Было...

      Ни один из напыщеных ублюдков в этой комнате не знал Барнса.       Не знал, сколько ложек меда нужно класть ему в черничный чай, чтобы он не был приторным. Не знал, что ему нравится молочный коктейль со вкусом банана и карамели, и чтобы только из холодильника — ледяной. Чтобы сводило глотку и после трех глотков хотелось отдышаться. Они не знали, что в бруклинской квартире, из которой его забрал Стив, остался кот — Солдж.       Животному не доставало правого уха, через всю черно-белую морду шел уродливый шрам, а передние лапы плохо функционировали. Результат схватки со сворой собак. Его отбила девчонка, смело спустив с поводка своего кобеля.       Ей было шестнадцать, может, меньше.       Он часто видел её возле своего дома с тем же огромным псом, что распугал шайку дворняг. Пес был без положенного ему хвоста, кажется, — аргентинский дог. Поджарый кобель мог вырвать девчонке руки, если бы резко сорвался вперед, но вместо этого он не спеша брел за хозяйкой. И лишь когда она отпускала его с поводка возле дома Барнса, пес демонстрировал свою мощь, носясь по двору за голубями.       Однажды он встретился с кобелем лицом к лицу. Собака была безнадежно слепа на один глаз и имела шрам на брыле.       Барнс ненавидел уродов. Он давно сам состоял в их числе. Поведя бионическим плечом, Баки обошел пса, чувствуя на себе заинтересованный взгляд.       Женщины давно его не интересовали. Настолько давно, что Барнс, даже если бы захотел, не смог бы вспомнить, когда его член имел активность не только у толчка после пары пива.       Трудно думать о любви и беззаботной жизни, когда в любой момент может объявиться очередной умник с правильно подобранными словами.       Барнс просыпается в горячем поту на старом засаленном матрасе и тянется к будильнику, затем под подушку. Старенький SIG Sauer верно ждет своего боя. А он скоро будет.       Барнс знает. Чувствует каждой порой, что за ним придут. Либо Гидра и прочие отростки оттуда, либо Роджерс со своей геройской командой.       Барнс не герой, он отрекся от этого права — быть героем - после первого удачного дела для Гидры. Погибли невинные люди. Герои — не убивают невинных. Только плохих. Баки так и не понял за свои девяносто, как отличить хороших от плохих.       Он слышит тихий скрежет у двери и дергает затвором Сига. До автоматизма отработанные движения: быстрый подъем и едва слышные шаги по скрипящему полу.       В замутненный глазок ни черта не видно, и Барнс шлет все к черту, распахивая входную дверь.       Кот шипел и недовольно мяукал, пока Баки на подгибающихся ногах гонял его по лестничной площадке, прогоняя с этажа. Кот боролся за право спать на потрепанном грязном коврике у его двери. Кот был инвалидом, а инвалидов Барнс не любил.       — Эй, — уверенный голос мгновенно привлек внимание. — Ты что делаешь?       Баки узнал девчонку. Она, не скрывая брезгливости, смотрела на Барнса, осуждая его. Барнс привык. Ему не было места нигде. Все смотрели на него как на оружие и стремились извлечь от работы с ним как можно больше пользы.       Как и девчонка, уговорившая его позволить коту жить в квартире.       — Мне не куда, — говорит она, глядя с надеждой ему в глаза, пока кот отирается о их ноги. — От тебя ничего не нужно, кроме угла для зверя. Еду и, если нужно, лекарства я буду приносить сама.       Барнс смотрит на девчонку и мечтает быть на месте этого кота. Чтобы его тоже выходили и вернули веру в жизнь. Чтобы так же поборолись за угол для него.       Барнс вздыхает и делает короткий кивок. Он видит, как девчонка краснеет и улыбается, но также уверено благодарит его и говорит «До завтра!».       Ей шестнадцать, может, меньше.       Она дарит ему едва заметный спасательный круг, который, урча, укладывается возле его шеи, приятно щекоча её мягкой шерстью.       Кот каждое утро трется о ноги, прося завтрак. Барнс не видел кошмаров уже два месяца. Ему в принципе перестали сниться сны. У его кота грубоватый, словно охрипший голос, отлично подходящий под уродливую морду зверя.       После обеда у входной двери привычно появляется пакет с кормом и ништяками, в виде теплых булочек, банки кофе и контейнером с чем-то, что нормальные люди едят на обед каждый день.       Они не виделись больше. Иногда в пакетах были записки с рекомендациями по заботе о коте. Все твердо по-деловому, ровным подчерком на аккуратно сложенных зеленоватых листах из блокнота. Каждые два дня появлялся пакет. И после первого месяца Барнс решил повеселиться, написав список покупок. Ничего серьезного: пара бургеров и пиво с сигаретами.       На следующий день, как по будильнику, пакет был у двери. Даже несмотря на то, что день был неурочный.       «Мне тяжеловато доставать подобные вещи. Заказывай что-то попроще. Потерпи хотя бы ещё год, если не хочешь выходить сам.», — гласила очередная записка, коих у Барнса было уже с десяток.       Пиво приятно горчило, а бургеры были отрадой души. После многочисленных завтраков-обедов-ужинов пустой кашей. Он усмехнулся и отдал коту кусок жирной котлеты.       Просидев в обшарпанной кухне пару часов, ему захотелось пройтись.       За окном солнце неспешно закатывалось за крыши новостроек, принося с собой красноватые блики на столе и покой.       Барнс, пригрев на коленях сытого кота, чешет ему за ухом и давится собственной спокойной улыбкой, наблюдая, как девчонка, почти бегом, отдаляется от его дома.       Он пробовал несколько раз дождаться её у подъезда, но ничего не вышло. Девчонка приходила по своему графику, меняя его в зависимости от… Чего? Барнс не ждал её.       Девчонка - лишь очередной прохожий, только не такой, как все. Они шли по его жизни.       Она шла рядом.       Барнс не ждал её.       Девчонка малая. Глупая. Не имеющая понятия, с кем ведет свою ветеринарно-приютскую деятельность.       Барнс не ждал её.       В том смысле, что могли бы подумать окружающие. Он ждал, когда появится пакет за его дверью. Кот хочет жрать, а когда Барнс выходит на улицу, все магазины поблизости закрыты.       — Слушай, — она впервые лично отдает ему пакет и мнется у двери. — Меня не будет неделю. У тебя есть телефон?       Барнс равнодушно рассматривает девчонку и отрицательно качает головой. Ему нельзя иметь телефон. По статусу не положено. У рабов не бывает телефонов, а он раб. Нет? Тогда, раздери вас свора собак, объясните ему, почему он беспрекословно выполняет все приказы.       Она выуживает из коричневого кожаного рюкзака мобильник и протягивает ему:       — Держи. Если что-то случится с котом, позвони.       Барнс хочет швырнуть ей в лицо телефон и спустить по лестнице. Девчонка отводит взгляд и закусывает накрашенную прозрачным блеском губу. Он сужает глаза, ждет.       — Ну, — её боевой голосок дрогнул. — И вообще, если тебе что-то будет нужно — звони, — скомкано улыбается. — Даже если просто поговорить.       Он прячет телефон в карман черных джинс, пока она мямлит и смотрит в светлые радужки. Внутри начинает щемить, когда она заканчивает говорить и, встретившись с ним взглядом, опускает голову.       Барнс захлопывает дверь прямо перед ней и замирает, прислушиваясь. Пакет больше и тяжелее обычного. У его ног урчит уродливый кот, даря покой.       Ей шестнадцать, может, меньше.       Она подает ему руку. Он — ненавидит её.       Баки тянется к ней бионической рукой, чтобы не обмануться раньше времени теплом.       На третий день Барнс не выдерживает и набирает единственный в телефонной книге номер.       Его хватило на гудок. Хватило сил и не разбить старенький смартфон об стену, когда спустя минуту перезвонили на очевидный пропущенный.       — Да, — тихо говорит Барнс.       — Алло? — девчонка на другом конце взволнована. — Что-то случилось? Ты в порядке?       Барнса передергивает, и он потирает переносицу пальцами, чтобы успокоить заслезившиеся глаза:       — У меня все в порядке. Кот тоже жив, — он злится. — Я случайно набрал, — предугадывает следующий вопрос.       — Хорошо, — она спокойна. — Прости, я сейчас немного занята, — Барнс зачем-то кивает, слушая шум на фоне. — Ой, все, мне нужно идти. Я позвоню завтра.       Он слушает короткие гудки в трубке, опускается на диван и упирает локти в коленные чашки, пряча в ладонях лицо.       Барнс не ждет звонка.       Он засыпает под утро и надеется проспать звонок. Девчонка звонит в четыре и объясняет, как правильно жарить котлеты. Получилось очень даже съедобно. Она, смеясь, обещает отчистить гарь от сковороды и привезти ему подарок, если он не спалит квартиру. Барнс не сдерживает улыбку.       Девчонка честна.       Через неделю она стоит в его кухне, моет посуду и чистит плиту, пока он мерит и рассматривает подарки.       У девчонки хороший вкус. У Барнса кот в ошейнике, серые спортивные штаны и майка. Ей показалось, что будет хорошо смотреться.       Он не показывается ей в майке, ходит в водолазке. Она не задает вопросов и шутит, что до трусов еще не дошли.       Девчонке неловко. Отводит глаза. Кусает губы. Быстро прощается.       Барнс вдыхает запах не подгоревших котлет и жареной картошки.       Он не видит её две недели, но забирает у двери пакеты.       Барнс не скучает. Ему просто скучно.       Соседи сверху заливают ему потолок в ванне, а ему даже идти никуда не надо.       Он узнает, что она сосед, и предлагает помощь в уборке. Девчонка улыбается и отказывается. Предлагает поужинать вместе.       Барнс видит в светлых радужках искреннее желание и силится не ударить её. Ему тошно от самого себя.       Господь Всемогущий, до чего ему нужно еще дойти, если это не предел.       Он отказывает.       — Ну ладно, — она неловко переминается на месте. — Если что, ты теперь знаешь, где я живу.       Она бесшумно поднимается по лестнице. Барнс чувствует, как внутри просыпается Зимний, и боится себя.       Солдат - его второе я. Альтер эго. Как там еще эту чертовщину называют? Как ни назови, Зимний успокаивается, только когда Барнс разбивает стену и кулак. Бионическая не ржавеет, а сколы на ней не видны. Кости на другой руке, кажется, выбиты. Немеют, горят, кровоточат.       Когда его кот не встал на второй день, он ходил за девчонкой. Открыла блаженная бабуля. Девчонку звали Джо. Она не спрашивала ни о чем. Знала, что нет смысла. Знала, что со зверем. Знала, чем лечить.       Что Барнс переживает, тоже знала. Молчала, даже не улыбнулась ни разу.       — Эй! — он не выдержал и едва не разбил себе тут же голову о помятую стену, когда девчонка внимательно посмотрела ему в глаза. — Я Баки, — он сделал усилие, чтобы не протянуть ей руку.       Она улыбнулась.       Барнс рвал и метал в душе, глядя, как она уходит. Такая взрослая. Такая юная. Он рвался к ней, как израненный волк к семье. Нельзя.       — Ты не передумал, — бросает она через плечо, — насчет ужина?       Девчонка хитро смотрит, сдерживает улыбку и ждет. Он отводит глаза и улыбается.       Ей семнадцать, это точно.       Баки ведет её за собой в пекло. Она согласна.

***

      Его драло изнутри, если девчонка была не с ним. Он обрывал ей телефон, если она задерживалась после учебы. Барнс сходил ума, если с Джо что-то случалось.       Зимний спал вот уже как полгода беспробудно. Все кошмары улетучились, и Барнс больше не походил на бешенного пса, которого нужно было застрелить. Он с улыбкой смотрел, как Джо делает уроки или рисует.       Ей остался последний год в школе, потом они уедут. Куда угодно. Девчонка пообещала ему. Она ни разу не лгала.       Когда его альтер эго рвалось наружу, Джо была в заботах с похоронами своей блаженной бабули. Все, на что был способен Барнс, — сказать осипшим от ночных почти немых криков голосом: «Прости, не могу помочь». Он чувствовал себя последним дерьмом, а она брала его за руку и улыбалась.       Кончилось все тем, что он расцарапал ей руки и бедро в кровь, пока она пыталась разбудить его. Это была их первая совместная ночь. Барнс засыпал у девчонки на коленях, пока она несла не совсем понятный бред, больше для фона, спокойным голосом.       Они много пили. Разговаривали.       На его бионическую руку она ответила двумя болтами около седьмого позвонка.       — На этом моя карьера танцора и гимнастки закончилась, — смеется девчонка.       Заметив сомнение в глазах Баки, она поворачивается спиной, убирая в сторону светлые волосы.       Барнс касается бархатистой кожи кончиками пальцев, и его пробивает град мурашек, до самого лба. Он чувствует неестественные выступы под её кожей и отдергивает руку.       — Ну как? — улыбается Джо, но видит его потерянное лицо и ладонью касается его щеки. — Расскажи, — тихо говорит она.       Барнс трется о маленькую нежную ладонь щетиной, как кот, поднимает взгляд на хозяйку. Девчонка спокойна, едва ли на ее лице отразится страх или паника. Она уже полгода носила сладкие напоминания о его безумии на своих бедрах.       Ему двадцать семь. Он зависим от школьницы.       Иногда, наблюдая, пока она не видит, Барнс думал, что Джо лучше, чем он сам, понимает, в какое дерьмо залезла. Даже после его приступов девчонка оставалась с ним.       Она же пообещала - не отпустит. Баки верил. Как безнадежно больной, борющийся с раковой опухолью, Барнс цеплялся за тонкое тельце, как за тот спасательный круг.       Несколько раз он срывался, до хрипа орал, что ей не место рядом с ним.       — Какой тебе от меня прок? — Барнс смотрит в светлые радужки, все чаще ловит себя на том, что взгляд соскальзывает на растянутые в едва заметной улыбке губы.       Джо молчит. Подходит вплотную, обхватывает руками его талию и, касаясь носом шеи, ощутимо вдыхает его запах. Она гладит его по спине и нежно касается губами кожи чуть ниже уха.       Девчонка вытягивает из него душу, а он и рад.       Барнса штырит от её губ.       Он не рассчитывает силу, сжимая её ребра ладонями. Внутри что-то просыпается, и это не Зимний. Он прижимает её крепче, и воздуха перестает хватать, когда Джо тянется к ремню и без труда вскрывает мудреную бляху.       Барнс низко рычит и, запустив руки ей под майку, теряется во времени, чувствуя каждую мурашку на девичьей спине.       И он хочет… Нет. Жаждет остановиться, но она не отпустит. Она же обещала.       — Остановись, — выдыхает Барнс. — Пока еще не поздно.       Джо останавливается, тяжело дышит сквозь приоткрытые губы и смотрит. Изучает.       — Да, — кивает он без тени намека на улыбку. — Ты прав.       Девчонка включает в ванной воду. Он склоняет голову и видит опровержение своей никчемности. Ширинка больно давит на горящий огнем член.       — Черт, — Барнс упирается бедрами в столешницу и закидывает голову назад, замечая в дверях Джо. — Это все-таки случилось, — почти равнодушно говорит он.       Джо молчит.       Барнс поворачивается к ней и сжимает челюсти, видя застывшие в глазах девчонки слезы. Она даже не видит его сейчас. Баки ненавидит себя. Отмечая, как ей идут слезы. Это, кажется, впервые. Возможно, она не раз плакала, но при нем — впервые.       — Фух… — вдруг усмехается она и принимается убирать слезинки. — Что-то раскисла, — улыбается.       Из Барнса вытаскивали по миллиметру все внутренности, как новогоднюю гирлянду, цепочкой. Он смотрел, как Джо утирает слезы, и наконец понимал, в какое болото она за ним пошла. Не побоялась же. По своей воле отдала себя на растерзание стае гиен, что были у Барнса вместо сердца.       — Я тебя тоже люблю, — почти шепотом.       Он смотрит, как все старания Джо сыпятся как карточный домик, и в глазах вновь появляются слезы.       — С чего ты взял, что я люблю тебя?       — Тогда уходи, — Барнс решает ломать все к чертовой матери, но не знает, как. — Прямо сейчас.       Джо молчит.       Он готов вырвать её сердце бионической рукой.       — Посмотри на меня. Я всегда один. У меня нет ни семьи, ни друзей. Я — инвалид, ненавистная рука поднялась.       Джо молчит. Медленно идет к нему.       — Скажи еще раз, — тихо шипит девчонка.       — Что именно? То, что я отшельник-инвалид?       От звонкой пощечины у него закладывает ухо.       Барнс догоняет уже в спальне, берет её лицо в ладони и нежно убирает сырые дорожки на щеках.       — Прости меня, — он давится своими словами. — Если бы я мог рассказать тебе всё, ты и на пушечный выстрел не подошла б, к такому, как я.       — Так расскажи, — Джо напоминает себя прежнюю, как в начале их знакомства. — И я уйду.       Баки смотрит в светлые радужки и улыбается:       — Ты солгала мне.       Ей семнадцать, может, чуть больше.       Она вешает себе на шею цепь. Он сходит с ума.       Это была их первая ссора. Она стала и последней.       В скором времени придет Роджерс. И Барнс уйдет на долгие два года.       А потом очередной умник скажет нужные слова, и начнется игра.       На него орали со всех сторон, когда на пути стала девушка.       Барнс помнил её. Девчонка не изменилась, только волосы приобрели глянцевый блеск и пепельный оттенок.       Он видел её решимость, силу и любовь. Знал, на что она способна, и поклялся уйти следом.       Барнс не смог уйти. Стив пообещал, что все будет в порядке.       Он не верил Роджерсу. Да, они были друзьями, но Капитан вряд ли поймет, каково даже спустя время оставаться везде чужим.       Ей было девятнадцать, может, чуть меньше.       Она целует Зимнего на прощание. Он высаживает пулю в лоб над светлыми радужками.