Дикие солнца

Два диких солнца греют мир. Беверли — медовая, золотисто-чистая и сияющая. Она почти что эфемерна и создана из сгущённого эфира по подобию древних светил. Руки — стебельки, маленькие невинные пальчики, сжимающие крепкую сигарету, волосы вновь отрощенные блестят на солнце, слепят и сияют. Неоднозначная, половинчатая и необходимая деталь в мире Макс. Макс другая. Апельсиновая, искристая, как детская шипучка на языке, когда во рту необычайно вкусно и хлопает, шипит и взрывается облаком чувств. Волосы во все стороны, сплетённые в толстую косу. Красные кеды, в рюкзаке новый сверхгромкий альбом её любимой группы, бутылка колы с вишней и десяток фенечек. Выверни рюкзак и окунешься в мир Макс, где очевидным следом сквозит Беверли Марш. Её резинки для волос, сигареты и зажигалка с американским флагом, тетрадки по английскому и блокнот с её стихами. Вся жизнь вокруг неё. Макс — верная охранница, кружащая вокруг своей богини на скейте. Апельсиновые кудри из косы развеваются по ветру, ей бы копьё и станет Афиной, защищающей своё сокровище. Свою девственную неприкрытую красоту. Макс не хватает взрослой мудрости и решимости, но это придёт с возрастом, она это знает. Ей бы организовывать войны, развивать стратегии и бороться за справедливость. А во взгляде — вся буря её мыслей, торнадо размером со Вселенную пожирает её мозг, потому кроме мира Бев там нет ничего. Жизнь делится на серое унылое нечто и на само солнце медовое, лучистое и такое тёплое. Отлично понимает тех мальчишек, влюбленных и покоренных ее сущностью. Красота — олицетворение самой Марш. Олицетворение красоты и весны. Юная Афродита в теле шестнадцатилетней девочки. Она еле поспевает за Макс, смеётся и просит чуть-чуть подождать, ведь она не имеет скейта и передвигается в красивых босоножках. Бежит за ней и смотрит на неё одну. Ей порой кажется, что кроме Макс смотреть не на кого. Только апельсиновые брызги и глаза такие голубые, что ярче летних небес в жаркий день. Её теплые руки всегда сжимают руки Бев, успокаивают и защищают. Но иногда защита нужна самой Макс, ведь у неё за спиной тень небрата, озлобленного и воинственного Ареса, бога войны и разрушений. Сильный, могучий и злой Харгров питается энергией разрушения, разлома и боли. Так люто ненавидит свою несестру , что готов бороться с ней. Бев так старается не допустить этой войны, что успокаивающе гладит лицо Макс и украдкой смотрит на Билли, боясь, что сейчас случится что-то непоправимое. Это происходит, она чувствует и видит, как Билли не смотрит на Макс, а только на неё. Ревность. Это её пугает. Беверли пленяет одной улыбкой и не удивительно, что все, включая Билли и Макс, попадают в её ловушку из стебельков роз и запахов цветов, что держат крепче стальных решеток. Зачем бороться, если хочется преклонить колено? Убрать прядь медовых волос за маленькое ушко и улыбнуться в ответ. Беверли улыбнётся в ответ только своему апельсиновому солнцу, прижмётся к ней покрепче и зароется носом в растрепанную косу, сожмёт её руку и поведет есть мороженное. С шипучкой и лимонадом. А Макс, разумеется, займет самое лучшее место, освещаемое лучами света, огрызнётся парочке рядом и верно улыбнется Бев. Свет играет на её лице бликами и она словно горит, пылает воинственностью, защищая чувства внутри себя. — Убери копье, моя милая леди, пора есть мороженое, а воевать будем завтра.