И пали первые снежные хлопья

      Ноябрьский туман захватил окраины небольшого поселения, медленно наползая и неся на своих крыльях ноченьку-темную. Дикий рёв обезумевшего вихря был слышен в каждом доме, что метался по округе, стуча сельчанам в двери и окна. Бродячие псы начинали страшный вой, а громогласное карканье иссиня-черных Грачев было слышно в каждом переулке, предчувствуя приближение хлада.       Жители деревни уж давненько украсили свои двери всякими оберегами, а на подоконниках развесили маленькие мешочки с солью, в надежде защитить дом от нечисти, что приходит вместе с первым снегом. — И птица чует, что холод будет, да и дрова горят с треском. — Ба, а, правду сельчане поговаривают? — Подкинь дровишки в камин, — сухо отзывается старуха, волосы которой давно украшены серебристым колером, а белоснежная кожа с годами превратилась в морщинистую. — Правда, — мягче добавляет она, медленно покачиваясь в кресле, неотрывно глядя на языки пламени. — А, правда, что мороз — это юноша неведомой красоты?       Онуча подкидывает сухую щепку за щепкой в камин, а её уста расплываются в мечтательной улыбке о красавце-юноше. Она садится перед камином, подгибая колени к груди, начиная расплетать свою длинную черную косу. — Правда, — кряхтя, отвечает бабка. — И каждый год он выбирает себе деву в жёны? — Злата, деточка моя, запомни: Мороз — то зло, его поцелуй — то смерть холодная! — старуха коснулась миловидного личика пятилетней онучи, заглядывая прямиком в её карье глаза, что похожи на только что собранный пчелиный мёд. — Как только увидишь юношу, от которого глаз не оторвать, бросай все и беги, моя деточка, беги со всех сил без оглядки!

***

— Злата, у нас хворост закончился! — гневно произнесла мачеха, глядя на падчерицу. — Не волнуйтесь матушка, я сбегаю в лесную чащу и все принесу.       Мачеха не любила свою падчерицу, а, может, просто завидовала красоте девице-красной. В тайне ей всегда хотела избавиться от неродной дочери, что воровала внимание её мужа. Мачеху вовсе не волновали сельские предрассудки и пословицы о приходе некого «Мороза», лесных духов и прочей нечисти, а уж тем более безопасность двадцатилетней падчерицы. Умрет, ей же потеха только будет.       Солнце практически садилось, а дева упорно продолжала собирать хворост, весело напевая песенки себе под нос. Ведь если бы она принесла недостаточно дров, мачеха обязательно выпорола, не пожалела. Не заметила дева, как на смену дневному свету пришли сумерки, а вместе с ними сизый туман. — Чело-о-овек! — шептали лесные нимфы, прячась за деревьями. — Сама при-и-ишла-а-а! — подглядывая, перешептывались маленькие гномы, рассматривая деву из-за коряг.       Лес вмиг наполнился глухой тишиной, и только было слышно шуршащую листву под ногами. Злата крепче сжала хворост, ускоряя шаг. Говорили старухи, что Мороз страшен, и коль встретишь юношу с фарфоровой кожей, а его волосы будут белее молока, ни в коем случае нельзя было откликаться на его зов.       Очарует, совратит, подарит поцелуй смерти, утащит в свои снежные владенья.       Не заметила Злата как на поляну вышла, где на одной из коряг надменно восседал юноша в кожаном тулупе, украшенным необычным белоснежным мехом, словно царь на троне своём. Земля вокруг него медленно покрывалась тонкой корочкой льда, а в воздухе витало дыхание приближающей зимы. — В такую погоду люди даже пса на улицу не выгоняют, а ты сама пришла в лес. Не боишься встретить Мороза? — юноша склонил набок голову, из-под капюшона внимательно рассматривая девицу.       Округлое личико с мягкими чертами лица обрамляли черные, как уголь, волосы, что волной спускались к самой пояснице; льняное серое платья в пол, в некоторых местах протертое, подчеркивало плавные изгибы юного тела. Старый её тулуп совсем не согревал в такую погоду, также как и её башмаки. — Не боюсь. — не колеблясь, ответила Злата. — Мне его жаль.       Уголки губ юноши дрогнули, изображая подобие улыбки. — Почему? — удивился незнакомец. — Ему слишком одиноко одному.       Юноша улыбнулся и подошел ближе. Одним движением он снял из себя капюшон. — Ты…       Из рук Златы выпал хворост.       Оцепенела дева на месте, не в силах оторвать взор от высокого незнакомца, чья внешность в точности такая, как описывали старухи.       Юноша подошел практически впритык, заглядывая деве прямиком в глаза. — Точно не боишься?       Девушка лишь отрицательно мотнула головой.       Не смогла она устоять перед молодым юношей, что звался — «морозом». Взмахнул он рукой, как сразу же на землю пали первые снежные хлопья, а сердце девицы забилось чаще. Она уже не чувствовала холода, что пробирал до костей, а губы её с каждым вздохом еще больше синели. — Будешь мне женой? — беря аккуратно её прядь волос и поднося к своим устам, что вмиг покрывались серебристым цветом. — Только, если буду единственной, — тихо прошептала Злата, нежно касаясь устами подбородка юноши. — Не потерплю других жён! — оставляя на его коже холодный поцелуй, Злата чувствовала, как её тело покидает жизнь. — Будешь! — четко произнес юноша, касаясь уст своей невесты.

***

— Ба, а, может, ему просто одиноко? Ведь никто добровольно не согласился быть его женой, — тихо бормочет онуча, крепко обнимая старуху. — Вот он и ходит злой, ведь никто его не любит. — Полюбит, полюбит… такая наша судьба-судьбинушка, — нашёптывает бабка, поглаживая черные косы маленького своего чада, не сводя глаз с молодого юноши, что стоял снаружи, около окна.       А ведь серебристые косы у старушки были вовсе не от старости.