Два плюс три

О Боже… Ему никак, никак не попасть. Джейдан трясся мелкой дрожью от ярости, волнения и нетерпения, но все усилия были тщетны. Он не узнавал себя - опытный и взрослый мужчина, он ведь не раз проделывал это, и вот… Джей беспомощно застонал, теряя терпение. - Слишком узко… Не получается. - Дебил. Дай сюда, - Алистер отобрал у него иголку и, презрительно морщась, стал методично вдевать нитку, в то время как Кремер расправлял на коленях свой пиджак. Сегодня этот засранец оборвал все, все пуговицы пиджака, прежде чем Джей предпринял какие-то попытки грубо одернуть воротник на напряженно изогнутой шее и разгладить на узких, безвольно опущенных плечах рубашку божественного S-размера. Впрочем, она все равно была великовата для ее владельца, о чем мужчина не преминул с некоторой долей едкости напомнить. Алистер тогда надулся и заявил, что не желает иметь с ним никаких дел. Никаких дел? Ну ладно. Не привыкать. Джей внезапно обнаружил, что с малышами как-раз таки может "проворачивать" с детьми кучу самых разнообразных дел: ходить в парк аттракционов и сажать детей в нелепые вращающиеся расписные чашки кинг-сайз, утрамбовывать в одуревающую от счастья Аннику тюки сахарной ваты, запускать воздушных змеев с вечно смущенным Адамом, читать обоим детские книжки с совершенно непотребными, на его взгляд обложками… Только с Алистером дела отчего-то не "проворачивались". Все предложения проводить вместе досуг решительно отметались, и на вечерние чтения непотребных сказок он не приходил, предпочитая уединяться в одной из спален, которая теперь уже официально считалась его комнатой - Кремер с иронией называл это помещение "святыней грешника", ибо там ревностно стали оберегаться тишина и покой, а новый хозяин никого не допускал в это пространство. Впрочем, Джей на этом и не настаивал - спальня всегда казалась мужчине холодной и неприветливой, а воздух в ней - едким, тяжелым и вязким, как ядовитые миазмы, поднимающиеся в жаркое летнее время над болотами. Кстати, зеленые глаза нового жильца - томные, с легкой поволокой (этакие два тихих омута) - тоже немало раздражали его. Их хотелось, несмотря на заложенные в Кремере мужские начала, банально, по-бабьи выцарапать. Они бесили Джейдана неимоверно; в них недоставало той покорности и почти собачьей преданности, кою он уже не без удовлетворения замечал в глазенках младших детей. Сломить волю строптивого юнца, как и загасить дерзкий огонек в его взгляде, он пробовал каждый день, однако пока приложенные старания не принесли плодов. Алистер с постным лицом захлопывал все двери перед самым носом мужчины, демонстративно не выполнял его просьбы, не обращал ни малейшего внимания на все его замечания, постоянно отмалчиваясь, хотя и не упускал случая изгадить какой-нибудь особенно удавшийся Джею спич насмешливым комментарием. Конечно, все эти упражнения в острословии неизменно сопровождались обаятельной улыбкой малолетнего гаденыша, но сути дела это не меняло. - Выйди вон! Терпеть тебя не могу! - Взаимно. Вот и сейчас в гостиной, на первый взгляд, царила идиллия. Эмилия присутствовала на званом ужине для тех, "кому за 30", и не терроризировала сына бесконечными беседами, Адам и Анника, сидя на пушистом ковре, боролись за право обладать очередным плюшевым уродцем, Джей уже подложил под голову крохотную диванную подушку, устраиваясь поудобнее, Алистер аккуратно пришивал третью по счету пуговицу к лацкану твидового пиджака… К лацкану? - Я сейчас всю душу из тебя вытрясу, идиот! Ты назло мне это делаешь? - в исступлении Джейдан мертвой хваткой сжал плечо юноши и энергично встряхнул. - Что, язык проглотил? Я тебя спрашиваю! Ответствовала ему лишь издевательская улыбка, скользнувшая по тонким чувственным губам. Кремеру захотелось разомкнуть эти губы и выбить прятавшиеся за ними два ряда мелких ровных зубов. Чтобы крови было как можно больше, и дерзкий паршивец захлебывался ею, корчась на роскошном ковре. Эмилия давно хотела поменять его колер на интенсивно-красный. Агрессия настойчиво требовала выхода. Мужчина в исступлении ткнул кулаком ни в чем не повинный диванный валик и, схватив с журнального столика пульт от домашнего кинотеатра, с глухим рыком метнул его в стену. Пластиковый корпус пульта издал жалобный треск, а со стены осыпалась штукатурка. Откинувшись на спинку дивана, мужчина беспомощно наблюдал, как его очаровательный сожитель уводит с собой Адама и Аннику. Две пары золотистых глаз не выражали ничего, кроме испуга и непонимания. Убийственное отвращение мерцало в мутной зелени. Восхитительное бешенство искрилось в алой бездне.