Я — есть. Ты — будешь. Между нами — бездна. Я пью. Ты жаждешь. Сговориться — тщетно. Нас десять лет, нас сто тысячелетий Разъединяют. — Бог мостов не строит. (М.Цветаева)
Когда режиссёр говорит, что на сегодня Тэрон свободен, актёр не может сдержать довольной улыбки. Быть главным героем сиквела прибыльно, но, увы, это занимает почти всё его время. Учитывая тот факт, что сцены второй части, обходящиеся без Гэри Анвина, можно посчитать по пальцам одной руки, то свободное время Тэрона весьма и весьма ограничено. Наспех кивнув Чаку, настраивающему камеры, он отмахивается от Джессики, молодой гримёрщицы, которая собирается подойти к нему и стереть всю эту хрень с его лица (кажется, это кровь?). Педро пытается поймать его на выходе, но Тэрон отрицательно качает головой и жестами объясняет, что хочет пойти вздремнуть (ложь). Попутно хлопнув по плечу охранника — Тодда? — Тэрон наконец-то добирается до выхода и, закрыв за собой дверь, облегчённо выдыхает. Прохладный ночной воздух резко контрастирует с дневной жарой и духотой съёмочных площадок, хотя их добротно охлаждают несколько кондиционеров. Тёмное небо затянуто тучами, а фонарей, окружающих съёмочные павильоны в южной части Лондона, явно недостаточно. До трейлерного парка идти не больше пяти минут, но Тэрон преодолевает расстояние гораздо быстрее. Причина его спешки хранится на флешке, на первой полке под большой плазмой, — единственная «звёздная» заморочка, о которой он попросил Вона. Тэрон заходит в трейлер, прикрыв за собой дверь, и довольно потягивается: наконец-то! Стягивая на ходу рубашку, актёр спинывает ботинки и заходит в душевую. Он сбрасывает брюки и встаёт под тёплые струи. На водные процедуры уходит минут пять, в основном из-за грима, коим щедро обмазано лицо. Шутка ли: в его двадцать восемь играть парня лет на десять моложе. Если бы не какой-то крем, подаренный Паскалем ещё на первой неделе, то Тэрон вынужден был просиживать у Джессики четверть часа, ожидая, пока она смоет с его лица этот индейский раскрас. Тэрон, не вытираясь, накидывает пушистый халат (плюсы в «звездности» всё-таки есть) и заваливается на диван. «Чёрт! — мужчина приподнимается на локтях и оглядывает разложенный диван, переворачивая подушки. — Куда подевался пульт?» Кажется, вчера он кинул его куда-то сюда… Необходимый предмет оказывается на тумбочке, к которой отсюда не дотянуться. Проматерившись, парень встаёт, решив заодно налить себе выпить: без алкоголя он точно не справится. Вернувшись в комнату с бокалом виски и припомнив напарника добрым словом, Тэрон вставляет флешку в разъём и разваливается на подушках. Телевизор бесшумно загорается, и на экране возникает розовый щёлк и винтажные буквы, складывающиеся в название сериала — «Гордость и предубеждение». Тэрон довольно улыбается и делает глоток. Терпкий напиток оседает на языке, обжигает горло и теплотой разливается в груди. Или же дело в серьёзном профиле Колина Фёрта, появившегося на экране только что? Тэрон облизывает губы, стирая с них горечь. Это односолодовый виски или дело снова в Колине, который играет (нет, не играет — живёт!) так искренне, так профессионально, так восхитительно? Вступительные титры заканчиваются, и начинается действие четвертой серии, Тэрон пропадает, растворяется на час, погружаясь в мир девятнадцатого века. От Лиззи, которая смотрит на мистера Дарси насторожено и недоверчиво, Тэрона отвлекает звонок собственного смартфона, звучащий где-то в соседней комнате, скорее всего в сброшенных джинсах, небрежно оставленных на полу в ванной комнате. Лиззи коротко кивает, соглашаясь на предложение Дарси, и Тэрон упускает момент, когда он успел предложить девушке прогулку. «Блять», — Тэрон бросает хмуры взгляд на неумолкающий телефон, прикидывая — подойти ответить или от него отвяжутся? Мистер Дарси указывает девушке в сторону озера, а смартфон вновь звенит популярной «Thunder». Это так противопоставляется с атмосферой викторианской эпохи, что Тэрон не выдерживает и ещё раз проматерившись, ставит сериал на паузу. Пока он выпутывается из халата и находит тапочки, смартфон замолкает. Закатив глаза Тэрон всё равно идёт в ванную и обыскивает брошенные джинсы. Телефон и в самом деле оказывается там. Три пропущенных звонка и все от Педро. Плюс сообщение: «Только не говори, что ты и в самом деле уснул». Парень усмехается и быстро набирает ответ: «С тобой уснёшь. Даже мертвого разбудишь!» Выключив громкость, Тэрон возвращается к телевизору, попутно закидывая джинсы в шкаф — Колин бы не обрадовался беспорядку своего напарника. Телефон коротко вибрирует в руке: «Я могу считать это комплиментом?; -)» Тэрон усмехается: они с Паскалем неплохо поладили. Конечно, отнюдь не так, как с Колином. Кто-то даже шутил, что ковбой заменил ему Хью Джекмана. «Считай как хочешь, но, если что, я не при делах» — строчит Тэрон ответ. Возможно, получилось грубовато, но сейчас переписываться с актёром у него нет никакого желания. Неизвестно, когда ещё выпадет свободные пару часов, а по плану у Тэрона на сегодня ещё две серии. И потом, хотелось бы ещё успеть посмотреть «Узел Дьявола». Да-да, фильмография Колина Фёрта стала новым фетишем Тэрона Эджертона. Он выкраивал свободные вечера, коих было очень мало с его-то плотным графиком съёмок, и проводил их перед экраном телевизора. Не дождавшись больше ничего от ковбоя, Тэрон закидывает телефон в дальний угол дивана и вновь садится перед телевизором. Щелчок — и экран оживает, перенося его в чарующий мир взаимоотношений Лиззи и мистера Дарси. Мир, полный гордости, надменности и, конечно, любви.***
Стук в дверь прерывает сцену разговора Лиззи, вернувшейся в Лонгборн, и её сестёр. Отставив в сторону бокал, Тэрон ставит на паузу, и хмурится, увидев, что до конца осталось всего лишь пять минут. Недовольный, что его прервали, он идет к двери, на ходу затягивая халат и надеясь, что там не какая-нибудь озабоченная фанатка, проникшая тайком на территорию TSG Entertainment. Тэрон приоткрывает дверь и мрачнеет: «Это не фанатка. Хуже. Это Педро». — Тэрон! Я так и знал, что ты не спишь. Ты вообще в курсе, что мой трейлер напротив и мне прекрасно видно, что у тебя горит свет? К тому же, ты не отвечал на сообщения. Актёрское умение позволяет спрятать неприветливое выражение лица, а вот негостеприимное поведение скрыть никак не получится. — Да, ты меня поймал, — согласно кивает Тэрон и закусывает губу, думая, что ещё сказать. Увы, с Педро молчание никогда не становилось гнетущим хотя бы потому, что чилиец был жизнерадостным, оптимистичным и до невозможности общительным. — Чем ты занимался? — спрашивает мужчина, оперившись рукой о дверной косяк и склоняя голову с любопытством разглядывая стоящего пред ним Тэрона. Внезапно парень испытывает острое смущение сообразив, что на нём сейчас только один халат. Шутки — шутками, но подколы о «гейских» моментах фильма были всегда, а тесное общение Педро и Тэрона всегда было главной темой обсуждения на съёмочной площадке. После «Хартвина», конечно. — Дай угадаю, — прищурившись, говорит Педро, указав на его обнажённую грудь, виднеющуюся в незастёгнутом треугольнике халата. — Ты был в ванной. — Блестящая дедукция, — хвалит его Тэрон, прокручивая в голове возможные варианта отсылки агента Виски из своего трейлера. — К тому же, ты… — мужчина делает шаг вперёд, становясь чересчур близко к нему. Тэрон сглатывает, беспокойно бегая взглядом по его приблизившемуся лицу. Мужчина придвигается ещё ближе, и у Тэрона стучит в мозгах паническая мысль, что Педро сбирается его поцеловать. Бледные губы с тонкой полоской усов приближаются к его щеке, и Тэрон замирает. Проходит секунда, а затем Педро отстраняется как ни в чём не бывало. — Ещё ты пил виски. Верно? — подмигивает он, задорно поигрывая левой бровью. Дождавшись утвердительного кивка от пребывающего в шоке юноши, актёр продолжает: — Спасибо. Мне, как агенту Виски, весьма льстит твой выбор алкоголя. Тэрон моргает, приходя в себя, и сглатывает образовавшийся в горле ком. — Угостишь? — Педро будто и не замечает, как подействовало на экранного коллегу его поведение. — Ну-у, знаешь, я… Нет. Я сейчас собирался… Пока Тэрон лепечет свой отказ, Педро уже протискивается внутрь, слишком сильно прижавшись к его груди и припечатав парня к стене. От такой наглости халат вновь распаивается на груди, и Тэрон в который раз думает, что пора бы переодеться. Педро уже проходит в гостиную, по пути скинув ботинки, и Тэрону ничего не остаётся, как развести руками и мрачно (мысленно!) высказать всё, что он думает о невоспитанных американцах. В памяти тут же всплывает, как злился Галахад на неумение своего подопечного соблюдать манеры. Оказывается, это и в самом деле раздражает. На скорую руку Тэрон перебирает шкаф, выискивая чистую футболку и удлинённые шорты, пока Педро прохаживается по его трейлеру, заглядывая то на полупустые полки, то на хаотично разбросанные вещи на кресле. Открытая бутылка и пустой бокал привлекают внимание мужчины, и Тэрон, воспользовавшись этой заминкой, на время скрывается в ванной, спешно натягивая на себя одежду. Через секунду он уже возвращается в комнату и застывает в проходе: Педро вольготно развалился в его кресле смахнув добрую часть одежды и беспечно щёлкает пультом. — Так ты смотрел телевизор! Здорово. Могу составить компанию. Тэрон хочет сострить, но в этот момент Педро нажимает «рlay», и экран оживает. — Чё это за фигня? — мужчина, склонив голову, всматривается в экран. Слава небесам, он остановился на Лиззи, вернувшейся в отчий дом и никакого мистера Дарси (читай — Фёрта) там не наблюдалось. — Что это за фильм? Тэрон молится, что бы Педро не соотнёс название сериала, которое высвечивается под временной полосой, и актёра, в нём играющего. Не стоит никому из каста знать, чем он занимается по вечерам и какие фильмы смотрит. — Такой старый… Но девчонки что надо, да? Тэрон мрачно поджимает губы, недовольный высказанной оценкой. Возраст фильма никогда не должен быть показателем его качества: пример тому «Травма» две тысячи четвертого года с Колином Фёртом в главной роли. Тэрон посмотрел его пару дней назад и был весьма впечатлён игрой своего напарника. Что уж говорить — Колин Фёрт хорош в любой ипостаси. Может быть поэтому Тэрону так интересно смотреть его фильмы, которые погружают британца то в послевоенное время Первой мировой, как в фильме «Месяц в деревне», то в загробную жизнь, показанную в старом фильме «Крылья славы». — Гордость и предубеждение?.. Блин, что-то знакомое… Задумчивый голос выводит Тэрона из размышлений, и он тянется к Педро, намереваясь забрать у него пульт. Но мужчина успевает раскусить его порыв и усмехаясь, прячет пульт за спиной. Тянуться к нему, отбирать (обнимать?!) совсем не в планах парня, поэтому он тоже усмехается и отмахивается: — Давай переключим. Педро пристально смотрит на него, будто проверяя, не затевает ли Эджертон какую-нибудь хитрость. Но щенячье выражение лица удается Тэрону лучше всего на свете и срабатывает всегда. Вот и в этот раз мужчина ведётся на открытую и милую улыбку и достаёт пульт. Выключенный проигрыватель отображает содержимое флешки и у Эджертона мороз проходит по коже. Перечень из двадцати одного фильма и каждый с Колином Фётом — не лучший способ скрыть свою увлечённость актёрским талантом британца (и не только этим). — Что у тебя за фильмы? Педро просматривает названия, а Тэрон пытается придумать, как его можно отвлечь. — «Дориан Грей»? «Лёгкое поведение»… «Мамма MIA»… Знаешь, они кажутся мне знакомыми. Где-то я уже слышал про… Педро трёт нахмуренный лоб и в задумчивости кусает большой палец, а Тэрон с вымученным недоумением пожимает плечами: — Если не хочешь эти, давай что-нибудь посовременнее. — Да, да. Давай, — соглашается Педро и наполняет бокалы. — Мне нужен лёд. У тебя есть? — Должен быть, — кивает Тэрон, шумно выдыхая от облегчения. — Пойду посмотрю. — Да. Лёд не помешает… Лёд, лёд, лёд, — выстукивая пальцами незатейливый музыкальный мотив, бездумно повторяет Педро. — Лёд–снег-рождество… Реальная любовь. Точно. «Реальная любовь». Это же тот фильм, где Колин снимался, верно? Чудом ответом ему не стал звон разбившегося бокала — Тэрон удержал его с неимоверным трудом. И с бо́льшим — выглядывает в коридор и с беспечностью отвечает: — Так там ещё Кира Найтли сыграла, Мартин Фриман и Рикман. Царство ему небесное. Тэрон торопливо возвращается, держа в руках ведёрко со льдом и принесенную из холодильника закуску: сыр и виноград. Получается несколько романтично, но он готов закрыть на это глаза, лишь бы Педро не стал развивать свою мысль дальше. — Точно, точно, — отрешённо отвечает ему мужчина и проводит указательным пальцем по нижней губе. — Вспомнил! Я вспомнил. «Гордость и предубеждение» — это же сериал с Колином Фёртом, за который ему королева что-то там вручила. Тэрон сжимает зубы, лишь бы не сказать ничего резкого. Орден британской империи Колин получил от Елизаветы Второй за фильм «Король говорит». Да, Тэрон знает всю его фильмографию, награды и ключевые моменты жизни. Просто всё дело в восторге перед его умением и талантом. Ничего больше (ложь?). — А «Дориан Грей» — он же тоже там снимался, и в «Шпион — выйди вон». Погоди, так это что — все фильмы с Колином? — Педро поддается вперёд даже (вот это да!) отставив в строну бокал с виски. — Ты что, решил все его фильмы пересмотреть? Тэрон старательно отводит взгляд, но от чёрных глаз чилийца ему не скрыться. По лицу мужчины расползается усмешка, наполовину удивлённая, наполовину хитрая. — Ты что втрескался в него? «Блять». — Не неси ерунды. Я просто скачал несколько фильмов, вот и всё. А что в некоторых из них Колин — я не знал, пока ты не сказал. Врать у Тэрона выходит крайне неубедительно — подтверждение тому не сходящая с лица Педро коварная усмешка. — А Колин знает, что стал объектом такого пристального внимания? М-м-м? — Нет! — чересчур резко и громко вырывается у Тэрона испуганный возглас. — Зачем ему знать? — уже спокойнее спрашивает он, пожимая плечами. — Ну-у, не знаю, — Педро смотрит на него, а в чёрных глазах горят бесовские огоньки. — Ему было бы приятно, разве нет? Такое пристальное внимание от своего мальчика… Тэрон сжимает ладонь в кулак, пытаясь унять желание врезать Педро, стерев эту многозначительную ухмылку. Эти намёки, эти подколы, эти перешёптывания давно выводили его из себя. Ладно «Хартвин», от него можно абстрагироваться, но «Фёджертон» или как там их называют?.. Это чересчур. — Так вот куда ты убегаешь после съёмок, малыш Тэрон. А я не мог понять, когда это тебе наскучило моё общество. Раньше мы неплохо проводили время в здешнем баре. А теперь ты бегаешь к своему Колину. Только вот ты ему нахрен не нужен, ясно? Если не веришь, почитай интервью, где он говорит, что без ума от своей жены. И плевать он хотел на всех молодых поклонниц! Так что тебе ничего не светит! Педро встаёт, отбрасывая пульт из рук и задев высокий столик. Тот падает, а вместе с ним на пол летят початая бутылка, полные бокалы и тарелка с фруктами. Мужчина быстро выходит, даже не обернувшись, напоследок громко хлопнув дверью, и Тэрон остаётся в звенящей тишине. Странное оцепенение охватывает юношу, и он не шевелясь сидит в кресле, безучастно наблюдая, как вытекает из бутылки дорогой виски. Как бы он не старался приучиться к скотчу, который предпочитает Галахад, старый добрый американский виски был куда лучше и мозги прочищал надежнее. Время замедлилось, растеклось, как янтарная жидкость, а затем и вовсе остановилось. Тэрон смотрит вниз, на промокший ковер, на неразбившуюся бутылку. А вот бокалам повезло меньше. Они раскололись на несколько крупных половинок, которые больше никогда не соединятся в целое. Как и сердце Тэрона. Увы, но это — жизнь. Сломанные вещи выбрасываются, разбившиеся — уничтожаются. Ничего не возвращается, ничего не налаживается. Боль в сердце, будто в него впились стеклянные осколки разбившихся бокалов, нарастает с каждой секундой. О чём он думал? На что надеялся? Почему не мог понять сразу, что он не нужен Колину? Да кто бы в этом сомневался? Менять свой привычный и устоявшийся уклад ради какого-то двадцативосьмилетнего парня, вздумавшего влюбиться в мужчину на тридцать лет старше? Что он хотел добиться этими фильмами? Стать ближе к Колину? Понять его, прочувствовать? Наивный. Ревность Педро — а это была именно она — раскрыла Тэрону глаза. Хотя и в том, что он потерял эту дружбу, тоже был виноват лишь он один. Да и было ли это дружбой? Одно время он с Паскалем, а иногда и с Ченнингом засиживались в баре допоздна, пробуя местные напитки. На этом всё. И это меньшее, что волнует актёра сейчас. Настроение смотреть фильм полностью попадает, и желание встречаться с Педро на съёмках равно нулю. Будто во сне, Тэрон встает, не обращая внимания на промокший и остро пахнущий ковёр, и выдёргивает вилку из розетки. Телевизор гаснет и чёрный экран отражает сгорбленную фигуру юноши. Подобно сомнамбуле, он идет к дивану и ложится, зарываясь лицом в подушку. «Это был плохой вечер».***
— Тэрон, Тэрон… Кто-то трясёт его за плечо, пытаясь разбудить, но парень лишь отмахивается: ночь прошла сумбурно. Он то просыпался и лежал с открытыми глазами, устремив пустой взгляд в потолок, то забывался беспокойным сном на пару часов. — Тэрон! Проснись! Сквозь пелену сна, юноша пытается распознать голос, но ему так хочется спать… — Тэрон, если ты сейчас же не проснёшься, то опоздаешь на съемки. В который раз. И я не смогу прикрыть тебя от Вона. Так что сам решай, что ты больше хочешь: сладко нежиться в кровати ещё пять минут или выслушивать пятичасовой разнос от Мэттью. Это Колин Фёрт. «Твою мать, это же Колин!» «Чёрт!» Тэрон вскакивает, как будто от электрического разряда, и в голове проносятся вчерашний вечер, спаливший его Педро и разбитая бутылка. «Дважды «Чёрт!»» Он протирает глаза и откидывает одеяло. Слава богу, что вчера он переоделся и не уснул в халате. Приглаживая волосы, он поворачивается к Колину и замирает. Мужчина стоит подле разложенного дивана в бордовом джемпере и чёрных брюках. Высокий, статный и хмурый. — Привет, — хрипло произносит Тэрон и прокашливается (дело ведь в пересушенном горле, а не в том, что Колин выглядит изумительно?) — И тебе доброе утро. Рад, что ты наконец-то адекватно ответил на приветствие. До этого ты весьма невежливо отмахивался от меня и бурчал что-то о том, что хочешь спать, — голос звучит серьёзно, а в глазах такие привычные и добрые смешинки. Тэрон знает эту особенность напарника: балансировать на грани отношений Гарри и Гэри. Потому, что они такие же, как и их персонажи: та же привязанность, то же восхищение Эггси своим наставником, те же личные подколы и знакомые привычки. Тэрон в ответ улыбается и поднимается с кровати, поправляя задравшуюся футболку. — Я буду истинным джентльменом, когда выйду из ванной. — Буду на это надеяться, — кивает ему Фёрт и скептически оглядывается. — Я пока подожду тебя здесь. Тэрон думает, что стоит предложить мужчине выйти, но отпускать (выпускать!) его не хочется. Поэтому Эджертон торопливо возвращается к дивану и сгребает постельное бельё в кучу. — Садись. Подожди, пожалуйста, я быстро. Можешь включить те…. — Тэрон замирает на середине фразы. Внутри вспыхивает вулкан опасений: видел ли Колин Педро, сказал ли тот ему что-нибудь и как он вообще зашел? — Спасибо. Я откажусь. А ты иди. — Колин делает шаг ему на встречу, мягко подталкивая в сторону ванной, — а то мы действительно опоздаем.***
Тэрон буквально выбегает из душа спустя три минуты (наловчился благодаря вечерам), находу застёгивая джинсы и натягивая футболку. — Я готов, — объявляет он, заглядывая в гостиную. — Чёрт, Колин, правда не нужно было… — поджимая губы и оглядывая прибранный диван, с укором говорит он. — Я бы сам… Колин приподнимает брови, выражая сомнение в его словах, и Тэрон закусывает губу, улыбаясь: Фёрт видит его насквозь, знает от и до. Кроме девчачьей увлеченности фильмографией (а может и уже знает). — Почему вы пришли меня разбудить? — спрашивает юноша, раскрыв дверцы шкафа и хмуро рассматривая сваленные в кучу вещи. — И как вы вошли? — Ты не запер дверь. Это ответ на второй вопрос. — А на первый? — Тэрон оборачивается, держа в руках две футболки и вопросительно смотрит на мужчину. Колин проводит указательным пальцем по губам, делая вид, что задумался, а потом указывает на белую футболку. Тэрон кивает и переодевается: — Так что с первым? Колин некоторое время молчит, и парень с недоумением высовывает голову из футболки и выжидающе смотрит на него. Его напарник выглядит задумчивым, а потом, будто очнувшись ото сна, качает головой и моргает. — Я встретил Педро сегодня утром. Он сказал, что сегодня ты, возможно, опоздаешь и мне стоит тебя проверить, а ещё лучше — разбудить. И, судя по разлитой бутылке, — Колин пинает валящуюся у его ног пресловутую бутылку виски, — он был прав. Тэрон. Тэрон! Что за попойки посреди съёмочного процесса?! Его голос звучит всё мрачнее и мрачнее, и Тэрон сжимается, боясь поднять голову и встретиться глазами с Колином. Мужчина возвышается над ним, скрестив руки на груди, но юношу больше беспокоит что ещё сказал ему Педро, что-то более серьёзное, чем необоснованные обвинения в пьянстве. — Я понимаю, ты молод, и этот темп работы может тебя напрягать. Ты можешь сомневаться в своих силах, можешь переживать, но алкоголь — не выход, пойми. Ты же знаешь, если тебе нужна помощь, то ты всегда можешь прийти ко мне. Голос Колина звучит мягко — он не может злиться на своего мальчишку долго, но беспокойство так и скользит в его голосе. И эта мягкость и забота лишь добивают Тэрона. — Что… Что ещё сказал Педро? — негромко спрашивает он, наконец-то подняв голову. Колин прерывается и делает шаг к сидящему на диване парню. — Больше ничего. Почему ты спрашиваешь? — Просто. — Ты вчера пил с ним? — Да не пил я! — вспыхивает Тэрон, но Колин успокаивающе кладёт руку ему на плечо. — Тихо, тихо, Тэрон. Собственное имя, произнесённое с теплотой и нежностью, отдаётся в груди согревающим теплом. — Если ты готов, то пойдём, иначе мы действительно опоздаем. И не забудь попросить убрать номер — он весь пропитался алкоголем. Как бы уважительно я не относился к скотчу, сейчас он мне совсем не нравится. Колин убирает ладонь с его плеча и протягивает руку. — Давай, Тэрон, пойдём. Юноша поднимается и идет за ним следом, повесив на ручку табличку с просьбой убрать трейлер.***
В отместку за вчерашнее раннее освобождение, Вон вознамерился выжать из Тэрона всё, что может. Поэтому он заставляет его дубль за дублем прогонять ужин в семье принцессы Тильды, желая добиться отменного результата. — Всё должно быть на грани вежливости и сарказма, голливудского юмора и британской чопорности, понимаешь? Одна секунда — и ты солидный, интеллигентный молодой человек, вторая — знакомый и любимый всеми Эггси, который клал на всех и вся. И для которого этот ужин — лишь забава. Тэрон кивает, вчитываясь в сценарий. Запомнить некоторые термины ему никак не удаётся. Зато историю блютуза он рассказал своими словами, за что Вон показал ему большой палец, но всё равно заставил переснять, так как до этого актёр запорол обсуждение жанра живописи «бодегон». — Грёбанный испанец! — возмущается Тэрон, сминая сценарий и в бессильной злобе кусает кулак. — Угораздило же родиться с таким именем. — Что не так? — тихий голос раздаётся со спины, и Тэрон не может сдержать улыбку: — Колин. Что вы тут делаете? — Пришёл посмотреть, как работает наша «звезда». Тэрон смущается, ощущая, как кровь приливает к щекам: — Тогда вынужден тебя разочаровать: по словам Мэттью она работает отвратительно. — Что не так? У тебя же сейчас просто сцена, состоящая чисто из диалогов. Для тебя не должно быть проблемой, — интересуется Колин присаживаясь, напротив. — Да дело не в этом, — отмахивается Тэрон, отбрасывая в сторону сценарий. — Просто… — Знаешь, что важно при съёмке диалогов? — перебивает его Колин. Его серьёзный тон вынуждает юношу выпрямиться в ожидании добротной подсказки и совета от бывалого актёра. — Что? — Сценарий. Тэрон закатывает глаза, а Колин не обращает внимания на него и нагибается, собирая с пола выброшенные в порыве злости листы. — Это важно, — протянув ему сценарий, говорит Колин. — Хочешь, прогоним сейчас с тобой? — У меня почти всё хорошо выходит. Кроме этого дурацкого художника, — жалуется Тэрон, перелистывая листы. И с грустным видом указывает на строчку в тексте. — Вот этого. Его имя и все эти живопистские словечки… Просто бред какой-то! — Переигрываешь, — укоряет Колин, забирая сценарий. При этом мужские пальцы невзначай касаются его рук, и Тэрон чувствует приятное тепло. — У тебя руки холодные. Боишься отца Тильды, а, Эгсси? Тэрон улыбается: как же он любит такие моменты, когда они разыгрывают своих персонажей в реальной жизни. Это было что-то личное, почти интимное. То, каким становился Фёрт ради него, играл для него — всё это куда лучше и жизненнее, чем просмотры фильмов в промозглом одиночестве трейлера под холодным светом экрана. Колин здесь — тёплый, живой, сидящий рядом и улыбающийся так, как улыбается только для Эггси. Только ради него. — Ни в коей мере. У меня был прекрасный учитель, который изумительно преподал мне уроки этикета. Так что в этой стезе я — профессионал. Фёрт поджимает губы, совсем как Галахад, и Тэрон чувствует себя Эггси, который в очередной раз сморозил глупость. — Ваш учитель может и преподал вам урок столового этикета, но вот манеру общения вы так и не освоили. «Чёрт». Сейчас спросит какую-нибудь манерную хрень, на которую он сто пудово не знает ответа. — Коль ты так уверен в себе, Эггси, ответь мне на один вопрос. «Сказал же». — В какую сторону после обеда кладется использованная подкрахмаленная салфетка? «Блять». Тэрон смотрит в карие глаза мужчины, в которых скользит несвойственная его возрасту искрящаяся игривость, и думает, что ни одна камера в мире не сможет отобразить всю живость его лица и красоту мимики. — Логично предположить, мистер Харт, — начинает Тэрон, используя свою «манерную» интонацию, с которой в фильме он играет агента Галахада. — Что не на спинку стула. Карие глаза на миг закрываются, выражая одобрение и Тэрон чувствует подъём — он на верном пути. — На сиденье также будет грубо положить её, тем более, если данный предмет был использован и, следовательно, испачкан. Значит, и сложить её в прежний вид мы не можем. Вновь одобрение мужчины выражается в едва уловимом кивке головы. — Итог: мы кладем её подле тарелки. Вот только с правой или с левой стороны?.. — Тэрон задумчиво трёт подбородок, ощущая, как внимательно наблюдает за ним тёплый взгляд ставших привычными глаз. — Решусь ответить, что это зависит от того, какой рукой вы едите. Для правши это будет правая сторона от тарелки. Аналогично и для человека, работающего левой рукой, — с победным видом заканчивает Тэрон. — Нет. Эджертон тушуется, даже теряет свою осанку. — Просто с правой? — спрашивает он уже без пафоса в голосе, и ловит кивок от Фёрта: — Именно. Всегда с правой, не смотря на рабочую руку. — Блин! Мог же догадаться. Всего-то два варианта на выбор было, — огорчённо замечает Тэрон и потирает переносицу: от очков Кингсмана она ужасно чешется. — Жизнь всегда предлагает тебе выбор, даже тогда, когда кажется, что вариантов нет. Наша жизнь и есть череда выборов. Плохих или хороших, верных или ошибочных, болезненных или удачных. — Колин говорит будто бы просто так, но его слова неожиданно находят отклик в душе юноши. «Выбор. Просто выбор. Что ты хочешь. Чего хочешь ты?» Повисает молчание. Тэрон размышляет над услышанными словами, а Колин тем временем читает сценарий. — «В жизни есть только две настоящие трагедии: одна — когда не получаешь того, чего хочешь, а вторая — когда получаешь», — голос Джейн Голдман раздаётся над ними, и оба актёра одновременно поднимают головы. — Простите, что? — Вы о чём? К чему это? — Тэрон смотрит на женщину, но она будто уже потеряла к ним интерес. — Ни к чему. Просто так сказала, — пожимает плечами сценарист и отворачивается. — Старт через семь минут, Тэрон. — Ага, — бурчит парень в сторону удаляющейся женщины. — Ненормальная тётка. Укоризненный взгляд карих глаз не остаётся без ответа. — Не, ну, а что? Скажи же — странная. — Тётка? Ей сорок семь. По сравнению с ней я просто старик. — Полно вам, — упрекает его Тэрон и сияющим взглядом смотрит на напарника. — Вы — чудесный мужчина. И сами это знаете: сколько поклонниц готовы продать душу дьяволу лишь за одну-единственную возможность поговорить с вами. Лицо Колина Фёрта смягчается. В нём появляется лёгкое смущение, а морщинки возле глаз становятся особенно заметны. Всё это придаёт ему какую-то открытость и уязвимость. Тэрон тянется к нему, не в силах сдержаться, и осторожно прикасается кончиками пальцев к сжатому кулаку. Кожа нежная, светлая, а ответный взгляд светится теплом и любовью. Привязанность друг к другу, возникшая между ними, никогда не была секретом ни для каста, ни для них самих. Только сейчас она ощущается чуть глубже, чуть сильнее, острее… — Ты очень щедр на комплименты, — приглушённый голос не нарушает интимной уединённости, возникшей между ними. Наоборот — придаёт ей какой-то оттенок эротичности и чего-то запретного. — Для вас — всегда, — собственный голос кажется грубым и громоподобным: Тэрону не сравниться с Колином. Ни в актёрском ремесле, ни в умение создавать особое, особенное настроение между ними, ни в управлении собой. Юноша смотрит на карие глаза — тёплые, как потухающий огонь в камине; родные, как объятья близкого человека; уютные — как мягкий плед, что накрывает обнажённые плечи. Любимые — как всё это вместе взятое и неделимое. — Пора. У тебя сейчас съёмка. — Есть ещё семь минут. — Это мало. — Это много. Бессмысленный спор, лишь бы продолжать сидеть, склонившись друг к другу, приблизившись лицом к лицу, обнимая друг друга, но не руками — взглядом. Так даже честнее, чувственнее, ближе… Всё внимание Тэрона сосредоточено на своем напарнике (партнёре!), но сквозь пелену взаимного близости он слышит чей-то знакомый голос. Чересчур знакомый. Педро. Страх растекается вниз по шее, исчезая за воротом рубашки, напоминая об ошибках и о раскрытых тайнах. Тэрону приходится отвести взгляд. Быстрый поворот головы: проверка, где сейчас Паскаль. Далеко — но всё равно опасно. Колину достаточно его заминки: мужчина выпрямляется, откидывается на спинку кресла и смотрит в сценарий. Больше ничего не выдаёт возникшей было между ними близости. Она прошла, и только побелевшие костяшки пальцев сверх меры сжимают ни в чём не повинные листы. — Так что у тебя не выходило? Произнести имя? — Да, — Тэрон принимает непринуждённый вид, закидывая ногу на ногу и искоса поглядывая на маячившего в дальнем конце съёмочной площадке Педро. Эджертон не видит, как Колин прослеживает за его взглядом, как распознаёт объект столь пристального внимания. Эджертон не видит, как две глубокие и некрасивые морщины прорезаются в носогубных складках, делая лицо бесстрастным, и как полностью гаснет костёр карих глаз. Колину нужно прокашляться, иначе голос его выдаст, ведь британское самообладание дало трещину (или это трещина в сердце?). — Диего Родригес де Сильва-и-Веласкес, — произносит Колин, удостоверившись, что голос звучит в привычной поучительной манере. — Повтори. — Не могу. — Тэрон поворачивается к нему и пытается заглянуть в листочек. — Это же невозможно выучить. Как к нему обращались родители?! Бред же. Колин вздыхает: «Это затянется дольше, чем на семь минут». — Давай вместе. Повторяй за мной: Диего. — Диего, — вторит ему Тэрон. — Подожди, а почему мы не произносим сразу по два? Смысл-то по одному имени называть. Строгий взгляд вновь заставляет юношу почувствовать свою тупость, и он прикусывает щёку изнутри. — Потому что он не Диего-Родригес. Он: Диего. Родригес-де-Сильва. Фамилия произносится на одном выдохе. Давай ещё раз. Тэрон повторяет, в очередной раз запнувшись. — Снова! — командует Колин. — Диего Родригес де Сильва. — Лучше, — одобряет мужчина и всматривается в текст. — Теперь добавь «и Веласкес». — Секс? — оживает Тэрон, аж приподнимается. Сейчас он напоминает сурка, выглянувшего из норы. — Скес. — Что? Колин прикрывает глаза, взывая к холодной британской крови, но блестящие глаза Тэрона, его пошлая ухмылочка и это слово, так легко срывающееся с тонких губ, поджигают сердце, заставляя его качать по венам не лёд безразличия, а огонь желания. И с этим не получается ничего сделать. — ВелаСКЕС. — ВелаКЕКС. «Что ж. Уже лучше», — думает Колин. Ещё одно откровенное произнесение слова «секс» точно бы сказалось на нём. — Больше внимания, Тэрон. Диего Родригес де Сильва-и-Веласекс. — Ага! Вы сказали «секс», — блестящие глаза, сияющие превосходством просто криминально опасны, и Колин хмурится, отводя взгляд. — Я сказал всё верно. — Вы сказали «секс». — Тэрон от радости даже хлопает в ладоши. — А я-то думал, что джентльмены таких слов не произносят, мистер Фёрт, — поддразнивает мальчишка, так и не погасив весёлого блеска своих глаз. Колин поджимает губы, намереваясь поставить его на место (шутливо, разумеется), но между ними раздается сухое покашливание. — О чём вы? Педро. Тэрон сощуривается, холодно глядя на бестактно влезшего в их разговор мужчину: — О сценарии. — О сценарии какого фильма, позволь уточнить. Усмешка, срывающаяся в тонких усах, вызывает желание стереть её резким ударом. Но страх — неконтролируемый, нелогичный — мешает сделать вдох (куда там лезть с кулаками). — «Кингсман», разумеется, — спокойно разъясняет Колин, хотя понимает, что сейчас Тэрон и Педро говорят о чём-то своем. И, как признаётся он сам себе, его мучает ревность. Глупая. Необоснованная (хотя почему «Не»?). Неуместная. Неправильная. — Да, хороший фильм. Будет отлично смотреться в фильмографии каждого из вас. Мистер Эджертон, мистер Фёрт. — Педро пафосно кланяется каждому по очереди и отходит. «Да он просто издевается!» — Тэрон готов зарычать. Сарказм, издёвка, усмешка: всё, чтобы обидеть его унизить. Всё, чтобы показать что он знает. — Мудак. Грёбаный сукин сын!». Надо отдать Колину должное — он молчит, никак не комментируя произошедший диалог. Но парня всё равно потряхивает от бушующей злости. — Извини, Колин. Я тоже пойду. — Тэрон раздражён, и оставаться с мужчиной сейчас он не сможет. Колин — сама доброта и невинность, и загрязнять его этой злобой на поганую человеческую душонку — последнее, чего хочется Тэрону сейчас. Поэтому он торопливо уходит, оставляя на подлокотнике помятый сценарий.***
Единственное, что сейчас успокаивает Тэрона, позволяя дальше отыгрывать сценарий, — это мысль о пятой серии «Гордости и предубеждения». Но как бы он ни старался быть актёром и внутри и снаружи, режиссёр видит, что Эджертон на взводе и отыграть сцену у взорванного дома не сможет. У них всё равно в запасе есть время, поэтому Вон отпускает съёмочную группу на два часа раньше положенного срока. Это приятно удивляет Тэрона, и он, попрощавшись со всеми (кстати, где же Колин? Неужели ушёл?) собирается к себе в трейлер. На улице непривычно светло, и в кое-то веки актёр может разглядеть аллею, соединяющую съёмочный павильон и трейлерный парк. Юноша даже замедляет темп и идёт чуть медленнее, размеренно дыша и прогоняя дурное настроение. Этому способствует и предвкушение предстоящего просмотра: сегодня, возможно, удастся полностью досмотреть сериал, хотя он и растягивал шесть серий, как только мог. До этого Тэрон уже видел одну из экранизаций романа, но это, как он помнил, было лишь пародией: что-то связанное с зомби. Сейчас же он смотрел нечто удивительное, качественное и захватывающее. Если все женские драмы такие, то он многое потерял, игнорируя их лишь из-за гендерных предрассудков. А может всё дело было в Колине. Его актёрская игра восхищала, а его герой вызывал сильнейшую симпатию, против которой трудно было устоять. Вчерашняя серия, в которой мистер Дарси отправился купаться после конной прогулки, а затем столкнулся с мисс Беннет… В общем, Тэрону стало понятно обоюдное восхищение женского пола в отношении мистера Дарси. Кроме того, в прошлой серии Элизабет увидела, что Дарси может быть добрым и открытым, что никак не вязалось с предыдущим образом. И возможные варианты их дальнейшего взаимодействия лишь подогревали интерес. — Тэрон! — незаметный итальянский акцент, практически растворившийся в британском произношении, принадлежит лишь одному члену их актерского состава. — Привет, Марк. Как ты? — Тэрон замедляет шаг, чтобы актёр догнал его. — Да не очень. Не терпится продолжить съёмки, а Вон уже который день отпускает нас раньше. Почему? — Кажется, в этот раз из-за меня, — решает признаться юноша. — А почему так? — Я… Я не знаю… Тэрон закусывает губу и поправляет рукава толстовки: прохладно. — Слушай, если что-то не получается или какие-то проблемы, ты ведь знаешь, что можешь всегда поговорить со мной или с Колином. Мы всегда готовы тебя выслушать. — Спасибо. Я знаю. Спасибо. Марк дружески похлопывает его по плечу и продолжает идти рядом. Аллея кончается, и они замирают на развилке. — Если что, ты помнишь где мой трейлер, так ведь? Приходи в любое время. Тэрон кивает, и, попрощавшись, актёры расходятся в разные стороны. Трейлер встречает Эджертона приятным запахом чистящих средств и убранной гостиной, позволяющей забыть обо всём, что произошло вчера. Как бы Педро не вёл себя сегодня, ему стоит отдать должное: он никому ничего не рассказал. Тэрон привычно идёт в душ, смывая с себя безукоризненный образ агента Кингсман, и возвращается в зал в ночной футболке и пижамных брюках. Припоминая вчерашнюю оплошность, из кухни он захватывает лишь бутылку воды и забирается с ногами на диван. Телевизор включается, отображая список фильмов. «Гордость и предубеждение». Пятая серия. Знакомые титры прогоняют негативные мысли, а розовый щёлк и знакомая музыка настраивают его на нужный лад.***
Час проносится невообразимо быстро. События сменяют друг друга, а взгляды мистера Дарси становятся всё пристальнее и отчаяннее. Слёзы Элизабет и её попытка вернуть себе чувство собственного достоинства делают ей честь, а тупость Лидии просто выводит из себя. Тэрон даже не представляет, каким образом возможно восстановить их семейную репутацию. Письмо от Гардинеров, в котором сообщается об удачном разрешении этой низкой ситуации, приносит ему немыслимое облегчение, а когда он видит мистера Дарси с Уикхемом в церкви, то всё проясняется. Но обречённый голос Лиззи так и звучит у него в голове: «Я больше никогда его не увижу». В груди проносится неприятный холодок, когда Тэрон на миг (всего лишь на миг!) представляет, что он тоже может больше никогда не увидеть Колина. Когда-то съёмки кончатся, фильмы на флешке кончатся, и что ему останется? Горечь воспоминаний и тепло прошедших дней? Пустота и одиночество — вот всё, что ждёт впереди. Тэрон комкает одеяло в кулак и смотрит на замершие на паузе титры, а затем качает головой. Он не будет про это думать. У него есть заключительная серия, и ещё множество дней не отснятого Кингсмана. Это — всё, что нужно знать сейчас. Тэрон открывает бутылку, жадно приникая к горлышку. Холодная вода ледяным капканом сжимает горло, но остужает мысли и кипящую кровь. Смахнув с губ оставшиеся капли, Тэрон отставляет бутылку в сторону и готовится переключиться на следующий эпизод, как раздаётся стук в дверь. «Не дай бог, это Педро», — скрипит зубами Тэрон и с неохотой поднимается. Перед дверью он на секунду запинается: ну почему в трейлере нет глазка? Стук повторяется и Тэрон, пересилив себя, негромко спрашивает: — Кто там? — Это Эдвард. Тэрону не хочется открывать. Ему не хочется никого сейчас видеть. И тупостью он тоже не страдает: «Эдвард мог написать, позвонить, но приходить вот так для него не типично. Всяко, в этом замешан Педро. Будь он не ладен». Но разговаривать через дверь нельзя — это невежливо (Чьё воспитание? Галахада или Гарри?). Мысленный образ наставника не выходит из головы, накладываясь на утончённость мистера Дарси, и получившийся образ невероятно близок к совершенству. В его реальность просто невозможно поверить, и Тэрон испытывает жуткое желание позвонить напарнику прямо сейчас. — Эм-м… Тэрон?..— раздаётся снаружи. Чертыхнувшись, Эджертон посылает Холкрофта на все четыре стороны и открывает дверь, постаравшись придать своему лицу более доброе выражение. Глядя на вытянувшееся лицо Эдварда он понимает, что ничего не вышло. — Я думал, не откроешь. Слушай, ты не думай, я ненадолго. Мне нужно… Нужна помощь. Это звучит обнадёживающе, и Тэрон сторонится, пропуская актёра внутрь. Мужчина воровато оглядывается по сторонам и проходит в гостиную. — Садись, — предлагает Тэрон. Но мужчина отрицательно качает головой: — Да нет же. Я же сказал, что ненадолго. Хотел попросить… Ты один? — неожиданно громче спрашивает он, вновь осматриваясь. — Конечно. — Ну ладно, а я думал, вдруг опять с нашими зависаешь. — Что хотел? — резче спрашивает Тэрон, напрягаясь. — Есть резинки? Тэрон растерянно моргает: — Эм… — Контрацептивы есть? Один хотя бы. Можно два. — Эдвард выжидающе смотрит на него, нетерпеливо разминая пальцы. — Но и один сойдёт. — Не… Нет, — наконец выдавливает из себя Тэрон. Вопрос «зачем» неимоверно глуп, но ничего другого на ум не приходит. — Плохо. Плохо, — повторяет мужчина, барабаня указательным пальцем по нижней губе. — Блять. У кого бы спросить? Что посоветуешь? — Не знаю. У Педро может? — Не может, — перебивает его Эдвард. — Уже спрашивал. Нету. Повисает молчание. Тэрон прикидывает, как бы получше спросить про героиню, удостоившуюся чести провести ночь с тридцатилетним англичанином, но воспитание (всё-таки Колин, а не Гарри) не позволяет спросить напрямую. — Тогда я пошёл. Ладно, завтра поговорим, — многозначительно улыбается Эдвард и, махнув ему на прощание рукой, направляется к выходу. — Ага, давай. До завтра. Они обмениваются дружескими похлопываниями по спине, и Холкрофт уходит. Тэрон возвращается в комнату, добродушно усмехаясь — ну хоть у кого-то всё нормально. Ему же остается наблюдать со стороны, как за чьей-то короткой интрижкой, так и за длинной и трудной историей любви. И если уж быть честным самим с собой, то второе привлекает его куда больше. Тэрон вновь заваливается перед телевизором и с наслаждением потягивается. Шестая серия. Всё или ничего. Гордость или взаимность, предубеждение или открытость…***
«—Этого для меня слишком много! Право, слишком. Я ничего подобного не заслужила, Лиззи. Почему все другие не могут быть так же счастливы?!» — Она слишком добрая, ты не находишь? — женский голос раздаётся изо спины и Тэрон подскакивает, как ужаленный. Обернувшись, он видит Нэнси — первую ассистентку режиссёра, стоящую в дверном проёме. — Ты… Как ты вошла? — поражённо спрашивает парень, торопливо ставя фильм на паузу. — А если подумать? — предлагает она, скрещивая руки на груди. — Я не запер дверь? — полувопросительно полуутвердительно говорит Тэрон и бросает быстрый взгляд на экран. — Именно. И был так увлечён, что не заметил, как я вошла. Серьёзно, может «Гордость и предубеждение» и шикарный фильм, но не настолько, чтобы не замечать ничего вокруг. Тэрон не отвечает, но продолжает смотреть на молодую женщину. Ей явно неловко от такого внимания: она то поправляет волосы, то переминается с ноги на ногу и теребит браслет на руке. — Ты что-то хотела? «Грубо». — Да нет… Просто… Повисает молчание. — Не предложишь выпить? — Нэнси выжидательно улыбается, но Тэрон сощуривается: она слишком навязывается. — Нет, извини. Нет желания. Завтра… — Завтра снимаем твой выпивон с Мерлином. Можем проработать с тобой эту сцену, — улыбается женщина, явно обрадовавшись возможности найти тему для разговора. Тэрон с трудом подавляет тяжёлый вздох: за что она свалилась ему на голову? Они часто пресекались на площадке — должность Нэнси вынуждала её быть везде, но он не замечал с её стороны никакого внимания к собственной персоне. А если что-то и наблюдалось, то это не выходило за рамки её служебных обязанностей. — Думаю, любой может сыграть пьяного. Тем более у нас там даже шутливая, в какой-то степени, сцена. — Удивительно, да? — вновь развивает она его ответ. — И как Джейн смогла совместить в одной сцене трагическую смерть и юмор? Тэрон хочет закатить глаза — женщину совсем не обескураживает его нежелание разговаривать. — А потом начинается экшен, — жизнерадостно улыбается Нэнси. — Да. «Молодец, Тэрон. Твоей воспитанности позавидуют все благородные джентльмены, — мысленный голос в голове подозрительно схож с ироничной интонацией Колина Фёрта». — Почему ты выбрал этот фильм? Его же часто экранизировали, есть версии и посовременнее. «Прорыв через центр не удался и нападающий обходит с правого фланга, — а вот это уже голос регбийного комментатора. — Стоит быть осторожнее». — Написано, что это — лучшая из всех экранизаций. — Да, особенно из-за Колина Фёрта. Мистер Дарси в его исполнении бесподобен. А ты случайно не из-за него ли смотришь? — женщина благодушно улыбается, не зная, что попала в точку. — Слушай, Нэнси. Извини, но я правда не настроен сейчас разговаривать. Может, завтра? Сейчас хочу лечь и просто смотреть телевизор. Ничего личного, просто… Ассистентка поджимает губы: столь явное выпроваживание не может остаться без внимания. — Хорошо. Пошла я. Завтра будет долгий день. Плюс уличные сцены. Странно, да? Будем сначала снимать вас под лондонским дождём, а через пять минут под жарким солнцем Кентукки. С массовкой ещё надо разобраться… Она продолжает что-то говорить, и её болтовня действует на нервы. Тэрон идёт за ней, провожая к выходу и открывает дверь, вполуха слушая её пустозвонство. — Значит фильмы будешь смотреть? Ладно. Я, наверное, тоже. Что посоветуешь? — «Лёгкое поведение», — вырывается у него. Комедийная мелодрама с Колином Фёртом в главной роли и Джессикой Бил, играющей легкомысленную и избалованною красотку, напоминающую его собеседницу, как нельзя кстати подходит под эту ситуацию. — Хорошо. Спасибо, Тэрон. Пока. Спокойной ночи. — Спокойной ночи. — До завтра! Тэрон закрывает дверь и (уже точно) запирает: больше никаких нежеланных гостей. Этим вечером только он и фильм.***
В эйфорию сна врывается совершенно неуместный стук. Весьма громкий и далеко не ритмичный. Тэрон не обращает на него внимания, накрываясь с головой. Стук становится настойчивее, будто кто-то колотит в дверь со всей силой. Тэрон пытается урвать остатки уходящего сна, но барабанные удары прерываются громким голосом, усиленным режиссёрским рупором. — Тэрон Дэвид Эджертон! Пора вставать! «Что за чёрт?» Тэрон открывает глаза, подмечая по-утреннему светлую комнату, и спешно шарит подле кровати в поисках смартфона. Тот оказывается лежащим глубоко под кроватью и, что самое неприятное, полностью разрядившимся. — «Тэрон, Тэрон, ты вставай — свои фильмы ты включай!» — скандирует недружный хор мужских голосов, и Тэрон чувствует неприятны холодок, пробравшийся в сердце. Он торопливо встаёт, запутавшись в одеяле, и скачет к окну, открывая жалюзи. Перед его трейлером стоят Педро, Ченнинг и Тодд, пытаясь втроем проскандировать кричалку в один рупор. Увидев его сонное лицо, они замолкают, а потом разражаются хохотом. — Ты проспал! Опять! — И не брал телефон, — обиженно надувается Педро. — А у тебя бы он и не взял. Это высказывание вызывает очередной взрыв смеха. Тэрон закусывает губу и кивает: мол, понял. Он торопливо идёт умываться, переодевается в чёрную футболку и натягивает джинсы, отыскивая носки, забившиеся в щель кресла между спинкой и сиденьем. Неприятное ощущение в груди и пульсирующая мысль: «Они знают», мешают ему сосредоточиться, а трясущиеся руки с трудом зашнуровывают кроссовки. Вся эта ситуация наломает ему старшие классы и подколы озабоченных подростков в пубертатный период. При этом, все эти придурки даже старше него! Он выходит на улицу, где его поджидают мужчины: — Ну? С добрым утром, спящая красавица. — Ты чё, Чен, такого же фильма у Фёрта нет. Тэрон не поймет юмор. Эджертон смотрит на них исподлобья, не зная, как реагировать. — Да ладно, не смотри так злобно. Мы узнали твой маленький секрет. — Да уж, прости. Нэнси была так разочарована твоим отказом, что пришла ко мне в гости, — рассказывает Тодд. — А ты же знаешь эту болтушку. Вот она и начиркала нам, чем ты занимаешься по вечерам. Тэрон цепляет взглядом усмехающегося Педро, без которого явно не обошлось. Но тот спокойно выдерживает его взгляд. — Что вам надо? — наконец спрашивает Тэрон, неприязненно оглядывая каждого по очереди. — Эй, дружище, не шуми, — просит Ченнинг, доброжелательно хлопая его по плечу. — Мы же с добрыми намерениями. Решили разбудить тебя, а то бы ты совсем проспал. — Конечно: смотреть фильмы до ночи, а потом вставать в такую рань, это не дело, — с приторной заботой поджимает губы Педро. — А рупор откуда взяли? — Тэрон старается взять себя в руки: ничего критического не случилось. Пока. — Нэнси у Мэттью раздобыла, — смеются парни. «Значит уже и режиссёр знает. Плохо. Кто ещё?» — Ладно, я пойду завтракать, — пытается отвязаться Тэрон, и парни, неожиданно, позволяют ему это: — Давай, до встречи на площадке. Тэрон уходит, чувствуя спиной их прожигающие взгляды.***
Эджертон сидит за плетёным столиком на улице и пьёт кофе. Утреннее солнце палит нещадно, а солнечные очки он забыл в трейлере. Можно было зайти в прохладное помещение, но ему казалось, что каждый из сидящих там людей смотрит на него и знает. Но все они — не важно, главное, чтобы об этом не узнал Колин. Почему его так пугает то, что Колин узнает о его «маленьком пристрастии», он не понимает. Просто это кажется зазорным, личным… интимным. — Тэрон! — окликает его Софи, и Тэрон с улыбкой поворачивается к ней. Девушка ему нравилась: с ней было легко и просто. Их отношения совпали с взаимодействием их персонажей и переросли в хорошую дружбу. Кто-то судачил за спиной, что они могли бы стать хорошей парой: практически одногодки, имеющие схожие интересы и доселе неизвестные актёры — почему бы и нет? Но… нет. — Я сяду? — она держит в руках поднос с завтраком. Что ещё Тэрону нравилось в ней, так эта её простота: девчонка обожала поесть и совсем не заморачивалась по поводу того, что она ест и в каких количествах. — Конечно. Ты как? — спрашивает Тэрон, дождавшись, когда она пододвинет стул. — Хорошо. Жаль, что уже завтра улетаю. Роль Рокси подошла к концу. Увы, — она печально разводит руками. Правда в одной из них вилка с нанизанным беконом, что несколько смягчает пессимизм слов. — Жаль. Будешь участвовать в пост-промоушене? — Не знаю… — Девушка медленно водит вилкой по тарелке. — Маловероятно. Я поговорю ещё насчёт этого, но… — она криво улыбается. — В этом фильме Рокси меньше, чем я думала. Её роль незначительна, а это значит, что меня вряд ли возьмут на конвенции. Жаль. — Я надеюсь вас с Марком вернут. Колина же вернули. В ответ Софи качает головой: — Это маловероятно, но ты можешь хотя бы надеяться. Как и я. Кстати о Колине, — она, склонив голову, смотрит на Тэрона. — До меня тут слух дошёл, что ты по вечерам смотришь его фильмы. Тэрон молчит, и, придерживаясь за столик, начинает раскачиваться на стуле. — Зря ты так, — продолжает она, когда становится понятно, что Тэрон не ответит. — Это неправильно. Тэрон отворачивается, не в силах справиться с глухой болью, сковавшей его изнутри: только не от неё. Он не хочет слушать упрёки от Софи. — Неправильно: Колин тут. Живой, настоящий, а ты смотришь картинку на экране. Пользуйся моментом сейчас. Потом будет поздно. Тэрон замирает. Истина в словах — такая простая и правильная, такая верная, вдруг открывает ему глаза. Раздаётся громкий свисток, обозначающий начало съёмок, и Софи поднимается изо стола первой: — Тебе пора. Подумай об этом, ладно? Тэрон кивает ей, неотрывно глядя в одну точку. «Пользоваться моментом». Вряд ли кто-то может упрекнуть Тэрона в том, что он не «пользуется моментом»: он зависает с Колином всё свободное время. Они могут обсуждать всё на свете: от старых чёрно-белых фильмов до очередного эпизода Звёздных войн. Могут обговаривать от регби и бейсбола до сорта виски. «Скотча», — как исправляет его Колин, испытывающий к шотландскому напитку столь же теплые чувства, сколь и его персонаж. Да, Тэрон пользуется моментом, но, ему думается, что Софи имела ввиду нечто другое.***
На съёмочной площадке уже собралась почти вся группа, но, слава Богу, ни Педро, ни Ченнинга там не наблюдается. — По плану у нас сейчас эмоциональная сцена Марка и Тэрона. Парни, готовы? Прониклись? Вспомнили, что только что было? Кингсман уничтожен. Всё пошло прахом. Вы разочарованы, опустошены. Я хочу видеть слёзы на ваших глазах. Давайте! Вон покрикивает на Марка и Тэрона, пока над ними трудятся гримёры и костюмеры, придавая им облик Мерлина и Эггси. — Мерлин! Дело твоей жизни уничтожено, его больше нет. Ты не смог никого спасти, не смог предупредить это, не обезвредил руку, не проверил машину. Всё это — твоя вина. Ты раздавлен. — Эггси. Конец всему, понимаешь? Всё разрушено, истреблено. Больше нет ДжейБи, больше нет Рокси, нет твоего друга, эм-м, как там его? Больше нет дома Гарри, ни осталось ничего. Ты сокрушён. Их отводят на площадку с муляжным строением, напоминающим разрушенные останки бывшего ателье. На потолке расположены трубы, из которых готова политься вода, создавая иллюзию дождя. Задняя стена полностью зелёного цвета, что позволит в дальнейшем воссоздать иллюзию улицы. Всё готово для эмоциональной сцены. — Эджертон. У нас три камеры, которые будут фокусироваться на твоём лице. Понимаешь уровень ответственности, да? Я хочу увидеть боль. Скрываемую, но всё-таки боль. Готов? Тэрон кивает, зажмурив глаза: Джессика трудится над его лицом, то и дело попадая пушистой кисточкой в нос и вызывая желание чихнуть. Марк Стронг уже готов и стоит за поворотом, ожидая своего выхода. Тэрону нужно сосредоточиться. Ему нужно опустошение и отчаяние. В принципе, похожие эмоции уже сидят внутри, но они вызваны раскрытием его секрета. «Что подумает Колин, когда узнает? Обидится ли? Как поймёт? И что будет думать?» — вихрь пугающих мыслей, от которых дрожат руки и трудно сделать вдох, как раз сопутствует разыгрывающейся сцене. — Мотор!***
Тэрон отрабатывает свою роль на отлично — бурлящих эмоций, накатывающих одной за другой, ему хватает чтобы выдать именно то, что хочет Вон: грусть и боль. Пора перебираться в штаб Кингсман и снимать пьянку с Мерлином. Тэрон переодевается в сухую одежду, и они переходят в новые декорации, где уже расставлены камеры, бутафорская бутыль с виски стоит в сейфе, и готово освещение. Мэттью даёт команду к старту, и они приступают к своему диалогу: Мерлин рассказывает про план «Судного дня». Они открывают сейф и в немом изумлении смотрят на бутылку. — Предлагаю выпить, — пожимает плечами Мерлин. — Всё равно других идей нет. Они открывают бутылку, и Тэрон чувствует спиртовой запах. Удивившись достоверности, он салютует бокалом и подносит его ко рту. Характерный аромат становится чересчур сильным, но парень не обращает на это внимания и делает глоток. Горький напиток обжигает горло, и Тэрон заходится кашлем. Раздаётся громкий смех, и на площадке появляется знакомая компания из Педро, Ченнинга и кого-то из художников-декораторов. Тэрон отплевывается, пытаясь прочистить горло, обожжённое настоящим виски. Как он видит, Марк тоже не может полностью прийти в себя. — Вот дерьмо! — шипит мужчина, прокашливаясь. — Это… — Дебильная шутка, — соглашается Тэрон, зло поглядывая на схитривших актёров. Вон не сразу понимает, что произошло, а когда до него до ходит, то он срывается на смеющихся мужчинах: — Вы в своём уме?! Нам ещё снимать и снимать сегодня! Что я, по-вашему, должен делать с подвыпившими актёрами? Как мы будем дальше работать?! — Да ладно тебе, мы в порядке. Правда, Тэрон? — Марк поднимает руку, утихомиривая разбушевавшегося режиссёра. — Сейчас попьём кофе и будем как огурчики. Что нам будет-то с одного глотка? — Вам будем плохо! — обращаясь к сбившимся в кучу великовозрастным мужчинам угрожает Мэттью и нервно потирает лоб. — Невыносимый актёрский состав. Лучше бы я снова «Пипец» снял… Тэрон хочет его подбодрить, но противная горечь во рту требует настойчиво её зажевать. Марк прав: от одного глотка, даже не рюмки, им ничего не будет, но осадок всё равно остался. И не только от проделки Педро и его компании. Пока Вон распоряжается, чтобы им принесли кофе, Тэрон и Мерлин садятся за стол, а виновников этой заминки выгоняют прочь. Вместе с ними воспользоваться пятиминутным перерывом решают и все остальные рабочие, покинувшие комнату и оставившие актёров одних. — Кошмар, — устало вздыхает Марк, сцепив руки в замок и прислонив ко лбу. — Что за детские забавы? Вопрос риторический, но Тэрона всё равно тянет ответить: — Это всё из-за утреннего слуха. Наверное, слышал. Марку нет смысла притворяться, поэтому он, несколько замешкавшись, кивает: — Про твою одержимость Колином? Конечно, слышал. — Про что? — удивлённо восклицает Тэрон. — Ещё утром это было простой киноманией. — Ага. Ты правильно подметил. Утром. А сейчас уже, — Стронг бегло смотрит на небутафорские часы Мерлина. — Обед. Тэрон качает головой, не зная, что добавить. — Да ладно. Это же… просто так. Это ничего не значит, — он оправдывается как-то неумело и совсем не достоверно. Его воротит от самого себя и от своей игры. А может виски был дерьмовым… …«Из всех видов виски самым качественным является шотландский скотч, который делают только из ячменя, в то время, как другие сорта могут быть сделаны из смеси ржи, ячменя и пшеницы». В один из совместных перекуров Фёрт решил утроить своему напарнику экскурс по алкогольным напиткам. Очень интересный, как оказалось. До этого Тэрон не обращал внимания на сорт: «Ну виски и виски». То, что оно делится на бурбон, скотч и классический, его мало интересовало. — Не значит? — переспрашивает Марк, пристально взглянув ему в глаза. — Тогда для чего ты смотришь? Тэрон задумчиво кусает костяшку большого пальца, думая, как ему ответить. Этот вопрос он задавал себе не раз, но так и не мог дать однозначного ответа. — Не знаю, — наконец признается он. — Чтобы узнать его, понять… …«Почувствовать», — добавляет он про себя, но не осмеливается сказать это вслух. — Тебе его мало? — Стронг закрывает глаза, но вопрос продолжает висеть в воздухе, пока Тэрон обдумывает услышанное. — Мало его на съёмках? Хочется видеть чаще? Больше? Хочется, чтобы он был рядом не только на площадке, но и вне её? Ты скучаешь по нему, когда его нет рядом? В груди что-то неприятно ёкает. Что-то, пытающееся пробиться наружу. Что-то, откликающееся на слова Марка. Мерлина. Того, кто всегда присматривал за ним через очки агента, давал советы, выручал из беды. Того, кто всегда знал его от и до. Того, кто знает его и сейчас. — Может быть, — шёпотом отвечает Тэрон, не понимая, что творится с ним сейчас. — Тогда я скажу тебе, что это. Тэрон сглатывает, ощущая самый настоящий страх. Он отчаянно желает, чтобы Мерлин произнёс это и чтобы промолчал. — Это… Удар сердца. Секунда. Он зажмуривается, как перед ударом. — …Любовь. Тэрон боится поднять глаза, хотя знает, что не увидит в глазах Марка неодобрения. Там будет лишь поддержка. Всегда будет. Но осознание, понимание, принятие — это слишком невероятно, быстро, незнакомо. — Я… — Тэрон запинается, не зная, что хотел сказать. — Только не говори, что не испытываешь к Колину никаких чувств, — мягко укоряет его Марк. От его понимающей интонации от чего-то хочется сжаться, будто его уличили в чем-то недостойном, неправильном, грязном. — Эй, эй. Ты чего? — мужчина замечает, как изменилось его поведение, и встаёт с места. — Тэрон. Не стоит так переживать. Это — нормально. Тэрон обхватывает себя руками, крепко зажмурившись: «Неужели это — любовь? Не восхищение, не уважение не дружба?» Мужские руки мягко поглаживают его по спине, ободряя, но Тэрон всё равно боится открыть глаза. Кажется, что вот он — рубеж: откроешь и мир будет новым, другим, ненормальным… — Не бойся, — просит его Марк, плавно проводя широкой ладонью по напряжённым плечам. — Всё хорошо. Тэрон отрицательно мотает головой: нет. «Что хорошего? Если это и вправду любовь, то что с ней делать? У Колина жена, дети… Ему не нужны чужие чувства». Марк продолжает стоять рядом, и его поддержка — именно то, что нужно Тэрону сейчас. Тишина площадки режет слух, и в ней удары сердца кажутся особенно громкими. — Всё будет хорошо, — тихо говорит Стронг. Раздаются шаги, и в комнату заглядывает кто-то из персонала со стаканчиками кофе для них и передаёт слова Вона, что съёмки начнутся через пять минут. — Вот, пожалуйста: с нашим бюджетом и актёрским составом мы вынуждены пить одноразовый кофе. А всё почему? — Марк пытается развеять Тэрона. — Потому что у нас Холли Берри, Элтон Джон и Джулианна Мур, которые пьют свежесваренный кофе. — Завидуешь? — втягивается в разговор Тэрон, делая глоток. Горячий напиток обжигает язык, но он не обращает на это внимания. — Нет. — Британца ответ, — шутка ну очень плоская, но Марк рад и этому проявлению эмоций у юноши. На площадку постепенно подтягивается вся съёмочная группа, и они принимаются за работу.***
Перерыв то ли на поздний обед, то ли на ранний ужин был очень кратким, так как Мэттью Вон со всей ответственностью подошёл к выполнению своего обещания погонять их сегодня. Но все и так были не против: сейчас должна была быть драка между агентом Кингсман и агентом Текилой, а экшен-сцены всегда были интересны. Сам Тэрон тоже горит желанием начать съёмки, только в его случае мотивы куда прозаичнее: набить морду Ченнингу. Конечно, по-настоящему это сделать не дадут, но он может хотя бы представить, а если удастся, то и «случайно» врезать парню. Отыграться за распущенные слухи, так сказать. Кажется, Мерлин, точнее Марк, что-то читает в его глазах, поэтому держится чуть ближе, чем того требует сценарий. Со стороны кажется, будто он прячется за ним, на деле — контролирует, не давая сорваться. Тэрон старается держать себя в узде, но ухмылка, которая то и дело проскальзывает по губам соперника, лишь подогревает его злость. В этой сцене используется много камер, техники и она чем-то напоминает Тэрону сцену в бункере Валентайна. Только там ему пришлось иметь дело с десятками охранников злобного гения. Здесь же он будет один на один. И при этом должен проиграть. — Сегодня всё не отснимем, — с сомнением говорит Мэттью просматривая раскадровку вместе с Дейвом — их инструктором по боевым сценам. — Или задержимся допоздна. А завтра я хотел снять сцену встречи Эггси и Гарри. Тоже не с одного дубля. — Почему? — встревает в разговор Ченнинг, мазнув беглым взглядом Тэрона. — Они же хорошо взаимодействуют. Прямо с полуслова понимают друг друга. Правда, Тэрон? Кулаки чешутся всё сильнее, и держать себя в руках всё труднее. Марк предостерегающе кладёт руку ему на плечо, и Тэрон опускает голову в пол, стараясь не выдать взглядом своей злости. Единственная радость — скоро агента Текилу отправят на заморозку и Ченнинг свалит отсюда. Мэттью не обращает внимания на это высказывание — он вообще не замечает, что происходит между его актёрами. На данный момент его больше волнует раскадровка, которой отчего-то сейчас он полностью недоволен. — Ладно. Оставим, как есть. Сейчас ваш диалог и первые две минуты драки, когда вы используете гаджеты. Остальное — завтра. Думаю, на это уйдет весь день. И это в лучшем случае, — режиссёр отрывается от записей и переводит взгляд на актёров. — Но не дольше. Ясно? Дождавшись утвердительных кивков, он дает команду к началу сьёмок.***
Тэрон устал, заколебался и вымотался. Дублёры дублёрами, но бо́льшую часть трюков Дейв заставил их выполнить самостоятельно, мотивировав своё издевательство фразой: «Неужели я вас зря учил?» Поэтому, когда звучит спасительная команда «Стоп, снято!», Тэрон не может сдержать облегченного выдоха и просто садится на пол, обмахиваясь отлетевшей шляпой Текилы. Ченнинг чувствует себя чуть лучше: сказывается спортивное прошлое и физическая подготовка для многих боевиков. Но вымотаны они одинаково. Отличительная особенность Вона — снимать «одним кадром». На экране это выглядит как нечто слаженное и ровное, а на деле: два часа изнурительной съёмки, после которой Тэрон не держится на ногах. — Завтра доснимем эту сцену. Татум — чуть больше эмоций. Тэрон — сгодится. Но завтра мне нужно больше отдачи. Сил выяснить огрехи ни у кого нет, поэтому мужчины кивают и расходятся. Тэрон идет к выходу, стараясь не принюхиваться к своей абсолютно мокрой футболке. Там его поджидает Марк Стронг и — сердце колет острой болью — Колин. Сглотнув, он старается не сбиться и держать спину ровнее. Он не думает, что Марк что-то мог рассказать, но липкий страх всё равно не отпускает. — Здравствуй, Тэрон, — говорит Колин и Тэрон понимает, что точно пропал.***
— Здравствуй, Тэрон, — говорит Колин и внимательно вглядывается в своего экранного подопечного, отмечая, как плохо тот выглядит: уставший вид, красные капилляры и синяки под глазами, которые видны даже сквозь толстый слой грима. — Колин, — приветствует юноша и улыбается. Улыбка Тэрона — это то, что никогда не изменится. То, что освещает мир, делая его ярче, чище, добрее. Мужчина улыбается в ответ, потому что сил сопротивляться его улыбке нет ни у кого, и меньше всего — у самого Колина. — Что вы тут делаете? — Тэрон потирает предплечье, не отрывая взгляда от мужчины. Первое время столь пристальное внимание беспокоило Фёрта, но сейчас оно стало так естественно и приятно, что без преследующего взора серо-зелёных глаз он уже не представлял их интервью. — Мэттью вызвал. Ну-у, и я был поблизости, на случай, если вы закончите сегодня. Сам знаешь, с ним никогда не угадаешь, что он будет снимать в следующий момент. Тэрон согласно кивает и молчит. Такая неразговорчивость ему крайне несвойственна, и Колин испытывает лёгкое беспокойство. Возможно, парень просто переутомился — весь вид говорит именно об этом, но в глубине изумрудной радужки скрывается что-то иное. Какая-то потаённая боль и тайна, отравляющая его светлую улыбку. Колин хочет спросить, в чём же дело, но Марк отрицательно качает головой, чуть нахмурившись. И Колин поджимает губы, пропуская Тэрона к выходу. — Ладно, спокойной ночи. Отдохни хорошо — тебе не помешает, — советует он и деликатно треплет по плечу. Даже сквозь толстую ткань он чувствует, как напряжён молодой человек. — Спасибо. И тебе. До завтра, Колин, Марк. Тэрон уходит, и мужчина провожает его долгим взглядом. Так отпускать его — неправильно, но взгляд Стронга не даёт пойти за ним следом. — В чём дело? Что-то произошло? — Давай только без дежурной фразы: «Вас нельзя одних оставить». Сами знаем. Стронг непривычно хмур, и Колин переключает внимание на друга: — Сам-то как? Тоже выглядишь не лучшим образом. — Да это всё из-за съемок. — А что с Тэроном? Марк не знает, как правильно ответить, поэтому предусмотрительно прощупывает почву: — Ты слышал, что сейчас болтают об Эджертоне? На что Колин лишь пожимает плечами: — Тут что только не болтают. Так уж повелось. Поэтому, что именно из всего, что есть, ты имеешь ввиду, я не знаю. — О его вечерних пристрастиях. Колин щурится, иронично улыбаясь: — Надеюсь, это что-то цензурное. «Колин не знает, — понимает Марк. — Стоит ли быть тем, кто ему расскажет? От кого лучше узнать? И в каком виде? Серьёзно от друга или насмешливо от других?». — Цензурное. Даже очень, — решается Марк, потерев гладкую макушку. — Пошёл слух, что мальчишка увлёкся твоей фильмографией. По вечерам смотрит все фильмы с твоим участием. Искоса поглядывая на друга — как отнесётся к такому известию? — Марк продолжает: — Некоторые шутить стали над ним. — Ну да, ну да… Вполне логично, учитывая «Хартвин», про который говорит каждый третий, — задумчиво протягивает Колин и нервно теребит часы на руке. — Если не каждый второй. Что думаешь об этом? — Мне приятно, — улыбается Колин, полностью взяв себя в руки. — Просто несколько удивлён… — Согласен: из всех, он выбрал не боевики с Татумом, и не мелодрамы с Берри или Мур. — И не твои триллеры, — салютует в его сторону Колин. — Он выбрал тебя, — серьёзность тона, с которым Марк говорит это, режет слух, резко контрастируя с их фривольным диалогом. — И мне действительно лестно, — согласно кивает Колин, но мужчина перебивает его: — Вот и скажи ему об этом сам. — Не понял тебя, — хмурится Колин. — Иди, навести его. Проверь, как он там. Тем более, вам скоро снимать сцену возвращения Гарри. — Нам, — поправляет его Колин, но Марк его не слушает: — Да, да. Сам сказал, что он ужасно выглядит. Вот и иди к нему. Колин колеблется, сомневаясь в верности этого действия, но Марк буквально силком выпроваживает его из дверей. — Иди.***
Тэрон выходит из душа, накинув на себя халат, и тоскливо оглядывает пустой номер. Нет, он рад, что сейчас его никто не тревожит: побыть одному после этого дня просто необходимо, но всё же — пустота угнетает. Обычно его вечера скрашивали выдающиеся работы Колина Фёрта, а сейчас он боится включить телевизор. Ещё одного назойливого посетителя, желающего проверить — действительно ли он посвящает вечера кинокартинам напарника, Тэрон точно не выдержит. Только вот слабость превратилась в привычку, от которой избавиться столь же трудно, как бросить курить. Убедившись, что он точно запер дверь, Тэрон разваливается на диване, раскинув руки в стороны и безразлично смотря в потолок. «Любовь, значит…» Мысль о том, что он гей Тэрона волновала мало — законом это не возбранялось, а толерантных людей с каждым днём становилось всё больше, так что проблема осуждения его не беспокоила. А вот тот, кто стал объектом его любви — тревожил и вызывал опасения. В свои двадцать восемь он уже не бросался из огня да в полымя: юношеские влюблённости не толкали на безумства и не застилали разум волной возбуждения или страсти. С одной стороны, у него давно не было отношений. То ли причина скрывалась в резко возросшей популярности: а как отличить того, кто действительно оценил его как человека, и того, кто просто польстился на «новую звезду»? То ли в адском графике съёмок: первая часть Кингсман снималась более года, а на сколько затянется вторая — не знал даже Мэттью: не даром в контракте не были оговорены сроки «Золотого кольца». Но всё же списать возникшее чувство на долгое одиночество было неправильным. И это было бы лживо по отношению к Колину. Тэрон закрывает глаза, и образ напарника встаёт перед глазами. Сколько его ипостасей он успел увидеть за эти несколько дней, и не только в просмотренных фильмах. Каким разным мог быть мужчина, каким поразительным и пленительным… Раздаётся стук в дверь. Тэрон даже не открывает глаза — вечерних гостей ему хватило с лихвой: «Достаточно. Надоело». Стук повторяется. Аккуратный, ритмичный, лаконичный удар отчего-то напоминает лапидарные манеры Фёрта. Тэрон сильнее жмурится — отгадывать по стуку в дверь Колина — это уже перебор. Это уже клиника. И снова в дверь стучат. Тэрон пытается не обращать внимания, но мысль, настойчивая, дикая, неуместная о том, что это может быть Колин, не желает покидать усталую голову и раз за разом понукает его подойти к двери. «Досчитаю до пяти и пойду», — удерживает себя Тэрон, но вскакивает на цифре три. В дверь больше не стучат, но он всё равно подходит и замирает. «А вдруг не Колин», — несвоевременная, трусливая мысль пытается заразить его страхом, но парень не даёт себе времени на раздумья и распахивает дверь. Колин. На его пороге стоит Колин Фёрт и держит в руках телефон. — Ты здесь, — расплывается в улыбке мужчина. — Это хорошо. Иначе мне пришлось бы тебе звонить, а ты знаешь о взаимной неприязни, связывающей меня и современные гаджеты. При этом, к атрибутике агентов я отношусь более благосклонно. Взаимоисключающее заявление, согласен? Или раздвоение личности — смотря как посмотреть. Тэрон не слышит слов, он слушает голос. Мягкий, местами хрипловатый, чуть усталый и такой родной. Хочется вздохнуть от облегчения и обнять Колина, крепко-крепко. Прижаться, укрыться от всех слухов, разговоров за спиной, да от всего мира! — Ты меня не слушаешь, — филигранный упрёк, в котором скрыто беспокойство, приносит лишь ещё больше нежности. — Проходи, — приглашает Тэрон, отходя и затягивая халат потуже. — Уже поздно, — нерешительно произносит Колин, оглядывая пустынную улицу. — Но ты же пришёл, — резонно возражает Тэрон и повторяет: — Проходи. С порога разговаривать невежливо. Губы Колина трогает улыбка, разгоняя по щекам стайки морщин, и Тэрон засматривается на него, не в силах оторваться от карих глаз. В груди становится тепло, а беспокойство дня затихает, полностью растворяясь в теплоте его взгляда. — Ты умеешь быть настойчивым, когда хочешь. И джентльменом, когда тебе это выгодно. Колин идёт следом, прикрыв за собой дверь, и проходит в комнату, пока Тэрон, памятуя о прошлых вечерах, запирает дверь. — Я вытащил тебя из ванны? Прости. — Что?.. А, нет, я сейчас. Тэрон оглядывает себя, и потом торопливо мечется от шкафа к ванной, собираясь переодеться в соседней комнате. Он выходит оттуда, приведя себя в относительный порядок — даже проведя пару раз расчёской по волосам, растрепав нафиг всю укладку агента Галахада. Колин разместился в кресле, закинув ногу на ногу, и рассматривает стены его трейлера с таким видом, будто не был тут только вчера. — Я рад, что ты пришел, — улыбается Тэрон. Это признание легко слетает с его губ — общение с Колином, по сравнению со всеми остальными актёрами, было самым непринуждённым. — Мне показалось, что ты был каким-то… грустным. Я подумал, может ты хочешь поговорить, — Колин осторожен, будто взаимодействует с бомбой замедленного действия. — Нет… Нет. Сейчас уже всё нормально, — Тэрон улыбается, но в изгибе его губ скользит какая-то грусть. — Что же… Как я вижу, ты не хочешь обсуждать своё эмоциональное состояние. «Неужели можно быть таким понимающим?» — сердце сжимается, погружаясь в океан нежности и заботы, которыми его обволакивает Колин. — Тогда можем поговорить о чём-то другом. Например, о твоих увлечениях. Тёплый океан просыхает, и Тэрона с головой кидают в ледяную прорубь. Лёд сковывает сердце, и пальцы начинают нервно подрагивать. — Книги, спорт, фильмы? Если Колин пытается медленно подобраться к сути, то пусть лучше не тянет. Вправлять кость — так сразу и резко, и плевать, что потом сойдёшь с ума от боли. Коль нужно вправить мозги, так пусть начнёт прямо сейчас — нечего оттягивать неминуемый разрыв. Агония будет потом — потому что без Колина он не сможет. Тэрон понимает это внезапно, как по щелчку пальцев: «Без него — невозможно. Без него нельзя». Им не нужно обличать в слова — они слишком хорошо знают друг друга. За суммарные два года совместных съёмок они стали смежными, близкими, родными. Тэрон знает, что Колин знает. Колин знает, что Тэрон знает, что он знает. Не запутано — увы, предельно ясно. Кристально видно. Абсолютно понятно. — Какой последний фильм ты посмотрел? Тэрон вслушивается в голос, старясь уловить греющие интонации, но не слышит их. Сухой тон. Скупые эмоции. — «Гордость и предубеждение», — отвечает он, потому что не может не ответить. — Хмм… «Давай, скажи это. Скажи, что это — бред, глупость, что так нельзя. Что так не надо. Скажи, что мне нельзя тебя любить. Скажи мне хоть что-то, только не молчи». — Посмотри на меня, — просит Колин, но послушаться Тэрон не может. Он не может услышать отказ, глядя в эти глаза. Он не сможет жить, увидев отвержение в родных глазах. — Тэрон. И снова молчание и тёмный цвет ковра, вместо карих глаз Колина. — Тэрон, — зовёт Колин, и юноша слышит в своём имени лёгкое беспокойство, тревогу, волнение, заботу. «Почему именно любовь? Почему не дружба? Не взаимное уважение, не поддержка, не покровительство в конце концов? Зачем — любовь? Неправильная, неподходящая, неверная». Если бы Тэрон мог выбирать… …Он бы не изменил своих чувств. Юноша поднимает голову и смотрит Колину в глаза. Прямо, открыто: «Вот он я!», — кричит весь его вид. «Говори, что хотел, но не ожидай, что я уйду. Не рассчитывай, что сможешь от меня отделаться. Я никуда не денусь». Колин выглядит измученным: тусклые глаза, бескровные губы и глубокие морщины на лбу. Тэрон чувствует вину — ведь это из-за него мужчина так разбит. — Прости, — срывается с губ тихое извинение, полное сожаления. Тэрон не знает куда себя деть: весь он — от сердца до пят — тянется к нему, но рациональная часть, какие-то остатки морали, держат его на месте. Его рвёт на две части. Совесть и страсть. Желание и страх. — Мне очень приятно, Тэрон, но ты можешь занять вечера чем-то иным. Тем, что более соответствует твоему возрасту. «Не говори мне этих слов». — Более того, мне лестно такое внимание от тебя, но, Тэрон… Мужчина произносит имя с нежностью, которая совсем не вяжется с суровостью его слов: — Но это — ошибка. «Молчи». — Не стоит запираться в четырёх стенах и затворнически просиживать перед телевизором. «Замолчи». — Ты должен проводить время в компании сверстников, веселиться до утра, жить полной жизнью… — В компании сверстников? — перебривает Тэрон, не в силах справиться со вспыхнувшей злостью. — С такими как Педро? Или с этим придурком Ченнингом, который только и умеет, что устраивать свои дурацкие розыгрыши? Или с Холкрофтом, укладывающим в постель всех подряд? Я не хочу с ними, они… Они… Тэрон не может подобрать нужных слов: «Как сказать, что все они и рядом не стояли с Колином? Что им с ними не сравниться. Что они — никто». Что для него нет никого, кроме Колина. «Пойми же ты, — мысленно просит он. — Ведь я не могу сам это сказать». Колин закрывает глаза, утомлённо откидываясь на спинку кресла: он сделал всё что мог. Малодушно — да, недостаточно — увы, но он просто не может сопротивляться. Как можно устоять, когда серо-зелёные глаза сияют жизнью и светятся радостью лишь при взгляде на него — ветхого старика со мудрёным характером? Как можно отталкивать это живое воплощения молодости, задора и искристой радости жизни в самом расцвете лет? Как можно жить без него, да и будет ли это жизнью? Несмелое прикосновение к лицу вынуждает Колина открыть глаза и от неожиданности отпрянуть: мальчишка воспользовался его закрытыми глазами и уже сел на подлокотник кресла. Шероховатые пальцы робко прикасаются к его гладковыбритой щеке, несмело очерчивая линию скул, пугливо задевают поседевшие виски, несмело обводят высокий лоб, который прорезает череда морщин, и вновь возвращаются к его щеке. Нужно его остановить, прекратить, запретить, но в застенчивых прикосновениях так много сладости, невысказанных слов и безмолвной любви, что сопротивляться им нет сил. Пальцы спускаются ниже, замирая в опасной близости от губ, и Колин поспешно перехватывает его руку, останавливая осторожные прикосновения. Пальцы, которые он держит в своей руке, чуть подрагивают, и эта дрожь отзывается и в нём. Колин сжимает ладонь сильнее, но кого он останавливает сейчас? Боль в груди, возникшая неоткуда, сейчас тянет к себе Тэрона, желая притянуть, обнять, забрать и никогда не отпускать. Колин вздыхает: сколько можно сдерживать свои желания и кормить демонов пустотой ночи и тёмным потолком трейлера? Сколько можно уничтожать себя одиночеством? Тэрон не собирается сдаваться и высвобождает свою руку, но не отпускает его ладони. Он лишь переплетает их пальцы и смотрит Колину прямо в глаза. Чёрный зрачок увеличен настолько, что почти полностью поглотил серо-зелёную радужку, и целиком отражает лицо Колина. Смотрясь будто в зеркало, мужчина видит все сомнения, написанные у него на лице. А ещё он видит тепло, желающее его согреть, нежность, в которую его готовы окунуть и любовь, которую ему готовы подарить. Всё это — неподдельное, чистое, искреннее. Так, почему «нет»? Почему бы и нет? Они и так всегда были близко. Что изменит ещё одна граница? Колин тянется к нему и, прежде чем их губы соединятся, успевает увидеть, как счастливо и ярко вспыхивают серо-зелёные глаза.