***
Хоть бой не продлился и пятнадцати минут, но на публике и самих гладиаторах он оставил неизгладимое впечатление. Изумительное превращение Лорда Грома, не отступающий от своего звания Чемпион, эпичная схватка и будоражащее кровь начало этого грандиозного сражения — все это стало главной новостью искушенного на болтовню и сплетни народа Сакаара. Масла в огонь подливали слухи о возможном родстве новоявленного гладиатора с любимчиком Грандмастера. Громовержец как сейчас помнил — в ожидании своего выхода он не сводил напряженного взгляда с главной трибуны Арены. Богатая ложа ярко выделялась на фоне серой массы зрителей, отдавала чистотой и блеском, кричала о важном статусе восседающих на ней персон. Точнее сказать — персоны. Одинокая фигура, стоящая почти вплотную за прозрачным стеклом ложи, завоевала все внимание Одинсона. Локи. Подлая, изворотливая, бесчестная змеюка, способная на все ради прикрытия своей драгоценной шкуры. Тор готов был поклясться чем угодно, что этот хитрец уже успел выстроить вокруг себя непробиваемый щит из искусно сплетенной лжи, отгораживая себя от всех бед и лишений этой странной планеты. Вон же, не стоит за ржавой решеткой в грязном подземелье Арены, о нет. А как всегда холеный принц нежится в лучах величия местного господина. Тогда Тор пытался задуматься об истинных мотивах своего пусть и лживого, но до безобразия умного и расчётливого брата, но оглушающий рев горна заставил отречься от собственных раздумий и выйти на Арену под бушующий рев зрителей. И, наверное, самым приятным воспоминанием из этого побоища была не находка безвременно пропавшего товарища, сколько вид ошарашенного, подорвавшегося с места брата, отчего после Одинсон уже не мог сдержать веселой пакости и не насолить брату — прямо указав Халку, где сидит знакомый ему мелкий бог. А дальше… Дальше происходили вовсе непонятные и невозможные вещи, но… Тор и не надеялся, что на планете, где творит бесчестье и слепое следование за удовольствиями, имеет место быть честный бой.***
Не то, чтобы Локи верил в то, что Грандмастер позволит новичку одолеть его разлюбимого Чемпиона. Нет, что за вздор. Но за Тора было… обидно? Да, наверное, это самое верное слово. И черт знает, что в этом чувстве играло решающую роль — братская поддержка или же желание удостовериться в том, что Халк не такое уж непобедимое животное. Трикстер задумчиво поджал губы, с неким раздражением следя за неоново-желтой жидкостью в своем бокале. У него ужасно болела голова. Виски щемило, а под затылком, казалось, и вовсе организовалось целое поселение шумных иномирцев. Все это очень походило на магические атаки, и барьеры Локи в последнее время стали давать серьезные сбои. Еще и этот безмолотовый братец. Странное, ёрзающее чувство внутри не давало покоя и из головы не шел образ замертво лежащего брата посреди Арены. Нет, конечно, Грандмастер сохранил такого прекрасного бойца, такую золотую жилу, но в голове Бога Лжи не укладывалась общая картина, как владыка Сакаара сможет уместить на своей Арене сразу двух Чемпионов. Что будет с Тором? Ждет ли его лучшая жизнь? Не то, чтобы Локи сильно волновали условия жизни старшего брата, ведь того как-то не волновал уют трикстера за тот год, что маг отсидел в темнице. Но вот условия жизни Громовержца, как правителя Асгарда, Локи уже беспокоили не на шутку. Выученный, воспитанный под чутким надзором всепонимающей Фригг принц золотого города никак не хотел принимать тот факт, что новый царь Девяти Миров прозябает в вонючих темницах Сакаара. — О чем задумался, лапушка? Медовый голос Грандмастера в который раз заставил трикстера невольно содрогнуться, будто выныривая из глубокого омута собственных мыслей. Локи ответил себе мысленную пощечину. Слишком явно он сдает обороты в последнее время. Нельзя терять лицо и отпускать тщательно выстроенный образ послушного и пылкого фаворита, тем более перед лицом повелителя Сакаара. Он должен быть сдержан, любезен, в меру нагл и остр на язык. А задумчивое и хмурое лицо младшего принца никак не вписывалось под описание обольстительного и недоступного мужчины, по которому последний месяц пускал слюни сам Грандмастер. — Тебе не понравился бой? — расстроенно продолжал господин Арены, подсаживаясь к объекту своего вседозволенного интереса и якобы успокаивающе устраивая ухоженную ладонь на колене мага. Локи сдержался от взгляда на наглое прикосновение мужчины, на секунду прикрывая глаза и пряча свои думы за уставшей, покорной, но все равно искушающей и обворожительной улыбкой: — Что Вы. Бой сегодня на редкость впечатляющ. Ваш Чемпион превзошел все мои ожидания. — Он прекрасен, — подхватил похвалу Грандмастер, воодушевленно сжимая колено трикстера и в запале сдвигая руку вверх по бедру лжеца, — великолепен. Мое лучшее приобретение, любимчик…. На мгновение мужчина осекся, смеряя, словно, в который раз оценивая, своего собеседника откровенным, прищуренным взглядом: — Конечно, в личном окружении у меня тоже есть свои любимчики. И мне очень отрадно, что два моих любимца, оказывается, уже пересекались. Верно? — Действительно, — неразумно ответил Лафейсон, чувствуя, что даже мимолетное промедление с ответом может выдать его с головой. Бог Обмана пытался все же держать себя в руках, мерно покручивая тонкую ножку бокала в изящных пальцах, хоть так спуская внезапно охватившее его волнение, — приходилось. Не скажу, что встреча была приятной, но имела место быть. На столь откровенный ответ Грандмастер лишь звонко рассмеялся, в своей извечной манере запрокидывая голову и, наконец, смещая руку с бедра Локи на его плечо, сменяя напрягающие поглаживания на легкие похлопывания по плечу: — Прелесть, — предсказуемо выдал он, — а как же поражение твоего брата? — Сводного, — несдержанно дополнил описание Громовержца трикстер, все же отставляя хрупкий бокал. Нервозное покачивание сосуда в руках могло насторожить Грандмастера. Что было магу далеко не на руку. И чего он вообще переживает за этого тупоголового? Свою шкуру надо беречь. — Ты так его не любишь? — голос мужчины так и искрился притворным сочувствием. Отвечать на вопрос не хотелось. Ни колко, ни себялюбиво, ни дурашливо — никак. Любой ответ бы не передал и толики того запутанного кома чувств, которые порой выбивали всю холеную хитрость из головы мага. А подобрать такой ответ еще и перед лицом Грандмастера — вовсе казалось невыполнимой задачей. Внезапно, Локи поймал себя на мысли, что за время разговора ни разу не взглянул на своего собеседника, что могло вызвать у того ненужную скуку и разочарование в своем фаворите. Эту оплошность молодой бог сразу решил исправить, переводя задумчивый взгляд на лицо своего невольного господина: — Не скажу, что мы питаем сильную любовь друг к другу. Грандмастер лишь понятливо кивнул и нежно погладил своего фаворита по щеке. Игривый взгляд мужчины Локи совсем не понравился. Виски сдавило с новой силой.***
Тор негромко выругался, понимая, что он совершенно ничего не понимает. Ну, как ничего. Три вещи он мог сказать точно: он жив, раны ему залечили, он не свободен. О последнем пункте очень так явно и радостно сообщали уже знакомые наручники, и уже ставшее почти родным кресло. Немного привыкнув к тусклому освещению, Одинсон пошел дальше по понятливым пунктам: он вновь в протухшем подземелье подле выхода на Арену, убивать его пока не собираются, да и находится Тор в сомнительной компании божка Сакаара. Пугающий жезл психопата не наблюдался поблизости от преподобного Грандмастера. Преподобный Грандмастер. Если бы мог, Тор уже не раз сплюнул бы эти слова этой самоухмыляющейся гадюке прямо в морду. — С добрым вечером, мой прекрасный друг. Выспался? — миролюбиво вопросил разукрашенный мужчина. За спиной у того стояли вполне человекоподобные девицы, зазывно улыбающиеся и оглаживающие изящными пальчиками грудь и плечи своего повелителя, а по правую руку смирно стоял непривычно молчаливый трикстер. Видимо, замешкавшийся взгляд Бога Грома развеселил Грандмастера, и тот продолжил: — Ты очень впечатлил нас, — мужчина приторно сладко выделил последнее слово, не упустив возможности коснуться сейчас ледяной руки темноволосого аса, заключить ее в крепкое объятие ухоженных пальцев и намекающе мягко скользнуть ладонью мага по своей щеке. В молчаливом ожидании Грандмастер немного поиграл с длинными, изящными пальцами трикстера, порой невесомо касаясь каждого губами. Все эти секунды тот не сводил любопытного взгляда с багровеющего лица Лорда Грома. — Ты держался молодцом, просто умницей, но, к сожалению, мой Чемпион одержал верх, — мужчина тяжело вздохнул и все же поднял взгляд на понурого Локи. — Жаль, правда, дорогуша? Тор не сводил непонимающего, с каждой секундой все более горящего гневом взгляда с этого расфуфыренного коронованного петуха. Кем бы он ни был — как смеет он так поступать с наследниками Асгарда? Плевать Тору на себя, плевать на собственное положение, плевать на унижение и неудобство. Но как это правящее недоразумение могло так вальяжно обращаться с Локи? И почему сам принц, эта заноза в заднице, нестерпимый лжец и эгоист до мозга костей позволяет какому-то ничтожеству так смотреть, так прикасаться к себе? Одинсон был готов прореветь прямо сейчас только один вопрос: «Что происходит?». Трикстер же старался не обращать внимание на поползновения Грандмастера, абстрагируя себя от этого страшного места. Чувствовал он себя прискорбно. Чувство, словно макнули в грязь и вдобавок облили вонючей слизью. Лафейсон незаметно передернул плечами. На Тора смотреть не хотелось. Грандмастер в свою очередь упивался накалившейся обстановкой. И не важно, что все молчали. Мужчина просто купался в пылких мыслях этих двоих. Телепатические способности все же не только сильно облегчают жизнь, но и делают ее донельзя интересной. Долго. Ох, долго прокопался властитель Сакаара с головой своего прекрасного фаворита, пробивая толстый слой магической защиты. Ишь, не врал хитрец, когда в первые минуты во дворце выставлял себя в выгодном свете, выказывая свои таланты. И правда маг. А мысли и эмоции были, что ни есть — самые горячие и отборные. Давно мужчина не испытывал такого накала, страсти, предвкушения. Оно горячей патокой стекало по телу, горяча кровь и чувства, и миловидные прелестницы, оглаживающие тело своего господина, ни сколь к этому причастны не были. Холодная отчужденность Локи и просто звериная ярость Тора. Взрывной коктейль. В меру голодно облизнуться и просто взвыть от такого яркого накала. Лорд Грома просто полыхал в своем антимагическом кресле, напрягал каждый мускул, пытаясь дотянуться до самого Грандмастера и отбить любимого брата у нахального владыки. Как много чувств скрывалось за этим истинным гневом. Злость, отчаяние, страсть, страх, любовь. Будь здесь другие обстоятельства, и повелителю Сакаара и не пришлось бы впускать дополнительные правки, дабы привести в действие свой наипрелестнейший план. — Лапушка, ты чего молчишь? — все подливал масла в огонь Грандмастер, своим наивным и желающим взглядом оценивая обманщика, пальцами все еще лаская прохладную руку мага. Злость Тора просто застилала глаза, подогревала интерес еще сильнее. Неужели, этот юнец настолько безвозвратно влюблен в своего младшенького? Как чудесно. Пылкая, юная, не знающая границ любовь, страсть, сдерживаемая лишь тонкой стеной приличия. Прелестно. Лафейсон же вовсе старался делать вид, что его здесь нет и никогда не было. Только ступив за порог странной комнаты и оценив убранство, и компанию Грандмастера, Локи заподозрил неладное. Появление Тора в комнате забило последний гвоздь в понимании скользкого плана самоназванного господина. И понимание это скользкой змеей стянуло шею трикстера, не давая свободно дышать. Подлая тварь. Грандмастер довольно улыбался такому контрасту. Яростный огонь и сдерживаемый ледяной буран. Так же как и бился Громовержец сейчас в своем кресле, так же отчужденно пытался сейчас выглядеть Локи, старательно не встречаясь взглядами ни с Грандмастером, ни с асом. Расчетливость, обман, холод, презрение, вина, смущение. Все это ледяным комом выло в голове темноволосого аса, который пока так и не дался в руки повелителя гладиаторской Арены. Пока что. У Грандмастера на все были свои планы. — Зачем же терять время попусту, дорогие мои, — дружелюбно продолжил мужчина, все же убирая руки от Локи, внутренне смеясь от несдержанного выдоха облегчения трикстера, — у меня к тебе, — господин смерил блистательным взглядом Одинсона, — наиделовитое предложеньице. Мужчина выдержал так нужную сейчас паузу. Распаленный в своем гневе Одинсон просто не был в состоянии с первого раза понять самую элементарную речь. Что уж там о договориться. В отличие от своего брата Лафейсон предусмотрительно насторожился, готовый ловить каждое слово, каждый перепад настроения хитрого владыки. Грандмастер победно усмехнулся. Недооценил его Локи, о чем сейчас и жалел глубоко в своей прелестной голове. — Как ты понимаешь, — продолжил мужчина, мерно перекатываясь с носков на пятки и миролюбиво разводя руки в стороны под ласками преданных наложниц, — рисковать репутацией Чемпиона и вновь выпускать тебя на Арену в качестве гладиатора я больше не могу. Бои интересные, но и вырубать тебя посреди буйства каждый раз… Ой, как не красиво, — Грандмастер показушно скривился, изящно встряхивая пальцами рук, словно имел оплошность во что-то безуспешно вляпаться. — Но публике нужны действа. Нужны кровь, азарт, зрелища в конце концов! А ты им полюбился, и так просто выкинуть тебя на окраину города на съедение пиратам… Ох, на это неспособно мое доброе сердце, сам понимаешь. — Вам зачем-то понадобились мы оба? — холодно отозвался трикстер рядом с мужчиной, пряча сжатые в кулаки руки за спиной, уже своим привычным, изучающим взглядом колко смотря в вызывающие глаза Грандмастера. — Что Вы можете предложить? — Я всегда знал, что ты прекрасен, дорогуша! Цены тебе нет, — восторженно отозвался Грандмастер, уже отмечая довольно обескураженное, но почти спокойное лицо Громовержца, которого, видно, остудил лишь звук холодного голоса Лафейсона. Повелитель Сакаара хотел было потянуться напомаженной ладонью вновь к лицу своего фаворита, но вновь идущая волна ярости от Громовержца заставила его передумать. Все это прекрасно, но мужчине уже не терпелось перейти к завершению своего плана, а вновь заведенный Тор лишь оттягивал сладкие минуты удовольствия. — Я предлагаю твоему брату свободу, прелесть моя, — приторно сладко ответил Грандмастер. — Полную свободу, все четыре стороны, вплоть до вашего Задгарда. В обмен на небольшое зрелище. Конечно, мне хотелось первому овладеть тобой, но все взвесив… — Ближе к делу, — с нетерпеливой яростью и холодным раздражением перебил Грандмастера Локи, уже понимая, к чему тот клонит. В другой ситуации за такую дерзость Лафейсон уже мог быть вонючей жижей среди протухших стен подземелья, но сейчас он нужен был Грандмастеру. Наказание он стерпит потом. — А как же Локи? Грандмастер в очередной раз победно улыбнулся. Оба брата уже приняли его условия. Один из-за скрываемой заботы и успешно забитой любви в обиженном сердце, а второй из-за той же любви, но открытой к младшему асу и призрачной надежды спасти названного брата из цепких и липких рук этого чудовища.***
— Возлюбленные мои жители Сакаара! Сегодня вы собрались здесь дабы узреть самое прекрасное, что могло произойти на нашей Арене! Зрелище, по своей красоте достойное богов! Огромная проекция Грандмастера посреди не менее внушающей Арены лукаво улыбнулась, с привычными распростертыми объятиями обращаясь к своей «возлюбленной публике». И сегодня мужчина не лукавил, говоря, что зрелище будет воистину божественным. Два бога, братья, утопающие в пучине непонимания, страсти, должны будут явить искушенным зрителям слияние своих прекрасных тел, своих будоражащих мыслей. Как Грандмастеру не было жаль так лишаться права взять своего фаворита без промедления, перестать сдерживать себя перед лживыми и такими обольстительными улыбками, он понимал, что предстоящее ему зрелище окупит такую потерю с лихвой. Тем более свободу Локи он не обещал. Проекция преподобного правителя Сакаара исчезла с глаз ожидающей публики, а сам Грандмастер с удобством устроился на все том же белоснежном диване, который всего несколько часов назад делил с прекрасным во всех смыслах асгардцем. На Арену выкатили кресло со все еще скованным Тором. Даже самый легкий шепот на трибунах выжидающе стих только при одном появлении Громовержца. Ворота противоположного выхода, откуда в прошлый раз с победным ревом выскочил Халк, с гулким скрипом открылись, являя взору Одинсона стройную фигуру трикстера. Локи был в бешенстве. В бешенстве от собственного бессилия и понимания хитрости Грандмастера. Бог Обмана просчитал все ходы, выдерживал каждую ноту, каждый взгляд, но кто же знал, что атаки на его магическую защиту совершал искусный телепат в лице самого главного врага на Сакааре. Приближаясь к прикованному в кресле Одинсону, Локи несдержанно хмурился и ругался, перебирая раз за разом код в голове, который снимал сдавливающие брата тиски. Надо все сделать быстро. И Тор свободен. А брата Громовержец не бросит. Это все, в чем обманщик сейчас был уверен точно. Голодное затишье толпы на трибунах ощущалось нестерпимым грузом на крепких плечах Бога Обмана. Тысячи плотоядных взглядов сейчас следили только за его фигурой, его действиями, его повадками. Это бесило еще больше. Одно дело ловить на себе восторженные и благодарные взгляды верноподданных, другое — ощущать себя зверем на съедение для удовольствия низших существ. Мерзко. Трикстер передернул плечами и ввел нехитрый код на наручниках Одинсона, в одно мгновение освобождая пленника из тисков бездушной машины. — Брат, мы не должны… — Заткнись, Тор. Змеиная сущность Лафейсона сейчас яростно билась о стену внешнего безразличия. Молодой бог судорожно пересчитывал всевозможные варианты развития событий, но теплые ладони Громовержца вмиг выбили остатки разумных мыслей из головы запутавшегося Локи. А Одинсон чувствовал себя словно на распутье. Он прямо ощущал две строго отделённые половины глубоко в своем сердце, где одна кричала о глупости плана и подумать не могла, как можно сотворить такое с братом, когда вторая, когда-то давно зажатая и забытая, бесстыдно, но тихо ликовала, заставляя глупое сердце бешено биться в груди. Но сам Тор был полон решимости. Он поступит правильно, выполнив условие договора. И не важна ему его свобода. Одинсон сможет, обязательно сможет вытащить брата из этого прогнившего мирка. И дело совершенно не в постыдном чувстве к родственнику, пусть и не к кровному. Зависть, злоба Лафейсона, что так искусно точила его изнутри последние годы и в сравнение не шла по силе с тем, что так давно испытывал к обманщику Тор. Ум, собранность, сосредоточенность и холодный расчет хитрого мага всегда приводили Бога Грома в немой восторг. Тор боготворил Локи, восхищался им. Не отдавал себе отчета в этих чувствах, всегда и во всем слепо доверяя брату, порой даже зная, что заведомо идет по ложному пути. Эта сталь характера и странная, мужская красота. Непохожесть на остальных жителей Асгарда. Легкая изящность и проворность в бою в противовес тяжелой силе эйнхериев. Эта… — Прошу вас, дорогие мои, продолжайте, — пронесся над Ареной сладкий голос Грандмастера, что вместе с многотысячной публикой наблюдал за действом двух братьев из своего шикарного ложа в окружении прекрасных наложниц. — Не испытывайте мое терпение. — Делай уже что-нибудь, — злобно шикнул на брата Локи, старательно не смотря Громовержцу в лицо. Чувство собственной беспомощности злило все больше, но ничтожный шанс выбраться с Сакаара живыми стоил таких унижений. Наверное. Хуже всего, что собственное тело сейчас словно не слушалось хозяина. Трикстер с легкостью мог взять дело в свои руки: обнять, соблазнить, даже возбудить простодушного мужчину, будь это не Тор. Даже смотря на свои руки, что сейчас безвольно висели вдоль тела, даже приказывая им подняться и начать свое темное дело… Нет. Сделать подобное с братом было выше понимания принца Асгарда. А Тор, видимо, только и ждал чего-то подобного. Хоть какого-то разрешения мага, призыва действовать. — Если уж не встанет — закрой глаза. Представляй свою мидгардку, — все так же зло и как-то даже ревностно шипел уже в губы блондина Локи, чувствуя горечь от собственных слов и как сменились мягкие, бережные объятия Бога Грома. Надежные, крепкие руки на мгновение перестали оберегать трикстера от хищных взглядов зрителей, становясь жестким капканом, угрожающим переломать кости все же более хрупкому магу. Грандмастер победно улыбнулся, чувствуя перемену настроения Громовержца. Из нежных, трепещущих мыслей о брате тот вмиг словно заледенел. — Какие чудеса творит ревность, — восторженно промурчал себе под нос мужчина, склоняясь вперед под ласками дев, с неимоверным азартом наблюдая за фигурами на Арене. Тор действительно переменился. Все любовные, боготворящие мысли о брате вмиг перечеркнули всего несколько ядовитых слов. Ласкающее нутро возбуждение сменилось тихой злостью, заставляя с силой надавить на плечи названного брата, опуская того на колени перед собой. — Что ты… — тут же начал протестовать Лафейсон, но тут же оборвал свои речи, встречаясь с холодным взглядом голубых глаз. — Помоги мне представить, — со злобной отчужденностью пробасил асгардец, силой удерживая йотуна на коленях перед собой. И тон его не давал трикстеру и шанса на отступление. Такого Бога Грома Локи знал очень хорошо, понимая, что надавил не на те рычаги в его сознании, за что и платится всеобщим унижением на глазах подлого Грандмастера. Холодные, уже не дрожащие руки твердо потянулись к паху Одинсона, с привычным изяществом справляясь с застежкой на брюках мужчины. Унижаться, так с чувством собственного достоинства. Ведь уже ничего не страшно. Томный стон Тора разбавил нависшее напряжение затаившейся толпы где-то под потолком Арены. Как бы Громовержец не крепился и не злился на лжеца, но вид осторожного, почти нежничающего Локи вмиг вернул, казалось, потерянное возбуждение. Лафейсон действительно осторожничал, непривычно мягко придерживая в руке еще вялую плоть Тора. Мыслям сейчас не было места в голове мага, и поэтому он просто шел по течению. Трикстер склонился к члену брата и аккуратно, словно пробуя, провел влажными от собственной слюны губами по всей длине мягкого ствола. Приглушенный рык Одинсона и ощущение твердеющей плоти в руке добавили Локи уверенности, помогая отвлечься от панических мыслей в голове и не реагировать на восторженное улюлюканье зрителей. Тор даже пытался держать себя в руках. Но вид с каждым мгновением все более раскованного брата возбуждал наравне с плавящими ощущениями в паху. Блестящие от слюны губы на уже налитом кровью члене, втянутые щеки и прикрытые, словно в удовольствии, глаза трикстера не оставляли ни одной целой нити сознания, что связывала Бога Грома с окружающим миром. Плевать было на всех. Даже на пресловутого Грандмастера, что сейчас в нескрываемом наслаждении не отрывал взгляда хитрых глаз от унижающегося Бога Обмана. О Боги, как хотелось Одинсону зарыться пальцами в смоляные локоны брата, надавить, сжать, показать всю силу своего желания, но мужчина сам не знал, чего боялся. Спугнуть? Локи сам не понимал, почему чувствовал такое облегчение внутри. Такое торжество. Верно, внутри себя Лафейсон побаивался обычной невыполнимости договора с Грандмастером, так как при всем своем опыте не понимал, как Громовержец сможет его захотеть. Оказалось, что это было не так уж сложно. В тягучем, страстном, но все равно ускоряющемся, ритме Локи ласкал, заглатывал, вылизывал манящую вену на члене Тора, в самом ему незамеченном порыве сжимая пальцами бедра Громовержца, найдя в них прекрасную опору. С тяжелым, хищным выдохом выпустив раскаленную плоть изо рта, Лафейсон удовлетворенно облизнулся, во все глаза рассматривая свою работу. Налитый кровью, блестящий от смазки и слюны член, еле уловимый животный запах Тора и ощущение терпкого, непонятного вкуса на языке звали вновь отдаться незнакомому, отключающему мысли чувству, плотно обхватывая губами манящую головку. Взгляд зеленых глаз быстро пробежался по могучему телу воина, задерживаясь на затуманенном низменными желаниями лице самого сына Одина. Тор уже не мог твердо стоять на ногах и облокачивался рукой о спинку злосчастного пленного кресла. Несдерживаемое желание накрыло мужчину с головой, заставляя не слышать, не видеть ничего кроме насмешливых, полных азарта зеленых глаз. Засранец. Даже будучи униженным он мог преподать себя. Возбуждение нещадно било в висках, не давая асу трезво мыслить и заставляя прославленного воина идти на поводу у своих эмоций. Пытаясь совладать с собой Тор несдержанно простонал, ощущая бесстыдные манипуляции Локи, что всем своим видом словно красовался перед Грандмастером, с только ему присущей остервенелостью выполняя чертов договор. Чуть припухшие губы соблазнителя заскользили по крепкому, словно пульсирующему стволу брата, заставляя мага судорожно втягивать воздух стоило крупной головке в очередной раз упереться в горло и перекрыть лжецу дыхание. Воздух буквально выжигал легкие изнутри. Изящные пальцы проникали под легкую ткань рубахи оглаживая стройный рельеф мышц, что служила Тору заместо привычной кольчуги на этом извращенном празднике знати, задирая ее. Каждое движение, каждый выдох и взгляд трикстера были пропитаны самым блядским искушением, от которого у Громовержца вышибало последний дух. — Локи, — на последней капле разума прохрипел Одинсон, резко вздергивая мага вверх и впиваясь в этот треклятый рот грубым, собственническим поцелуем, жадно вторгаясь в мякоть его губ, прикусывая, вылизывая десны, зубы, пытаясь проникнуть глубже. Грубые руки Тора скользили по прохладной ткани нетронутого камзола, до скрипа костей вжимая в себя ненавистного, но в тоже время любимого обманщика, вкладывая в поцелуй всю свою ярость, страсть, стараясь передать в нем все свои чувства глупому брату. Намозоленные в многочисленных битвах ладони с каждой секундой все более раздраженно оглаживали стройное тело мага, то и дело чувствуя под кожей ненавистную ткань заместо теплой плоти. Притирающийся к брюкам Лафейсона, пульсирующий от прерванной ласки член просто не давал хода адекватным мыслям, заставляя бездумно натягивать ткань на спине принца, безрезультатно пытаясь порвать дорогой наряд. Чертыхнувшись, Одинсон без малейшего промедления развернул Локи к себе спиной, прогибая изящного мага и заставляя опереться руками о все так же стоящее рядом кресло. Чувствуя, как явно отупевший от ударившей в голову спермы Громовержец рывками стягивает с него брюки, Локи позволил себе секундную панику на искусно показывающем возбуждение лице. Быть оттраханным в самом прямом смысле этого слова на глазах у этой чертовой публики в его планы не входило. Лафейсон ясно успел себе продумать почти идеальный план — возбудить Тора, дать Грандмастеру обещанное зрелище и благополучно закончить это унижение при этом оставшись при своей чести и одежде. Смачный шлепок и ощущение горячих ладоней на ягодицах ясно давали понять трикстеру — сухим из воды не выйти. У Тора сняли тормоза. Окончательно и бесповоротно. Сильные пальцы мяли упругую задницу брата, а пылающий от недостатка внимания член жадно втирался между половинок, пачкая своим естеством и слюной Лафейсона белоснежную кожу. — Тор, — призывно зашептал маг, стараясь не обращать внимание на тесноту в собственных брюках. Сын Лафея был и так готов сгореть от стыда, но унижаться еще и собственным желанием Тора принц не собирался. — Тор, — вновь вторил Лафейсон, возвращая лицу жаждущее выражение и пылко смотря на брата из-за плеча. Вид такого мягкотелого, разгоряченного, страстного трикстера лишь сильнее вышибал из Громовержца остатки терпения. Хотелось завладеть этим прекрасным мужчиной раз и навсегда, и плевать на обстоятельства, на окружение, на плен. Призывный взгляд Локи не остался незамеченным. Тор с готовностью склонился над братом прижимаясь к грациозной спине, убирая пальцами черные локоны, оголяя шею и прижимаясь к бьющейся венке губами, в блаженстве прикрывая глаза. Тонкий аромат мага лишь подбивал последние крохи терпения, что еще оставались в разуме Громовержца, заставляя мужчину пылко, с присвистом зарыться лицом в мягкие волосы, утопая в запахе Локи. — Только попробуй его вставить и тут же пожалеешь, что он у тебя вообще есть, — внезапный взбешенный шепот брата словно снял толстый слой пелены с глаз аса. От такой разительной разницы в облике страстного мага и шепоте злого, плюющего ядом трикстера у Тора немного прояснилось сознание. Сразу появилась и многочисленная публика, жаждущая продолжения горячего действа, и ненавистное, бьющее в глаза белизной ложе Грандмастера, что сейчас потешался над безысходностью богов. Но само желание брата никуда не делось. Стоящая колом плоть призывно вжималась в ягодицы мага, руки маняще оглаживали скрытые одеждой изгибы желанного тела, что столько лет было рядом. Стиснув зубы, Одинсон глухо рыкнул, выпуская пар, и склонился над братом, натирая колкой бородой чувствительную шею Локи и несдержанно прикусывая хрящик уха под ликование искушенной толпы: — Подыграй еще немного.***
Тор, совершенно свободный, улетел несколько часов назад. Улетел тихо, молча, не прощаясь. То есть, это все же Лафейсон не захотел видеть аса, ссылаясь на нелюбовь к прощаниям. Желания, как и сил, видеть брата у Локи не было совсем. Трикстер чертыхнулся и поплотнее закрыл тело плотным плащом, беснуясь от зла к себе, Грандмастеру, Тору, Сакаару. Сколько времени он провел в купальне — точно сказать не мог. Отмокал, оттирал, заливал душистыми маслами измученное тело, пока недовольно принял тот факт, что отмывался трикстер далеко не от прикосновений Громовержца, а от плотоядных взглядов и торжествующих вскриков тупой толпы, что восседала за трибунами треклятой Арены. Локи до сих пор не верил, что все могло пройти так гладко. Его запоздалый план сработал, Грандмастер остался доволен представлением, и сношаться с Тором магу не пришлось. Конечно, самоуважения Бог Обмана лишился напрочь на ближайшие недели, зато этот тупой увалень на свободе и, возможно, готовит план по спасению брата с этой прогнившей планеты. А может и нет. Лафейсон устало выдохнул, отходя от панорамного окна такого же вычурного, как и властитель этой планеты, и бессильно опустился на край просторной, заправленной свежим бельем постели. Тяжелое дыхание Тора, до дрожи сдерживаемые прикосновения, скольжение напряженного члена меж бедер, сорванные хрипы и железная хватка, от которой точно останутся синяки… Локи нахмурился и мотнул головой, резко откидываясь на спину и принимаясь рассматривать расписной потолок его новой комнаты. Грандмастер, явно раздобренный эффектным шоу, разошелся на широкие жесты предоставив трикстеру лучшие апартаменты и личную прислугу. Старый гад. — Как себя чувствуешь, золотце? Ничего не болит? Приторный баритон привычно внезапно влился в строгую тишину комнаты, заставляя трикстера невольно поморщиться. А он то надеялся, что хотя бы до завтра выбил себе право на одиночество. — Устал, прелесть? Не удивлен, ты так жарко выложился на Арене, так старался, я впечатлен. Грандмастеру, видимо, было не скучно беседовать в своем монологе, за что, можно признаться, Локи был ему благодарен. — Какое шоу, какое шоу, — разливался соловьем мужчина, отходя к бару и заполняя бокал очередной неоновой, режущей своим цветом глаза, жидкостью. — Мне даже жалко было отпускать твоего… партнера. Такой кипишь не устраивал даже Чемпион. Наполнив оба бокала, мужчина вернулся к своему немому собеседнику, оценивающе рассматривая скрытую за плотной тканью темного плаща фигуру. — Удовлетворить целую Арену даже не раздеваясь. Ты просто прелесть, я в тебе не ошибался. А как хитро то продумано. Остался чистеньким и таким же благовонным и недосягаемым, браво. Локи не сдержал какой-то сумасшедшей усмешки, против воли вслушиваясь в речь Грандмастера. Чистеньким. Видимо, Сакаар совсем потонул в разврате, раз всеобщее унижение здесь считается обычным делом. Но в словах мужчины была толика правды. Тор все же удержал себя в руках, не давая животному инстинкту взять над собой верх. Конечно, ощущение липкой, вяжущей спермы на чистой коже еще долго будет ощущаться трикстером, но это куда лучше порванной задницы и уничтоженной, хоть какой-то, чести. Брать принца на нечестивых глазах многотысячной публики Громовержец не стал, доводя себя до пика тесно прижимаясь и втираясь в еле заметно дрожащее тело мага, даже не допуская боле мысли о грязном проникновении. Лафейсон вновь поежился, вспоминая те минуты. Противно ему не было. Ни от Тора, ни от себя. Была какая-то странная, совершенно не понятная обида на Громовержца. Словно трикстера задело то, что брат захотел его только из-за чертова договора. Глупо. — Рад, что смог впечатлить Вас, — все же решил подать голос обманщик, понимая, что хорошим расположением Грандмастера он все же рисковать не должен. Пусть Тор свободен, но принц Асгарда все еще находился под властью психованного божка Сакаара. Психованного божка с Расщипителем. Уже приоткрывшиеся, как обычно напомаженные губы Грандмастера собирались произнести очередную несусветную чушь, отвлекающую внимание трикстера от тяжких дум, как сонную атмосферу апартаментов разрушили крики, доносящиеся с многочисленных грязных улочек Сакаара. Из огромного панорамного окна были ясно видны сверкающие отблески молний, приближающиеся к дворцу Грандмастера со стороны Клоаки. Локи невольно закатил глаза. Все же тонкий ум и хитрая стратегия были явно не присущи его названому братцу. Но легкая улыбка все же невесомо тронула уголки губ мага. — Вот же идиот.