Звёздное Небо.

      Говорят, что утро вечера мудренее, но именно вечерами люди меняются. Может и не в лучшую сторону, но становятся открытыми и более искренними. А если вы встретите человека, сидящего под открытым небом и любующегося им, то не трогайте этого человека. Потому что именно сейчас он может размышлять о чем-то важном. И уж точно не подходите к нему, если вы любите этого человека, но это ваш самый главный враг. Никто не знает, чем закончится эта встреча. И Дазай не знал, чем это закончится.       На улице уже было давно заполночь, и только шелест листвы нарушал идеальную тишину. Дазай забрёл в какой-то сад. Или парк. Это было ему неважно. Вокруг цвели кусты роз, пионов и самых различных цветов. Между кустами были ровные тропинки, выложенные битой плиткой. Как оригинально. Сад был огорожен железной оградой с завитками, как на каком-нибудь, расшитом золотом, платье богатой дамочки. Ветер поднимал с тропинок опавшие лепестки и листья и носил с одного конца на другой. Полные бутоны слегка колыхались, и их аромат поднимался и разносился по саду. Смесь приятных ароматов дурила голову неслабее самой ночи. Дазай шёл меж этих кустов и думал о чём-то, что заставляло его лицо хмуриться. Он смотрел на какой-то цветок и не заметил, как наступил в небольшую лужицу. Осаму опустил свой взгляд и увидел звёздное небо на тропинке. Не сразу догадавшись, он присел на корточки и начал рассматривать лужу. И только спустя несколько секунд он поднял свой взгляд. Перед ним предстала картина, которая смогла удивить даже его. Человека, который не удивлялся ни чему. Человека, который никогда не обращал внимания на подобное. Человека, который не искал спасения ни в искусстве, ни в звёздном небе. Тёмно-синее небо и сотни.… Нет. Тысячи маленьких белых точек, которые ярко освещали ночной город.       Через несколько минут шея затекла, и было желание сесть и смотреть дальше. Дазай решил найти место и пошёл по тропинкам дальше. Где-то в глубине сада он увидел очертания лавочки и двинулся к ней. И только, когда подошёл вплотную понял, что лучше бы не заходил в этот сад вообще. Перед ним сидел именно тот, кого он хотел видеть больше всех и меньше всех в эту ночь. Чуя. Его самый главный враг и самая большая любовь. Как так случилось? Он уже и не вспомнит. Это было так давно, и эти чувства стали, как неотъемлемая часть жизни. Но в последнее время появилось желание рассказать о своих чувствах. Оно было настолько огромным, что под рёбрами ныло при каждой встрече. И даже от одной мысли о нём. Такого не было прежде. Ведь он знает, что об этом лучше промолчать. Ощущение каких-то перемен. Ощущение того, что он не успеет. Не успеет сделать что-то. Но он ведь и не собирался успевать. Разум говорил молчать, но сердце кричало об обратном. И вот сейчас он сидел прямо перед ним. Снова начало ныть под ребрами. Всё тело хотело кричать о любви. Каждая клетка тела просила о помощи, как будто без этого признания они все погибнут. Но разум взял верх.       — И что ты забыл здесь в этом часу? — без привычной ненависти спросил Накахара.       — Могу спросить о том же и тебя. Ты не похож на человека, который будет любоваться ночным небом.       — Сам не лучше. Сто лет, как утерял веру во что-то и пришел сюда на цветочки посмотреть?       — Ну, я случайно сюда зашёл. А судя по твоему виду, ты здесь уже давно.       — Случайно. Как же. Минут десять стоял с поднятой к небу головой. Надо же какая случайность. Наверное, просто уснул стоя? Или какое оправдание ты придумаешь? — продолжал язвить Чуя.       — Так ты видел.       Накахара промолчал. Осаму сел на лавку. Если быть точным, то даже упал и раскинул руки по спинке лавочки. Две лавочки стояли к друг другу спинками, так и двое парней сидели спинами друг к другу. Где-то застрекотал кузнечик. Немного дул ветер и продолжал разносить ароматы цветов по саду. А небо всё также оставалось необычно завораживающим. Дазай снова задумался о чём-то отвлечённом, а когда опомнился, то резко обернулся, чтобы проверить, что всё это не сон и Чуя действительно сидит рядом с ним.       — Ты чего дергаешься? — спросил Чуя.       — Да, подумал, что мне показалось, что сам Чуя сидит рядом со мной и не пытается меня убить.       — Ты так жалко выглядишь, что даже избить тебя нет желания.       — Ха. Я действительно так жалко выгляжу? Ну, что ж, ладно.       — Мне, конечно, всё равно, но у тебя что-то случилось? Ощущение, что ты убиваешь себя изнутри. Если хочешь, можешь рассказать. Иногда это помогает.       Дазай хотел бы удивиться, но он знал, что никто, кроме Чуи не мог видеть его насквозь. Всегда. Он единственный видел, что у Осаму на душе. Не то чувствовал, не то просто единственный обращал внимание на проблемы своего самого ненавистного врага. Да. Они же враги. Нельзя. Просто нельзя, чтобы он узнал о чувствах. Но если не сказать, то эта ноющая боль не пройдёт. Дазай опустил голову и несколько прядей волос выбились из прически, если это можно было так назвать. Ведь он вышел на улицу посреди ночи. Проснулся, и как загипнотизированный пошёл в этот чёртов сад. Сотни мыслей бились в голову. Что может произойти, если признаться, что будет, если он этого не сделает. Ни один из вариантов не был положительным. Страдать от боли ему пришлось бы в любом случае. Поэтому проще восхищаться издалека. Но от этих мыслей разум помутился и Осаму выдал:       — Я думаю, что нечасто, нет, даже очень редко выпадет честь поделиться душевными переживаниями с его величеством Чуей Накахарой. Не могу же я упустить такую возможность — Дазай на пару секунд замолчал — Знаешь, а я ведь влюбился. Как мальчишка. И это не даёт мне спокойно спать по ночам. Раньше всё было как-то проще, знаешь. Я просто жил с этим и всё. А сейчас… С каждым днём всё больнее и больнее. И я терпел бы эту боль, но хуже всего, что я никогда не получу взаимности. Сколько бы я не мечтал об этом человеке, сколько бы я не делал. Это всё будет впустую. Я уверен, что он и знать меня не хочет. И от этого еще хуже.       Осаму замолчал. Он закрыл рот рукой, потому что понял, что сболтнул лишнего. Много лишнего. Даже если Накахара не догадается, что речь идёт о нём, то будет думать, как жалок брюнет. В воздухе повисла тишина. Очень тяжелая тишина, от которой не сбежать. Секунды тянулись, как вечность. Дазай боялся поднять глаза. Да, и в темноте не увидит лица Чуи. «Зачем я рассказал? Почему Чуя молчит? Пожалуйста, ответь хоть что-нибудь. Хоть, как обычно, съязви. Только не молчи. Прерви эту чёртову тишину, пожалуйста» — теперь каждая клетка Дазая кричала не о помощи, а об одном жалком ответе. Тишина давила на уши. И, кажется, никто не собирался её прерывать. Бывший член портовой мафии обхватил голову руками и пытался сдержать в себе истошный крик. Но, в конце концов, рыжеволосый вздохнул.       — Надо же… Какое совпадение… С трудом верится, но у таких разных людей, как мы, одинаковые проблемы — ответил Накахара, надрываясь в голосе. Казалось, что сейчас его голос сорвется, и он начнет то ли кричать, то ли плакать. Но Дазай не обратил на это внимание. Слова неожиданно больно ранили его. Уже зная ответ, он всё-таки решил спросить.       — Значит… Ты тоже не можешь быть с тем, кого любишь?       — Да… Я даже не пытался признаваться. Я знаю, что он рассмеётся мне в лицо, съязвит и скажет не заниматься глупостями. Он меня ненавидит. Прямо, как я тебя… Больше жизни… Лю… — и всё-таки Чуя сорвался и заплакал. Он хотел сдержать эти слёзы, но больше не мог.       Осаму замер. Он совершенно не знал, что делать. Прямо сейчас перед нем сидит его возлюбленный и плачет из-за того, что не может быть с кем-то другим. Он прямо сказал, что любит другого. Дазай был готов к этому. Но тогда почему так больно? Почему под рёбрами стало ныть ещё сильнее? Но Чуя плачет. Ему больно. Успею еще пострадать по поводу своей неразделённой любви, сейчас он должен помочь ему. Дазай пересел на лавочку к рыжеволосому и положил руку на спину.       — Чуя. Не стоит. Как бы смешно это не звучало, но этот человек не понимает, кого теряет — Дазай засмеялся и через пару секунд продолжил — Ну, Чуя, хватит. Сам подумай. Зачем переживать из-за человека, который выставит твои чувства на посмешище.       «А мне и самому бы стоило прислушаться к этому. Глупый совет, но я не знаю, как помочь ему. Потому что сам готов сидеть и рыдать с ним в один голос» — пронеслось в мыслях у Осаму. После слов собеседника Накахара резко замолчал, вытер слёзы и поднял глаза. Какие же красивые эти глаза. Еще влажные от слёз, голубые глаза, в которых отражалось звёздное небо. Его глаза всегда манили, но сейчас… Этот беззащитный взгляд, эти звёзды в отражении. Дазай потянулся к ним и вытер оставшиеся слёзы. Чуя вздрогнул и выпрямился, но не оттолкнул руку. Немая сцена зависла в воздухе. Накахара и Осаму смотрели друг другу в глаза. Вся атмосфера располагала к тому, чтобы остаться здесь на всю ночь, но нельзя. Дазай боялся сорваться и совершить огромную ошибку, поэтому решил прервать этот момент. Хоть и был готов отдать за него свою жизнь. Ради этих пары минут. Но нельзя.       — Слушай, Чуя. Я живу тут рядом, пошли ко мне? Думаю, что пара бокальчиков твоего любимого вина сейчас будут кстати.       — Ты знаешь моё любимое вино?       — Я часто забирал тебя домой со всяких баров, и рядом с тобой стояла одна и та же бутылка. Так и понял.       — Ахахаха. Дааа… Было время. А потом ты сбежал, как крыса.       — Ну, не будем ворошить прошлое.       — Ты же понимаешь, что даже если я разделю с тобой пару бокалов вина, то всё равно буду ненавидеть тебя?       — Конечно, Чуя. Я тоже… Ненавижу тебя.       Дазай протянул руку Чуе и помог встать с лавки, хоть парню и не была нужна помощь. Они шли до дома в полной тишине. Никто не мог сказать что-то друг другу. Слишком больной разговор был за плечами у парней. Подойдя к дому, Осаму открыл дверь и пропустил Накахару вперёд себя. Потом захлопнул дверь и включил свет. Настенные бра слегка освещали комнату, что создавало в комнате полумрак.       — У тебя дома пахнет книгами и деревом. А ещё я вижу шикарную композицию из разнообразных алкогольных напитков. Мне нравится у тебя дома.       — Хах. Буду считать это за комплимент. Я люблю мебель из дерева. Но самый главный экспонат в моём доме — этот стол — Дазай указал на стол, который стоял перед книжными полками — Правда, он всегда завален бумаги с работы и его даже не всегда можно найти.       — Аналогично. Ну, и где обещанное вино?       Брюнет подошёл к столу и одним движением смахнул все бумаги и книги на пол, тем самым освободив его. Чуя был удивлён такому поступку, но только ухмыльнулся.       — Какие мы эпичные — съязвил он.       — Всё для вас — ответил Осаму, уже держа в одной руке бутылку, а в другой два фужера.       — Пф. Актёр.       Накахара скинул свой плащ на пол и сел на стол. Осаму поставил рядом с ним фужеры и открыл бутылку вина.       — Не поможешь? — с каким-то хитрым взглядом спросил он.       — Уже ни на что самостоятельно не годишься? — ответил рыжеволосый, но взял фужер и подставил к горлышку бутылки.       — Я сразу представляю себе картину, как ты стоишь передо мной на коленях в какой-нибудь пустыне и просишь этот фужер — Дазай усмехнулся, разлил вино по фужерам и оперся на стол.       — Ах, ты… — поднял руку Накахара, но тут, же опустил — Так бесишь, что даже лень тебя бить.       — Пусть так оно и остаётся — пробубнил себе под нос Осаму.       — Что ты там вякнул?       — Говорю, ночь сегодня красивая.       Дазай и Чуя не разговаривали больше. Да, и слова им были не нужны. Каждый думал о своём горе и хотел запить его, как можно больше. Но сколько бы они не пили, боль не отступала, ни на каплю. Окна в квартире были во всю стену, поэтому через них открывался шикарный вид на город и небо. Хоть Осаму и пытался сбежать от него, видимо это было не суждено. Парень крутил у себя в руках фужер и сквозь него смотрел на небо. Но даже так оно оставалось прекрасным. Неожиданно для него эту безмолвную картину прервал Накахара.       — Какой человек, которого ты любишь? Он старше? Может я с ним знаком? Дазай неожидал таких вопросов и совершенно был к ним не готов. Он расстерянно посмотрел на Чую и не мог вымолвить ни слова.       — Ладно. Не отвечай. Понимаю.       — А твой какой? — успокоился парень.       — А с чего я должен тебе говорить? Ахах. Он очень высокомерный, эгоистичный. И просто придурок. Самый настоящий придурок — рыжеволосый продолжал смотреть в окно.       — Да, я смотрю, ты нашёл себе подстать? — хоть и было невыносимо больно, Осаму продолжал язвить.       — Зачем я вообще с тобой разговариваю? Придурок. — Накахара оборвался на этом слове, а потом его глаза снова заслезились.       Дазай увидел, как глаза его собеседника блеснули, и понял в чём дело. Он знал, что не сможет его успокоить, поэтому вышел из комнаты и щёлкнул выключатель со светом.       — Ой. Кажется, свет выключили. Какая жа-а-а-лость — наигранным голосом говорил Осаму.       — Говорю же придурок — сквозь слёзы смеялся Накахара.       Осаму подошёл к столу и долил вино в фужеры. Еще несколько минут в комнате была полная тишина, с вкрадчивыми всхлипами Накахары. Дазай понимал, что сейчас его лучше не трогать. Всё равно ничем не поможет. Ему было очень тяжело смотреть, как плачет его собеседник, тем более из-за другого человека, но так надо. Так. Надо. Продолжал себя убеждать парень.       — ЧТО СО МНОЙ НЕ ТАК?! СКАЖИ. ЧТО НЕ ТАК?! — неожиданно закричал Чуя и схватил Дазая за воротник рубашки, что тот выронил фужер на ковер.       — ЧТО НЕ ТАК? ПОЧЕМУ… ПОЧЕМУ ОН МЕНЯ НЕНАВИДИТ?       — Чуя, пожалуйста. Я понимаю, как тебе больно. Как никто другой понимаю. Но с этим ничего не сделаешь. Понимаешь? Конечно, нет. Чуя…       — НИ ЧЕРТА ТЫ НЕ ПОНИМАЕШЬ! ОН ПРИ МНЕ ГОВОРИТ О ТОМ, ЧТО ЛЮБИТ ДРУГОГО. ПОНИМАЕШЬ?! ОН ВЕДЬ ДАЖЕ НЕ ЗНАЕТ, КАК БОЛЬНО ДЕЛАЕТ СВОИМИ СЛОВАМИ.       «Как же ты заблуждаешься, Чуя. Как же заблуждаешься. Прямо сейчас я испытываю это. И это самое отвратительное. Хочу убить того парня. Почему такой, как Чуя должен срываться из-за какого-то идиота, который не ценит его чувства» — думал парень.       — Вероятно, не понимаю. Но я не хочу, чтобы ты страдал из-за этого.       — ПОСМОТРИ МНЕ В ГЛАЗА, Дазай! ПОСМОТРИ!       Осаму поднял глаза, но своего мучителя и снова увидел прежнюю картину. Блестящие от слёз голубые глаза, отражение неба. Только беззащитность во взгляде сменилась на ярость. Дикую ярость. Но это манило еще больше. Эта безмолвная борьба взглядом. Дазай пытался оставить безразличный взгляд, но это было сильнее него. Весь образ ломался и трескался.       «Нет. Держись. Не совершай того о чём потом пожалеешь» — парень ещё пытался держать всё под контролем. Дазай поднял руку и положил на щеку Чуи.       «Стой. Остановись, пожалуйста». Провёл по влажной от слёз коже.       «Пока не поздно, Дазай». Заправил прядку волос за ухо.       «Ты будешь жалеть об этом всю жизнь. Остановись»       Дазай вплотную приблизился к столу. Взгляд Чуи начал меняться, и был уже не яростным, а выжидающим. Парень ещё раз провёл рукой по щеке, завел её к затылку и резким рывком приблизил рыжеволосого к себе. Через несколько мгновений, когда ожидание достигло своего пика, Осаму слегка прислонился своими губами к губам Чуи, и когда понял, что его не оттолкнут, впился в его губы, как в последнюю каплю вина в своём фужере. Накахара не пытался разорвать этот поцелуй, а наоборот обхватил шею бывшего исполнителя и прижался к его телу. Еще пару минут продолжался этот поцелуй, а когда дышать стало уже весьма тяжело, то Дазай слегка отстранился от Чуи. И снова увидел этот беззащитный взгляд. В нём не было принебережения, равнодушия, и того хуже, отвращения. Это бы добило Осаму. Он прекрасно понимал, что сейчас является просто заменой. От этого с новой болью ныло под рёбрами, но он был готов на такое сладкое страдание. Пусть только этой ночью. Только один раз. Но Накахара будет полностью его. Пусть он будет ненавидеть Дазая утром, но сейчас он прямо здесь. И этот момент он не упустит. Осаму скинул бутылку и фужеры со стола и, взяв парня за талию, аккуратно, как фарфоровую куклу, положил на стол. Сам же встал над ним и своими руками ограничил повороты головы для Чуи. Парень снова заглянул в эти голубые глаза и поцеловал парня в переносицу. Дазай боялся сделать больно Чуе. Он аккуратно водил рукой по его талии. Целовал. То медленно и нежно, то до крови прокусывая губы. Это сводило с ума обоих. Но чувство того, что это просто взаимоиспользования, не давало покоя.       Когда солнечный луч ударил по глазам, оба поняли, что всё заканчивается, но они не хотели прерывать этот момент. Первым отстранился Дазай. Он отпустил волосы Чуи и встал со стола. Накахара сел на стол и стал поправлять одежду. Потом поднял плащ и накинул его на одно плечо. Парни стояли спинами друг к другу. Бесконечно ненавидящие друг друга враги, которые перешли черту. Оба понимали, что после этого ничего не может быть. Даже просто посиделки в баре или на той чёртовой лавочке, что свела их к этой ночи. Чуя двинулся к двери и у самого порога остановился. Осаму повернулся к нему.       — После этого же ничего не будет?       — Да.       — Это наша последняя встреча?       — Да.       — Просто искали замену другим?       — … Да.       — Тогда… — Дазай кинулся к двери и развернул Чую к себе. Он отчаянно впился в его губы, вкладывая в этот поцелуй всю свою любовь, всю свою ненависть, всю свою боль. После Накахара вышел из квартиры, спустился вниз по лестнице и вышел на улицу. Дазай закрыл дверь и подошел к столу. К тому самому чёртову столу. Лучше бы не было ни стола, ни этих фужеров, ни той грёбаной лавочки и всей его душой ненавидимого неба.       — Я отпускаю тебя — прошептал Осаму, сел на пол и просто заплакал. Он пролежал так ни один час. Когда он пришел в себя, было уже темно. На полу было разлито вино, по всей комнате разбросаны бумаги, которые когда-то имели ценность, а сейчас были просто скомканы и залиты вином.       — Много же мне придётся переписывать. Ковёр в хим. чистку отдать. У меня же… Нет времени… Чтобы думать о нём — парень поднял с пола фужер и со всей своей ненавистью кинул в стену. Он ненавидел всё вокруг, но так обожал. Он подошёл к разбитому стеклу и начал его собирать. Это слишком ценная вещь. Пусть это осколки, но они связаны с этой ночью.       Он не позволит себе всё оставить в прошлом. И как бы он не старался убежать в будущее, его будет держать прошлое. Прошлое, наполненное ошибками и болью. Это не отпустит его. Никогда.       Когда Дазай всё-таки смог пересилить себя и выйти на улицу, то шёл мимо этого сада. Воспоминания с новой болью накатили на него. Нельзя вспоминать. Впереди целый день, а он должен сыграть роль счастливого человека. Никто не должен знать. На противоположной сторону улицы он увидел знакомый до боли плащ. Только не сейчас. Человек в плаще повернулся к нему, и в его взгляде читалась та же фраза. Они опустили взгляды и прошли мимо. Если смотреть за этой картиной, то можно с уверенностью сказать, что эти люди никогда не были знакомы.       Так прошло два месяца. Каждый день они сталкивались и проходили мимо. Больше не было прежней ненависти. Они и не враги, и не друзья. Просто прохожие. Раньше, Дазай мечтал о встрече, а сейчас боялся выйти из дома. Лишь бы не эти напряжённые минуты. Ничего кроме боли в эти месяцы он не испытывал. Даже ковёр, залитый вином, всё ещё лежал в комнате. В очередной раз Осаму зашёл домой и сел в кресло. Взглянул на это пятно. Ему в голову пришла навязчивая мысль. Если он сдаст этот ковёр в хим. чистку, то обязательно отпустит Чую. Точно и однозначно. Все дело ведь в ковре. Ещё два месяца назад надо было отнести. Вот в чем вся проблема. В этом ковре. Точно-точно. Несмотря на поздний час, брюнет свернул ковёр и пошёл в хим. чистку. Он быстрым шагом дошёл до места и начал стучать в дверь, пока ему не открыл охранник. Полчаса охранник пытался объяснить парню, чтобы тот пришёл утром, но мысль о ковре не давала покоя. Он должен был именно сейчас отдать этот чёртов ковёр. И всё-таки охранник сдался и принял его.       Когда Дазай возвращался домой, было уже совсем темно. И снова то звёздное небо, что виделось парню в кошмарах. Но оно было настолько прекрасно, что он не мог оторвать взгляд от него. Он пошёл вперёд по дороге и снова забрёл в тот сад. В это время года уже цвели другие цветы. Новый аромат разносился по этому месту. В глубине сада так же стояли лавочки, которые не было видно из-за темноты. Осаму решил немного посидеть там. Как он считал — это освежит его голову, и он точно отпустит Накахару. Когда он подошёл к лавочке, то увидел перед собой ту же картину. Там сидел Чуя, который тоже не мог оторвать взгляд от неба. Дазай замер на месте от неожиданности, но сигнал от проезжающей мимо машины вернул его в реальность.       — Я не знал, что ты тут. Прости, я пошёл — быстро проговорил брюнет, чтобы его голос не успел сорваться и развернулся в обратном направлении.       — Подожди минуту. Посмотри на это небо. Не правда ли завораживает?       — Может и так, но мне пора идти.       — Я обещал себе, что обязательно расскажу тебе, если встречу тебя в этом саду ещё раз.       — Расскажешь о чём?       — Я приходил сюда каждую ночь эти два месяца, в надежде, что ты зайдешь, но тебя не было. И я решил, что сегодня последняя ночь, когда я зашёл сюда. И ты пришёл.       — Случайно получилось.       — Твоя типичная отмазка.       — Так что ты хотел рассказать? — Дазай полностью развернулся к Чуе.       — Не давит ты так. Это ты смелый и сразу можешь всё сказать, но не я.       — Ошибаешься.       — Не суть.       — Так что?       — Помнишь, я рассказывал тебе о человеке, которого люблю?       — Прекрасно помню.       — Так вот. Я боюсь, что совершил ошибку и сделал неправильный выбор. Я дал волю чувствам, совершенно не думая о его чувствах. И я думаю, что очень виноват перед ним.       — Почему ты рассказываешь это мне? Я не хочу это слушать. Мне нет дела до какого-то другого человека. Понимаешь? Мне понравилось плевать на него? — голос Дазая начал срываться на крик — Я НЕ ХОЧУ СЛУШАТЬ ОТ ТЕБЯ ПРО ДРУГИХ ЛЮДЕЙ. Я НЕ ХОЧУ ЗНАТЬ, КОМУ ТЫ ГОТОВ ПОСВЯТИТЬ СЕБЯ БЕЗ ОСТАТКА. А ЗНАЕШЬ ПОЧЕМУ? ПОТОМУ ЧТО НА ЭТОМ ЧЁРТОВ КОВРЕ ВСЁ ЕЩЁ ПЯТНО ОТ ВИНА.       — Ч-что ты хочешь этим сказать? — захлёбываясь внутренним отчаянием, спросил Чуя.       — А ЧТО И ЗНАЧИТ. Я СОХРАНИЛ ДАЖЕ ОСКОЛКИ ФУЖЕРА, ЧТОБЫ ОСТАВИТЬ МЕЖДУ НАМИ ХОТЬ КАКУЮ-ТО НИТЬ. Я НИКОГДА НЕ ИСПОЛЬЗОВАЛ ТЕБЯ, КАК ЗАМЕНУ. СЛЫШИШЬ? НИКОГДА. Я ВСЕГДА ЖЕЛАЛ ТЕБЯ ОДНОГО. И НИКОГО КРОМЕ — Осаму слишком поздно понял, что сказал то, что совершенно не хотел говорить. Он не хотел, чтобы Чуя чувствовал себя виноватым в той мимолётной связи. Но уже было поздно, и слова были сказаны.       — Прости. Я не хотел говорить об этом. Я сам виноват в том, что произошло той ночью. Забудь — Дазай засунул руки в карманы и пошёл к выходу. Как вдруг, за рукав его пиджака его схватит Накахара. Он поднял взгляд на Дазая. Те же блестящие, голубые глаза. Тот же беспомощный взгляд. И как больно было вновь в них смотреть.       — Я ведь… Тоже… Никогда не желал… Кого-то другого, кроме тебя — слёзы из глаз Чуи продолжали литься. Ошарашенный Дазай замер на месте и не мог вымолвить ни слова.       — Все эти рассказы… Они были о тебе. Это ты делал мне больно всё это время… Говоря обо мне… Какая иро…       — Ирония. Делать друг другу больно любовью к друг другу — перебил рыжеволосого, пришедший в чувства Дазай.       — Говорил же, что ты придурок — начал улыбаться Чуя.       — Говорил же, что подстать себе нашёл. Кстати, мне надо ковёр забрать из хим. чистки. Поможешь?       А небо всё также оставалось неподвижно-красивым. Тысячи ярких огоньков было разбросано по богатой красоте синего неба. Они не переставали светить, чтобы ни случилось. Они навсегда останутся единственным светом в ночи, который будет заставлять людей меняться и быть более искренними. Иногда только ночью можно решится на безумный поступок. Но ведь именно в этом и есть вся прелесть ночи и звёздного неба.