До свиданья, милый, милый

Если бы ты, блядь такая, не загремел с высоты - я бы тебя встретил на земле и прикончил сам. Голыми руками, или с помощью того смешного чайничка с глазками - сначала кипятком в рожу, а потом чайничек об башку, да осколком по глотке, чтоб только треснуло да брызнуло!.. Потому что ты заебал. З-А-И-Б-А-Л. Или там Е должно быть? какая хрен разница, все равно писать не умею. Разучился. Каждый по-своему справлялся тогда с мирным временем: я оставил войну позади - но для этого пришлось слишком многое забыть, и слишком далеко вернуться. Если бы однополчане увидели через двенадцать лет своего Ёбнутого, они бы, наверно, охренели. Был Ёбнутый, стал Малахольный. Был маленький, верткий и злой, видящий только боевую задачу и кратчайшие способы ее достижения. Стал круглый и веселый, словно в детство впавший; видящий вокруг себя все подряд и простодушно радующийся любой сраной бабочке, а ружье забыл, с какого конца хватать... И главной моей сраной бабочкой был ты, капитан. Мой дохлый капитан. Ты был дохлый еще задолго до того, как разбился в мясной мешок с костями. Ты так и не ушел с войны - ты притащил ее с собой, и она сожрала тебя изнутри, потому что выходить ей было, по большей части, некуда. Вот и дергался на веревочках упадков и припадков: то сидит, понимаешь, дуется на весь мир, то ввяжется в драку, то вроде бы натрахался, пригрелся и засыпает, и вдруг как укусит за пузо! Наверно, только Бог всемогущий знает, чего мне стоило постоянно стоять за твоим плечом и в любой - в любой! - момент быть готовым те веревочки намотать на кулак: сядь, успокойся, дыши, черт с тобой, вспомни войну, охуенный Гастон, лучший в мире Гастон... задолбавший до рвоты, постылый Гастон. Только другого-то не было. Не брать же в расчет этих всех, пороху не нюхавших. Как мне нравилось твое хвастовство! Я принимал его за хорошие шутки над собою, это по умному са-мо-и-ро-ния называется, и способность к ней - обнадеживающий признак. "Ничего не понял, но, кажется, все уладил", а? И брал подачи, поощрял это дело вовсю, песенки вон сочинял смешные, про то, как наш Гастон круче всех плюется и бухает. Ха-ха. Если бы хоть на миг заподозрить, насколько на самом деле это все по-звериному серьезно... однако момент истины, как это всегда бывает, безнадежно запоздал. Скормить старого придурка волкам было полностью идиотской затеей. Но это ладно, ну психанул, что он нас потащил в поганый лес из теплого трактира, за глюками гоняться жопой по кочкам, а потом еще повыпендриваться решил. Так все еще можно было исправить, вернуться, развязать, извиниться, мол, не хотел, да ты меня выбесил. Или хотя бы потом, уже когда он нашелся, набрехать, что опомнился, пошел искать, да не нашел. Но нет, мать твою, безупречный Гастон не может психануть и затеять идиотство. Вот и наскреб себе на голову, что вышло мне либо тебя сдавать, либо на Мориса всех собак вешать, смотреть в глаза и врать. Что так, что эдак, чистое говноедство. И это ты меня на него развел, а я на него развелся, потому что некуда деваться - загнал в угол и раком поставил. Ей-богу, лучше бы в прямом смысле, оно хоть обоим приятно. Потом же оставалось только в бой. Потому что победителей не судят, правда? Завалим зверюгу, потом разберемся, да и они сами поймут, что оно им мозги запудрило. Может, если бы выгорело, я бы тебе простил все это дерьмо. Или наоборот, уперся рогом и разобрал бы все полеты, как-нибудь бы договорились. Но не выгорело. "Настал час героя!" - и деру вверх по лестнице. Я-то выбрался, похеру. Это сначала растерялся, вспомнил, как однажды на войне землей закидало. А прорыв задерживать и правда не дело было. Просто в этот момент ты меня окончательно заебал. И из меня полез Ёбнутый, который в виду имел всех сраных бабочек. Чайник говорящий потом пел, мол, "ты слишком хорош для него", я его чуть об стенку не шандарахнул. Кой черт, кто там плох, кто хорош, не в этом дело. Теперь ты лежишь в земле и будешь там гнить. Я сам укладывал тебя, мудака, в гроб, вечером того же дня, когда отплясывал на балу с бабенками; какая-то голодная псина уже успела отъесть у тебя полморды - но кому ты нахер кроме меня сдался после того, как все-таки убился об свою дурь? а мне все равно, я не такое видал. Ты лежишь дохлый и закопанный, а я пью. Накидываюсь. Заливаю глаза за твой упокой, чтоб из-под земли не лез. В одной руке бутылка, в другой - этот смазливый англичашка, который таращится на меня как на шоколадный торт, несмотря на то, что у меня вся рожа расквашена. Ребра тоже все еще болят, так что не очень понятно, как мы с ним сегодня будем кувыркаться. Наверное, медленно и печально. В самый раз для поминок. А к утру развиднеется, и я пойду блевать тебе на могилу. Или наоборот, обдеру соседний палисадник и притащу букет. Или угоню психовозку и уеду на ней нахер из клятого Вилльнёва, пряничного, милого городка-картинки...