Хранитель бабочек

— Эй ты, старый пидор! Игнат, скривившись, обернулся. Было предельно понятно, что обращаются именно к нему. Хотя бы потому, что больше вокруг никого не наблюдалось. Только он сам и эта «группа в полосатых купальниках», которая выплыла из подворотни. И что людям в такой холод дома не сидится? Ладно Игнат, которого по работе срочно дернули — очередной клиент закапризничал, словно обделавшийся младенчик, и требовал срочно-немедленного внимания. — Смотри, откликается на пидора-то! Игнат свою ориентацию никогда не скрывал. Но никогда и не выпячивал, а участников разного рода гей-парадов искренне считал фриками. Ему вообще казалась странной идея ходить по улицам с плакатами и сообщать всем, с кем и каким образом ты предпочитаешь спать. Не лучше, впрочем, было и то, что продвигали в массы гомофобы вроде тех, что сейчас притормозили чуть в стороне и рассматривали его этак с презрением. Один хороший знакомый подобные взгляды обычно характеризовал так: как солдат на вошь. Вошью себя Игнат не считал, а вот эти пятеро точно возвели себя в ранг солдат невидимого гомофронта. Один из парней, быстро переговорив с приятелями и посмеявшись, подошел. Остальные сбились в кучку (не иначе могучую!) в отдалении. — Здорово, старпёр! — демонстративно сплюнув Игнату под ноги, гаркнул этот, прости Господи, «переговорщик» и опять засмеялся. — Ходят слухи, это ты Ваську Мартынова в жопу долбишь? Игнат молчал и смотрел в упор. Парень — пацан ведь еще совсем, такой же как Васька! — потоптался, глянул через плечо на своих подельников и шагнул еще ближе. Следующие слова были произнесены им уже значительно тише: — Так я тебе сказать хотел: он тебе дает только из-за квартиры. Чтобы с семейкой со своей полоумной вместе не жить. А так-то ты ему на хрен не усрался. Рожа в морщинах, да еще и очки на носу… Сам, поди, понимаешь. Жаль мне тебя. У него ж всегда другой был — молодой и красивый. А ты — так… папик. Это было больно. Паршивец пырнул в самое чувствительное место. А после свой нож в ране еще и провернул. Или… Игнат помассировал глаза под очками. С Васькой они были вместе уже несколько месяцев. И собирались отпраздновать свой первый Новый Год. Решили, что дома. Никаких Таиландов и Гоа. — Новый Год — семейный праздник, — торжественно сообщил Васька и засмеялся, умащиваясь головой у Игната на коленях и словно бы случайно отираясь затылком ему о пах. Эпохальное, разоблачительное объяснение с ним, приключившееся сразу после того, как Игнат переговорил с мамой Васьки, вышло… бурным. Появился этот плут, успешно морочивший Игнату голову, изображая пьянство и последующий крепкий сон, в тот же вечер и вид имел такой воровато-смущенный, что сомнений не осталось — его мама обещание, данное Игнату, не сдержала и о визите соседа Ваське рассказала. Да и смешно было рассчитывать на что-то другое: одно дело сын, а другое — посторонний мужик, который сначала приперся с какими-то глупостями, а после еще и додумался умолять не говорить ни слова. — Прости меня, — сминая в руках бейсболку, промямлил Васька и потупился. — И ты меня прости, — откликнулся Игнат, который к этому разговору хоть и готовился, но все равно испытывал острейшую неловкость. — За что? — тут же мелким, но приставучим клещом вцепился Васька и глянул с прищуром. — А то непонятно! — Игнат вздохнул. Воспоминания о том, что он проделывал с притворявшимся мертвецки пьяным и так же — мертвецки — спящим Васькой, окатили словно кипятком. Лоб вспотел, а член, гад такой, напрягся. Ласкать анус мальчика было сладко. Да он весь, целиком, был сладким, притягательным до одури и потери стыда и совести! Упругая, практически лишенная волос кожа, все изгибы и складочки… — Я… — Игнат сглотнул. — Я не должен был… — Но ведь и я хорош — обманул тебя. И провоцировал нарочно… Вид у Васьки по-прежнему был крайне смущенным. Вина была во всем — в позе, в том, как сутулились плечи, как суетливо двигались руки, как склонялась голова. Вот только умудренный опытом Игнат на этот раз успел увидеть главное — мелких бесенят, которые так и скакали во взгляде паршивца. Васька мгновенно спрятал их за ресницами, но поздно, поздно. — Ты в каком институте учишься? — строго спросил Игнат. — В автодорожном, — ответил явно выбитый из колеи столь резкой сменой темы Васька. — Напрасно, — припечатал Игнат и ухватил своего безмерно желанного гостя за розовое ухо. — Тебе бы в театральный поступить. Звездой отечественной сцены стал бы. — Ай! — выдохнул Васька. — Вот тебе и «ай»! — по-прежнему строго выдал Игнат и поволок разоблаченного плутишку в спальню. Следовало признать, тот совершенно не сопротивлялся. Кривился немного, когда Игнат задавал ему направление, и шипел сквозь зубы, но терпел, а, едва переступив порог, бахнулся на колени, деловито добыл из Игнатовых штанов член и тут же взял его в рот с таким видом, будто это был истинный и редкий деликатес — аж полуопущенные ресницы затрепетали. Он вообще оказался очень страстным и охочим до разного рода постельных игр, этот юный мальчик, который легко заставлял порхать бабочек в животе у Игната — тех самых бабочек, что сидели в куколках столько лет, а тут вдруг, неожиданно, когда Игнат уже и ждать перестал подобное чудо, расправили свои яркие, радостные крылья. — Почему я? — спросил Игнат уже после, когда они, натрахавшись, лежали в постели, тесно прижавшись друг к другу. — Не знаю, — удивился Васька и вынырнул из-под Игнатовой руки. — Просто… Просто увидел тебя… Ты шел, разговаривал по телефону с кем-то тебе приятным и улыбался. Ну и все. Я глянул и пропал. У тебя что, никогда так не было? У Игната до Васьки в смысле больших и серьезных любвей* не было вообще никак, но он сообщать об этом не стал, а просто притянул мальчика к себе и поцеловал. У Васьки во рту еще ощущался вкус семени — Игнат, сдернув с себя презерватив, кончил ему прямо на бесстыдно выставленный язык. Очень хотелось излиться в анус, без презика, так, чтобы кожа к коже, а после смотреть на то, как из дырочки начнут вытекать густые белые капли… Но Игнат привык быть разумным и осторожным. Хотя именно с Васькой крышу сносило подчистую. Да и хотелось его постоянно. Жаркая картинка: головка напряженного члена Игната, приставленная к анусу Васьки, готовая впервые погрузиться в него, — так и вставала перед глазами, в секунду, в один вздох, в один взмах ресниц (или крыльев бабочек) вознося Игната к острейшему возбуждению. Словно волна океанская по телу прокатывалась. А еще вспоминалось то, как уже после того первого в их жизни настоящего секса, нежась, Игнат пробрался между теплых ягодиц своего мальчика и осторожно тронул отверстие… А затем, не встретив сопротивления и не увидев недовольства, погрузил в жаркую скользкую глубину палец. Васька тогда изогнулся, выставляя ладный задик, и сообщил, что его «дефлорация» вышла просто фантастической… Немая сцена сменилась беготней и нервным ором. Игнат долго возмущался и суетился вокруг разлегшегося поперек кровати Васьки: подумать только, не сообщить о своей невинности! — Я был бы осторожнее и вообще… — Ты и так чудо чудное, — сообщил Васька, потянулся всем телом — так, что мизинчики на ногах в стороны оттопырились — и коротко велел: — Иди сюда. Это воспоминание с тех пор так и лежало под сердцем у Игната теплым мурчучим котенком. Но были ведь и другие! Совместные завтраки и ужин, который Васька как-то приготовил задержавшемуся по работе Игнату… Правда, оценить его по достоинству не удалось, потому что Васька встретил Игната, приехавшего с очень сложных и нервных переговоров с очередным впавшим фиг знает во что клиентом, в одном только фартучке на голое тело. И при этом так зазывно сверкал круглой задницей и кокетливыми хитрющими глазами, что Игнат с наслаждением нагнул своего юного любовника над столом, готовясь трахнуть… И замер, кое-что увидев: из Васькиного ануса торчал хвостик от тех самых анальных шариков, которыми Игнат растягивал своего любимого мальчика раньше, но которые до конца в него так вставлять и не решался. А Васька вставил… Впрочем, шарики — блестящие от смазки и горячие — покинули Васькино нутро достаточно быстро, потому что Игнату мгновенно стало не до долгих прелюдий. Он вошел в податливое, хорошо подготовленное тело… А после просто бездумно двигался, любуясь совершенством ладной задницы и прелестными ямочками над ней, слушая томные вздохи и стоны. И сам едва удерживаясь от того, чтобы не начать вторить им в унисон. Когда Васька под ним застонал особо и стал вскидывать лохматую голову, словно разыгравшийся жеребенок, Игнат пригнулся и захватил его член. Васька кончил Игнату в кулак, сам он излился мальчику в анус. Ну и после, как и мечтал ранее, долго любовался растраханным отверстием: раздвигал его пальцами, подхватывал стекающие на нежные яички капли своего семени и заправлял их назад… А затем целовал, втягивая в рот припухшее колечко сфинктера… Вот только Васька, придя в себя после оргазма, на Игната надулся — ужин-то остыл, а он столько времени на него потратил… Игнат заулыбался своим воспоминаниям… Но тут прошуршавшее сзади шипованными колесами по расчищенному от снега асфальту такси вернуло его в реальность. Игнат качнул головой и снял с носа очки. Как-то ему уже разбили их прямо на лице. После пришлось ехать в травмпункт, где толстая и злая как черт врачиха сначала зашивала Игнату бровь, а после вынимала из кожи вокруг левого глаза мелкие осколки… Повторения не хотелось. А потому очки неторопливо отправились сначала в чехол, а после в рюкзак, который Игнат снял с плеча и поставил к бордюру, найдя место почище. Все это было так… забавно. Прямо-таки молодость буйная вспомнилась. — Что ты лыбишься? Ну что ты лыбишься-то?! — злобно выкрикнул наскочивший на Игната парень, опять оглянулся на своих, а после шагнул еще ближе, кажется, норовя ухватить за грудки. Без очков видно было откровенно плохо, но направление удара все же оставалось очевидным. Игнат сжал кулак и одним коротким хуком отправил крикуна, не ожидавшего такой подлянки от «старого пидора», на землю. «Сопровождавшие его лица» загомонили и кинулись на Игната всей толпой — вчетвером. Тут-то ему бы, конечно, стало солоно, если бы рядом внезапно не нарисовался какой-то здоровяк в слишком теплой для едва начавшейся запоздалой зимы куртке и крепких ботинках на толстой подметке. Мужик поставил свой походный рюкзак — такой же здоровенный, как он сам — рядом с легким городским рюкзачком Игната и подтянул рукава. — Что за шум, а драки нет? — Есть, — мрачно откликнулся Игнат и потер отбитую руку. — Да это ж разве драка! — откликнулся мужик и демонстративно хрустнул пальцами. — Что вы его защищаете! — заорал, поднимаясь с асфальта, тот самый хрен с горы, которого Игнат и приложил за все хорошее. — Он же пидор! — Настоящий пидорас! — загомонили остальные, для убедительности прикладывая лапки к груди. — В жопу долбится с Васькой с этим, с Мартыновым. — Деточки! — нежно сказал мужик и опять поддернул рукава, открывая широченные волосатые предплечья. — В таком случае он гей. А вот пидорас — это я. По крайней мере, те сорок рыл, что у меня под началом, за глаза меня только так и называют. А вот в лицо боятся. Показать почему? И он показал. Быстро и эффективно. И пяти минут не прошло, как «группа в полосатых купальниках» убралась туда же, откуда незадолго перед этим выплыла — только «ласты» по заснеженной мостовой зашлепали. — Спасибо, — буркнул Игнат. Выручивший его мужик при ближайшем рассмотрении оказался довольно молодым — лет тридцати. И был он в два раза шире Игната и в три раза мужественнее и красивее. Лицо обветренное, вокруг глаз — светлые лучики незагорелой кожи. — Да было б за что! — откликнулся мужик и улыбнулся. И что-то в этой улыбке… Что-то в ней… Игнат почти додумал эту свою мысль, но тут дверь подъезда близкого дома распахнулась, и из нее с воинственным воплем выскочил с разводным ключом наперевес полуодетый Васька — его Игнат бы никогда и ни с кем не перепутал, даже если бы ослеп окончательно. Игнат с некоторым удивлением вспомнил, где тот мог свое оружие взять. Неделю назад у него в квартире потек унитаз и пришлось с ним возиться. А инструменты после он так в шкаф и не убрал… Васька вылетел на освещенное место, замер, как зверь под фарами, осмотрелся и вдруг заголосил еще громче. Заголосил, выронил ключ, бросился вперед… и повис на шее у Игнатова спасителя. — Здорово, здорово, кукленыш, — басил счастливо тот. — Рад. Даже не представляешь, как соскучился-то. Чувствуя себя полным идиотом, который еще и как-то ну совсем не к месту, Игнат сделал шаг в сторону. Не очень понятно было, что теперь делать. Стоять столбом рядом? Или обойти эти обнимашки и отправиться домой?.. — А это Игнат, — вдруг сказал Васька и, съехав по мужику, как обезьянка по пальме, ухватил его за руку. — Молодца, Игнат! На пятерых с кулаками полез. Я-то думал — ссыкло интеллигентское в очочках, визажист. — Архитектор… — поправил Игнат и переступил с ноги на ногу. Он по-прежнему ни черта в происходящем не понимал и чувствовал себя отвратно. В башке пришкваренными медузами всплыли слова наехавшего на него юного гомофоба — о молодом любовнике Васьки. Мужик тем временем рассмеялся, хлопнул Игната по спине — тот только носом клюнул, — подхватил в одну руку свой здоровенный рюкзак, в другую Ваську и пошел в сторону дома. Остановился он только перед ступеньками подъезда. Оглянулся на Игната, кажется, удивился тому факту, что тот так далеко, а не идет следом, собрался что-то сказать, но тут дверь в дом опять распахнулась — так, что саданула ручкой по штукатурке, — и из нее прямо на мужика прыгнула молодая женщина. Прыгнула, ухватила за уши, притянула, поцеловала, а после отступила в сторону и треснула его в живот крепким, острым кулачком. — Ох, Маха, я тебя тоже очень люблю! — Нет, ну ты только подумай! Не успел приехать, а уже в драку ввязался. Мы его ждем, смотрим из окна, а он тут… — Он Игната от компашки Петьки Снуряева спас, — возразил Васька. — Так вовремя! А то я уж думал, убью к черту! Пристал как банный лист к жопе — ни вздохнуть, ни пукнуть! Проходу не дает. Женщина обернулась в ту сторону, где все еще стоял Игнат. — Здравствуйте! — Здравствуйте! — откликнулся Игнат неуверенно. Васька вдруг всплеснул руками. — Он же слепой как крот без очков! Он тебя, Маш, не узнает вот и официальный такой. А Кольку и вовсе видит в первый раз вживую-то, а не на фотке. Иди сюда, Игнат, я тебя познакомлю. Игнат остался стоять, где был. — По-моему, мы сейчас лишние, Коль, — в голосе Маши (все еще растерянный и ничего не понимающий Игнат только теперь узнал Васькину сестру) отчетливо слышалась улыбка. — Пойдем, все уж заждались. Мама столько всего наготовила! — а потом добавила громче, уже обращаясь к Игнату и Ваське: — Но и вы тут надолго не зависайте, парочка! Вас, Игнат, и так-то не дозовешься, все прячетесь от нас, но уж сегодня извольте! Повод-то хороший какой — Коля из командировки вернулся. Так что ждем. Маша и Коля — кажется, именно так звали Васькиного старшего брата, который работал где-то на Севере, — ушли в дом. Васька крабиком подобрался к Игнату и встал рядом. Притерся плечом. Глянул снизу. — Что-то нехорошее случилось? — Нет. — Тогда чего ты такой? — В себя прихожу. — Они тебя все-таки побили?! — Васька сунулся ближе, принялся вертеть и ощупывать. Игнат некоторое время позволял ему это, а потом остановил и обнял, пользуясь тем, что вокруг темно и пусто. — Нет. Не успели. Просто решил… — Убью! Все-таки я его убью! — кипятился Васька и возмущенно сопел Игнату в грудь. — Как уже достал, не поверишь! Изображает гомофоба, все задирает меня и этих своих долбаков натравливает. А сам, как наедине, так и норовит облапать. — Он сказал, что у тебя молодой любовник — не чета мне, старому пердуну. Васька замер, вскинулся, глянул удивленно: — И ты решил, что Колька — это он и есть?! — Да, — согласился Игнат и прижал Васькину голову обратно к себе — под его взглядом было неловко. — Дурак какой-то, — выдохнул Васька, обнимая Игната. — Когда ж ты уже поймешь, что, кроме тебя, мне никто другой не нужен? — Наверно, никогда, — начиная улыбаться, сказал Игнат и почувствовал, что бабочки в его животе вновь послушно расправляют крылышки — стоило Ваське взмахнуть волшебной палочкой своих слов. — Зато я понял другое, Вась. Я действительно идиот. Я все это время так боялся испытать боль оттого, что рано или поздно потеряю тебя, что не сказал тебе самого главного. — Чего же? — подозрительно спросил Васька, и Игнат почувствовал, как обнимавшие его руки напряглись и при этом сами объятия как-то ослабли. — Что я люблю тебя, мальчик мой. Всем сердцем. Впервые в жизни люблю по-настоящему. — Ну и слава богу, наконец-то сподобился сказать, — прогудел кто-то у Игната над самым ухом. — А то уж я думал сходить поговорить с тобой, парень. Игнат дернулся, обернулся и увидел прямо перед своим носом чисто выбритый подбородок. А выше него и остальную физиономию старшего Мартынова — Васькиного отца. — Он-то у нас — натура тонкая да ранимая. Все куксился и мамке в подол плакался, что не любишь ты его, а так… пользуешься. — Дурак какой-то! — потрясенно выдохнул Игнат, уже забыв, что в точности повторяет слова, сказанные только что в его адрес. Хотелось видеть лицо, но уткнувшийся в грудь Игнату Васька теперь уже сам прятался. «Засмущался», — понял Игнат и перевел взгляд на Васькиного отца. Тот имел исключительно довольный вид, и от него уже ощутимо попахивало только что пропущенным стаканчиком. Как видно, на радостях… Ну и чтобы, как положено, печень перед застольем размять. — Я подслушивать-то не хотел! Меня супруга за вами послала. Говорит: мол, Колька приехал, все уж за стол садятся, а они там стоят одни будто неродные. «Иди, — говорит, — и доставь в лучшем виде». Так что пошли уж. А то жена у меня — женщина справедливая, но строгая. Да и правда х-холодно здесь зверски! И Игнат, по-прежнему прижимая к своему боку притихшего Ваську, пошел. Хотя ему-то как раз холодно не было вовсе. Какой холод, если в сердце тропики, а в животе радостно трепещут тысячами ярких невесомых крыльев красавицы-бабочки?