Игры разума

Сколько Кларк себя помнила, она была больна. Правда, за все двадцать лет своей жизни ей так и не удалось понять чем именно она болеет, по тому что никаких явных симптомов у неё не было. Чувствовала она себя прекрасно, у неё никогда ничего не болело, но это не отменяло частые, можно даже сказать регулярные, походы к врачу и приём просто невероятной горы таблеток ежедневно. В подростковом возрасте Кларк часто ругалась с матерью по этому поводу, она считала её спятившей, одной из таких, которым постоянно мерещатся всякие невероятно страшные болезни. А потом она смирилась. В любом случае, от тех таблеток что она принимала ей не было плохо, на этом и спасибо. Все споры её очень утомляли, и одним из отвлечений являлось рисование. Кларк любила рисовать. Проблема крылась в другом. В школе все считали Кларк чокнутой. И её мать тоже. Она была одним из этих типичных общешкольных лузеров, над которыми издеваются девочки из группы поддержки. Собственно, чего стоило ожидать. Больничная история здорово подорвала её самооценку, да и город у них маленький, вся школа была в курсе того, что блондинка почти прописалась в больнице. Со временем она перестала обращать на это внимание, и просто проводила время. Сколько Кларк себя помнила, она знала Лексу. Лекса была единственным другом Кларк. Однажды, в начальных классах, она просто подсела к Кларк за обедом. Блондинка сидела за самым дальним столиком и читала какую-то книгу. Признаться, действие брюнетки её достаточно сильно напугало. Обычно, когда такое происходило, то это были Блейк и Рейес со своей компанией приспешниц, которые частенько задевали Кларк, а в тот день это оказалась всего лишь Лекса. Они сидели вместе пару месяцев, так и не заговорив друг с другом, просто сидели молча и обедали. Как они начали общаться, не помнит никто из них - это просто началось. Они были неразлучны. Их общение разбавляло жуткий прессинг со стороны окружающих. Кларк радовало то, что они хоть и изгои, но Лексу никто не трогал и удар падал на неё, не задевая дорогого ей человека. Кларк и Лекса проводили безумное количество времени вместе. Кларк любила рисовать свою подругу, больше того, Лекса была её вдохновением. Любимым и тайным их местом был дальний уголок под школьными трибунами. Там они прятались и отдыхали от издёвок сверстников, спятившей матери Кларк. Там Лекса рассказывала о своих путешествиях. Её отец был профессором археологии в каком-то местном университете, и брал дочь с собой в экспедиции, из-за чего девочка часто пропускала школу. Блондинка жутко завидовала этому, и в то же время, когда Лекса пропадала, Кларк безумно скучала по ней. А кого-бы не прельщала перспектива путешествий и пропуска школы? Особенно пропуска школы. Под впечатлением от рассказанных историй рисунки Кларк получались самыми красивыми. Сколько Кларк знала Лексу - её мать никогда её не любила. Это было больно и странно. Больно от того, что это был её единственный друг, и человек, который хорошо к ней относится. Странность же, до сих пор не разгаданная блондинкой, заключалась в реакции матери на Лексу - это была пассивная агрессия, вперемешку с усталостью, обреченностью и иногда страхом. Именно это больше всего было не понятно девушке. Кларк однажды пыталась поговорить с Эбигейл об этом, но всё закончилось истерикой матери. Последующие попытки так же не увенчались успехом, и блондинка просто перестала пытаться. К концу средней школы ситуация обострилась — Эбигейл перевела Кларк на домашнее обучение, что очень разозлило девушку, так как это решение принималось без учёта её мнения. Мать утверждала, что для её самочувствия это будет намного лучше. Здесь Кларк уже окончательно убедилась в том, что Эбигейл была сумасшедшей. Дозы таблеток увеличились, а с ними пришли панические атаки. Или это произошло раньше, она не помнила. Лекса помогала проходить Кларк через это. Блондинка убеждала себя в том, что терпеть это оставалось всего пару лет, а потом ей стукнет восемнадцать и она свалит от этого безумия в колледж и будет жить спокойно. Кларк знала, что жизнь ненавидит её, и однажды она в этом убедилась. На старте выпускного класса, если это можно было вообще так назвать, находясь на домашнем обучении, Кларк пребывала почти каждый день в эйфории. Начало этого года значило то, что скоро всё закончится. Она усиленно готовилась к выпускным экзаменам ещё с лета, они выбирали с Лексой колледж, в который поступят после выпуска. Серьезно, каждый день, а особенно его окончание, приносило искреннее счастье. Однажды Лекса появилась на пороге дома Кларк, и весь мир полетел к чертям. — Отцу предложили место в другом университете. Мы переезжаем в другую страну, Кларк. — Голос был ровный, жесткий, и имел эффект острого лезвия, плавно входящего в самое сердце. Та ночь была разбавлена слезами, периодическими приступами панических атак и успокоительными, посредством которых блондинка пыталась успокоиться хоть на минуту. Они просидели всю ночь, не проронив ни слова. Их история закончилась так же, как и началась — молча. Исключение было лишь в одном: тихо сказанное Лексой уходя, даже не развернувшись, едва различимое «Возможно, мы встретимся вновь». Это окончательно сломило блондинку.

***

Сколько Эбигейл помнила свою дочь, у неё всегда была одна большая проблема — Кларк страдала психическим расстройством, при котором возникали сильнейшие галлюцинации. Её бедная девочка жила с этим всю жизнь. Женщина возлагала огромнейшие надежды на посещение врачей, терапии и регулярный приём медикаментов, которые иногда действовали и заглушали галлюцинации, но это длилось недолго, и в итоге всё возвращалось к исходной точке. Как же страшно ей было смотреть, когда её любимая дочь общается с тем, кого не существовало. Кларк не понимала реакции матери, которой с трудом удавалось держать себя в руках. Эбигейл знала что думают о них люди, но её дочь была совершенно не опасна, она просто была не в себе, медикаментозное лечение и посещение врачей было единственным, что она предпринимала. Всё стало серьёзней, когда Кларк начала искренне считать воображаемую девушку — своей лучшей подругой, она начала привязываться к ней. Её состояние ухудшилось, и таблеток стало в разы больше, как и скандалов и отрицания дочери. А потом наступила ремиссия. Случилось это от увеличения концентрации препаратов, либо подействовала терапия, Эбигейл не знала, но была безумно рада, что у дочери перестали появляться галлюцинации. Счастье длилось не долго. Женщина стояла в черном пальто в окружении других людей. Сильный дождь размывал грязь под ногами. Это был последний день, когда она видела свою прекрасную девочку и могла сказать, как же сильно она её любит. Деревянный гроб опустили в яму, и вместе с красной розой женщина бросила туда кисть. Её дочь любила рисовать. Кларк Гриффин было двадцать, когда она приняла недельную дозу лекарств, не в силах совладать с потерей друга, которого никогда не существовало.