пределами всего). Они вспоминают о сделанных ранее ошибках, которые никогда не исчезнут — и которые остаются лишь напоминанием о том, что прошло. Они листают страницы книг собственных жизней и впервые замечают, как далеко продвинулись. В какой-то момент они осознают, что книга одна.

И они, взявшись за руки, ступают на общий путь.