Дисс на кота

Ваня пришел последним. Мирон впустил его, запер дверь и не сразу как-то обратил внимание, что двигался Ваня так, будто к груди у него была примотана взрывчатка. — Чего ты? Разувался он осторожно, цепляя плечом стену, и прижимал обе руки к бугрящейся на груди куртке. С таким трепетом еще теоретически можно было носить выпивку, но Мирон сам писал Ване, что брать уже ничего не надо, все есть, и Ваня отмахнул ему стикером. Теоретическая выпивка мяукнула. — Проснулась, соня, — голос у Вани взвился в райские выси и рухнул Мирону на уши тремя мешками сахара. После такого по сценарию Ваня должен был достать сиську и начать кормить дите. — Блядь, тебе мама не говорила, что от уличных кошек лишай случается? — спросил он, приблизив к кошке лицо. Она была не такая уж мелкая — даже слишком взрослая, чтобы пробуждать всякие мамкочувства. Выкатила на Мирона сонные глаза и разявила пасть. Завоняло рыбой. Ваня задумчиво уставился на него и вдруг заржал. — Чего? — Мирон откинулся, чтобы посмотреть в его радостно сморщенное ебало. — Ну кто бы говорил, — Ваня прижал кошку покрепче. — Про лишай-то. Мирон хотел было что-то ответить, но махнул рукой — его как раз звали из гостиной, и возиться с Ваней и его внезапной находкой было совсем тухло. — На кухне только алкашка, — заметил Мирон, прежде, чем совсем уйти, — накормить нечем. Он думал, что Ваня быстро присоединится к ним — он и так опоздал, а остальные налакались достаточно, чтобы разрыв даже с чуток веселым Мироном чувствовался, но Ваня резко запропастился. Изредка Мирон еще поглядывал на дверь, но Порчи отвлекал, обнимал за шею, что-то монотонно рассказывал с той вдумчивостью, которая рождается только от тугого уже алкогольного ума. Мирон кивал. До него запоздало дошло, что хата была съемная и где-то звучали предупреждения, что животных нельзя, но Ваня, соизволивший наконец зайти, был без кошки. — Наконец-то, — пробормотал Мирон. — Наканецта, — тут же эхом отозвался Порчи. — Пиздец. Наканецта! Ваня! Русский мат у него выходил как родной, и, может, это говорило что-то об их культурном уровне, но в данный конкретный момент это беспокоило Мирона меньше всего. — Я ее в кладовке посадил молоко пить. — Ты что, блядь, за молоком успел уже сходить? Я соглашусь с Порчи: пиздец, Ваня. Порчи закивал, но Ваня выглядел до того довольным жизнью, будто вдруг спас умирающий и неизвестный науке вид панд-касаток, а не сраную дворовую кошку. Бесценное знание, что на всякое действие найдется свое противодействие, а на кормежку — тем более, настигло их где-то через пару часов. — Ссанина, — неожиданно веско сказал Порчи. Он был уже действительно примерно в этом состоянии, так что Мирон не сильно удивился, но Порчи сфокусировал взгляд где-то внизу перед собой и тяжело вздохнул. Вообще он был прав. Попахивало. — И кто из вас, тварей, не дошел до сортира, — поинтересовался Мирон в воздух, не то чтобы желая знать ответ. Взрослые ведь дяди, блядь. Ваня неожиданно подорвался с облюбованного дивана и тихо сквозь зубы выматерился. Он там сквозь дрему лениво дымил и точно уже забыл про свою кошку-соню (да все забыли, она заныкалась куда-то), но сейчас небывало взбодрился. — Бля, — высказал Ваня и пошел безошибочно на запах. Из коридора донеслось, — слушай, у тебя швабра есть? — Так, — Мирон тяжело поднялся. — В жопу тебе засунуть или зачем? — Зачем, — клацнул Ваня. — Не наступи. Мирон не наступил, но наступил кто-то другой. Интереса ради (а точка, когда интересен даже мокрый след носка на полу, была уже безвозвратно пройдена) они с Ваней проследили, кто же этот красавчик, и шумно его уведомили, что он зашкварился. Нарушили, конечно, романтическую идиллию и поцелуи, но давать кому-то в обоссаном носке — в общем, Мирон уберег бедную девочку от ужасной ошибки. — Соня уберегла, — поправил его Ваня. Выглядел он слишком счастливым для человека, который только что на коленях подчищал кошачьи ссаки. Мирон положил ему ладонь на лицо. — Пиздец ты поехавший, — поделился он и вгляделся, будто искал признаки той самой поехавшести. Ваня на удивление смирно реагировал, только лыбу давил все шире, почти охристую. В конечном итоге, Мирон не помнил уже, когда вытолкал всех, кто мог уйти сам, и когда выбрались те, кто оставался до утра: привычка нажираться до потери памяти ушла вместе с юношеским бунтом, привычка бухать на вписках должна была уйти с известностью, но поддерживать статус праведника Мирон никогда не подписывался. Вот только однотипность пьянок давала о себе знать — подобные вечера сглаживались в один, если только не происходило что-то, что стоило запомнить. И только один, в пустой квартире и тишине, Мирон понял, что не подводившая его многие года логика дала сбой. Кошку-то запомнить стоило. Кошка не постеснялась напомнить о себе сама: Мирон обнаружил ее ровно посреди своей постели в складках одеяла. — Поди-ка отсюда, — он потянул из-под нее одеяло. — Ссыкуха, выгоню. Кошка приподнялась, потянулась, зевнула во всю щербатую пасть (зубов у нее было — как у Охры) и перелегла немного в сторону. Уступила, значит. Мирон вяло выругался и лег, как вышло. Когда Мирон проснулся, кошки в постели не было — в голове сонно шарахнулись какие-то рифмы, но он только отмахнулся. Еще он про сбежавшую поутру киску не читал. Скотина дожидалась его на кухне, пучила глаза и поражала асимметрией ушей. «Чем мне ее кормить, умник, — набил Мирон Ване. — Почему ты ее не забрал». Ваня лаконично ответил эмодзи с разведенными руками. Быстро. Не спал уже. «Я ее выкину, » — пообещал Мирон неубедительно. «только бля попробуй». «Ты определись: если это твоя кошка, забирай, а если 🤷‍♂️, не взбухай». Ванин карандашик завис над строкой набора, и Мирон отложил пока телефон. Пожрать. И ему, и кошке. Самый прикол наступил в тот момент, когда кошка повернулась к нему задом, чтобы уткнуться в блюдце, которое Мирон так бережно подставил. На блюдце были аккуратно содранные с верха пиццы остатки курицы — самое, как прикинул Мирон, безопасное, что можно предложить любому животному. Пиццу они заказывали уже под самое утро, когда изрядно проголодались, и жрать иссохшие ломтики было как-то тошно, но выбора не было. «тебе курьером доставят еду и туалет». Ваня был — сама деликатность. Мирон почти решил, что еда ему — и именно в этот момент кошка Вани с энтузиазмом задрала хвост. «А знаешь, у твоей кошки нехеровые яйца». «???» «Это кот». В ответ Ваня прислал пакет стикеров — от удивленного кота до нарисованного Сталина. При чем тут Сталин, Мирон сказать затруднялся. «так ты курьера принять сможешь?» «После восьми, днем занят». «ок». Кот путался в ногах, когда Мирон собирался, лез в ботинки, упорно пытался вскочить на колени и забраться в карман куртки. Пару раз он промахнулся и неслышно врезался мордой в стену — Мирон даже присмотрелся, все ли ок, но кот радостно мявкнул и попытался прыгнуть ему на спину, и пришлось отшатнуться. — Ваня будет мне очень должен, — пообещал он коту. Кот завилял хвостом так, будто в дурной своей голове был собакой. Перед самым выходом Мирона нагнало еще одно сообщение: «не забудь оставить сонечке воды!» Точно. Как-то не подумал он про воду для Сонечки. Мирон длинно беззлобно выругался и прямо в ботинках пошел на кухню. Кот просто охуел от счастья — решил, видимо, что его все-таки не оставят одного. — Бля, ну ты же попьешь и пойдешь ссать. Кот описал вокруг его ног восьмерку и задрал хвост, соглашаясь. — Так, пить отсюда, — Мирон вытащил из сушилки суповую тарелку с щербатым сколом и налил в нее воды до краев. Кот немедленно сунул в нее нос, фыркнул, сунул лапу и отскочил. Безумный какой-то. — Ссать сюда, — Мирон повертел в руках большой вторсырьевой поддон от мяса из супермаркета. — Пока мамка Ваня тебе нормальный сортир не пришлет. Ты понял? Не в угол. Не среди коридора. Сюда. Он поставил поддон в туалете и оставил дверь открытой. Кот обновление обстановки проигнорировал — уже сидел под входной дверью, видимо, в своем понимании перекрывая Мирону путь наружу. — Давай. Не скучай. Мирон пересадил кота в сторону и ушел. Когда он вернулся, кот лежал на том же месте, где он его оставил. Мирон мельком глянул на часы — до курьера еще было рано (Ваня скинул точное время). Кот бурно обрадовался: вскочил, напал на кроссовки, то ли играл, то ли в какой-то безумной манере пытался помочь. И все бы хорошо, но Мирона это не умиляло, как не умиляла кошачья шерсть на темных штанах и уж точно не умилял запах. Запах доносился откуда-то из выстроенных в ряд ботинок. Ваня будет ему очень сильно должен. Кот, вместо того, чтобы спрятаться или хоть принять виноватый вид, сунул нос в обоссанный им же кроссовок и шумно залакал. — Ты что, ебанутый? — вздохнул Мирон и оттащил кота в сторону. — Нахер ты вообще Ване уперся? В ответ кот попытался его лизнуть — куда дотягивался. За оставшийся вечер Мирон пришел к выводу, что кот немного скуден на ум: он попытался залезть в миску с водой целиком, при виде корма спрятался и пополз к нему пузом по полу, будто к отраве, а потом, уже нажравшись, попытался сцапать Миронову сигарету. Опыт подсказывал, что нормальные коты от сигарет должны шарахаться. Переписываться с Ваней настроения не было — Мирон просто позвонил. — Забирай свое животное. — Храмов что-то натворил? — Другое свое животное. — Эй, — театрально возмутился Ваня. — Не нужно так с Соней. — Соня скоро начнет жрать обои. — Курьер с кормом не приехал? — прозвучало даже взволнованно. — Приехал. Но коту ботинки вкуснее, чем лакшери жратва. Ваня шумно подышал в трубку — то ли задумался, то ли отвлекся. — Короче, — наконец протянул он, — к вету на прививки и все такое я его в субботу свожу, дальше посмотрим. — Ваня, я исключительно рад, что ты проявляешь способности к планированию, но ты забыл сказать, что до субботы заберешь его к себе. И после вета оставишь у себя. И вот эту хуйню, которая весь мой сортир занимает, увезешь тоже, потому что мне негде в собственном доме отлить. На том конце повисло неловкое молчание — такое случается, когда родители не хотят говорить сыну, что Деда Мороза не существует, а сыну уже третий десяток, у него нет работы и постоянной девушки, и на Новый Год он просит квадрокоптер. — Я его не могу забрать, — сказал Ваня как самое, блядь, очевидное на свете. — У меня диван кожаный. — Охуеть теперь. Мирон поймал себя на том, что уже пару минут рассеянно трепал кота по ушам и холке. Кот оголтело урчал — урчальник у него был шумный, дребезжащий, как шарик в стеклянном стакане. — Ты слышал? — обратился Мирон к коту, и тот выкатил безумные глаза. — У этого долбоеба диван кожаный. Не хочет он тебя забирать. Кот всем своим видом говорил: ну и заебись. — У каждого клевого МС должен быть кот. Это все знают. — Ты клевый МС. Это хотел услышать? — Мирон неожиданно устал от всего этого. — Ваня, я его просто выгоню. — Не настолько ты припизднутый, чтобы кота на помойку выбрасывать. — Нет. Я напишу в твиттер: отдаю кота в хорошие руки. Знаешь, сколько рук сразу найдется от Питера до Ебурга? Заебись благотворительность получится. Cудя по неприятному шуршанию в трубке, Ваня поскреб подбородок. — До субботы, ладно? А там я его заберу. Всего пару дней потерпеть. Кот в этот момент начал вылизвать татуировки на ладони Мирона так, будто собирался стереть их языком, а потом, лишившись ладони, стал атаковать пустую чашку с чаем — и как-то разом разодрал чайный пакетик. Потерпеть. Ага. — Мирон? — Не знаю даже, как ты со мной потом расплатишься. — Мировой ты мужик. И почеши Сонечку за ухом. Из пасти Сони торчал уголок пакетика. Мирон обреченно его дернул. До субботы, конечно, еще нужно было дожить, но наличие конкретной даты — оно всегда как-то примиряло с действительностью, это было не пожизненное заключение и не депрессия, которая по-хорошему никогда не заканчивалась. Тем более что Соня, наверное, больше не планировал ссать в кроссовки — огромный крытый лоток ему понравился, он радостно зарылся в наполнитель (дохуя дорогой, красивые такие прозрачные гранулки) и ну да лег спать. Мирон понаблюдал за тем, как он сворачивается на шариках в угловатый лохматый клубок, и зачем-то сфотографировал. «Он у тебя слабоумный, » — подписал и скинул Ване. «бля, ну вытащи его оттуда?? он же потом ссать туда не будет». «Сам приезжай и вытаскивай, — отбил Мирон. — Пророк Мухаммед кошек не будил и нам не велел». Ваня ответил россыпью вопросительных знаков и стикером с котом-Гитлером. «принял ислам, вот те крест, бля», — наконец набрал он. Мирон отвечать не стал. Соня раскопал себе в наполнителе ямку, и оттуда торчали только ухо и петля длинного тонкого хвоста. В нем не было даже стандартного кошачьего очарования — он был весь какой-то несуразный, с кривой мордой и разными ушами, глаза или бешено выкатывал, или щурил в китайские щелочки. Лапы у него были тонкие, длинные, с растопыренными пальцами. Хвост, кажется, в паре мест был сломан и изгибался под странными углами. Мирон такое не подобрал бы даже из жалости. Он нормально относился к животным, с удовольствием играл с чужими — да и сами животные относились к нему хорошо, не пугались, терлись мордами и давали себя гладить. Неважно, коты это были, собаки или ящерицы. Но своего Мирон заводить не спешил: вся жизнь в дороге, вся дорога в бесконечных приключениях, а единственными животными в таких условиях были только бухие в говнину друзья. Соня, впрочем, не сильно от них отличался. В какой-то момент Мирон начал список на случай, если вдруг решится завести себе хоть какую-то живую тварь. Так и записал в заметках телефона: ДАЖЕ НЕ ДУМАЙ. Пункт первый: сраный кошачий туалет. Сраный кошачий туалет был везде — Соня будто специально и злонамеренно разносил его в пасти по всей квартире. Ходить в носках или босиком, как нравилось Мирону больше всего, стало абсолютно невозможно, так что с улицы он уже не разувался, да и на диване зависал в ботинках. Самым пиздецом было находить крошки в постели. На столе. В раковине. — Как ты это делаешь? — не выдержал Мирон. Кот уставился на него немигающим взглядом. Вместо того, чтобы вылизываться, он сидел в ванне и ловил макушкой падающие капли. Отвечать он, конечно же, не стал, но облизал нос, свернулся, облизал свои яйца, и потянулся вверх, чтобы, очевидно, облизать ладонь Мирона. С облизыванием у него была какая-то стремная фиксация. — Ой, да нахуй иди. Пункт второй: злоебучая кошачья шерсть. Шерсть клубами каталась по полу, как ебаное перекати-поле. Шерсть попадала в еду. Липла к одежде, конечно, так что не надо было быть Шерлоком Холмсом, чтобы догадаться, что у Мирона завелся блоховоз. — Короче, варианты какие, — Ваня, видимо, положил телефон куда-то на стол, потому что Миронов экран затянуло белым потолком. Голос Вани отдалился. — Не носи черное. Ваня снова влез в экран, его немного шатнуло, и он установил телефон куда-то повыше. Зачем они вообще устроили видеосозвон, Мирон не понял. — Ага, а на других цветах видно не будет. — Купи липучку, — Ваня показательно загнул два пальца, отсчитывая. — Такую. Типа роллер. Удобно вообще-то. Мирон попытался взглядом передать, что он думал об этой идее, но Ваня не увидел — к телефону сунулся Соня, пихнул свой нос прямо в глазок камеры, и Ваня издал загадочный горловой звук. — Кошак, — распространил свою мысль Ваня. — Как ты там, кошачище? — Нормально у него все, — Мирон отодвинул телефон. — Не урони, придурь. Придурь рассыпался в коротких тявкающих мявах, подлез Мирону под ладонь и встопорщил усы. Мирон только этим вечером заметил, что с одной стороны они у него прилично короче, чем с другой. Подпалил где, может. — Не обзывайся, — обиделся Ваня. — У него имя есть. — Ты не отвлекайся давай, какие еще варианты. Ваня посмотрел на него со странным выражением умудренной жалости. — Забей. — Забить? — Это же шерсть, а не споры сибирской язвы там. — Но она меня заебала, Вань. Ваня неопределенно махнул рукой — то ли «привыкнешь», то ли «мне похуй», но Соня в любом случае обратил внимание на мельтешение и снова полез к телефону. Ваня радостно помахал еще: — Славный ко-от, — протянул он умиленно. Разговаривать с ним было бесполезно. Пункт третий: хрупкие вещи. Блестящие вещи. Вещи достаточно легкие, чтобы их утащить или укатить. Мирону теперь в его квартире не принадлежало ничего. Все было Сонино, и абсолютно неважно, как далеко, высоко и глубоко оно было спрятано. А как кошак взламывал ящики — в цирке можно было показывать. Во вторник Мирон обнаружил его в комоде с вещами, в среду он хозяйничал в верхнем шкафчике на кухне — и как он туда влез, что там забыл, выяснить было решительно невозможно. Особую страсть Сонечка испытывал к книгам. «Линкольн в бардо». Ваня отреагировал не сразу, да и реакция была короткой — целый ряд вопросительных знаков. Впрочем, ничего нового. «Чтобы не забыть, какие книги ты должен мне компенсировать». Знаков вопросов стало еще больше, и к ним добавились стикеры — с какими-то новыми котами, где их только Ваня находил. «Твой всратый кот сожрал мою книгу». «ТЫ ВСЕ ЕЩЕ ЧИТАЕШЬ В БУМАГЕ??». Мирон все еще читал в бумаге, так что смотреть на растерзанный корешок и выдранные страницы ему было тягостно. Уже на пороге он напрягся при виде мелкой россыпи бумажек, а когда к нему вышел безумно довольный собой котяра, то сомнений не осталось. Было максимально неосмотрительно оставлять книгу рядом с кроватью. Не то чтобы эта хуйня должна была его ебать. Телефон завибрировал: от Вани пришло с десяток сообщений. Видимо, всполошился, что Мирон сейчас просто выкинет кота. «какой адрес у амазон точка ком» «я короче заказал» «скинь фотку киски» «всегда мечтал это написать» «миро?» Вместо ответа Мирон скинул запись урчания — звук был чудовищным, с непонятной хрипотцой, которая здорово била по ушам и не давала сосредоточиться. Пункт четвертый: личное пространство. Этот пидорский кот был слишком ласковым. Чуть Мирон садился, он сразу лез на колени, с колен вскарабкивался по груди на плечо, обтирал все, урчал, покусывал от полноты чувств. За подбородок (ай бля! ты охуел?), за ухо (пиздец, перестань слюнявить), пытался тупо вонзить зубы в голову. Мирон сам был из тех, кто любит руками, но такой уровень казался уже недостижимым. Как и хоть минута покоя дома: кот занимал пространство квартиры целиком одной своей мохнатой жопой. Список просил продолжения, но к пятнице Мирон начал воспринимать все довольно философски. По дому летала шерсть, на кухне воняло кормом, зарядку он приучился хранить в ящике. На руках не успевали заживать царапины, а ведь эта тварина даже не дралась с ним, просто ласково, сука, играла. Спал он теперь не посреди кровати, а на краю, потому что посреди спал Соня, подушки проверял с особой тщательностью (после трапезы книжкой облеванная подушка была делом времени), а Женю попросил подыскать новый диван и подготовить хозяев квартиры к замене. Вдохновенно подранный и обгаженный диван можно было бы сплавить Ване — в обмен на его кожаный, но Ваня почему-то идею не оценил. Хуй бы с ним. Пятница означала субботу, а суббота была тем долгожданным днем, когда Мирона избавят от исчадия ада. «Привези завтра зарядку, у меня телефон сдохнет» «а своей у тебя нет?» «Угадай, бля, кто сожрал все три» Когда Ваня в субботу приехал, Мирон готов был ему еще сверху доплатить, чтобы чудовище съебнуло из дома побыстрее. И чтобы Ваня съебнул побыстрее тоже. Ему еще шерсть светило из всех щелей полгода вычищать. Но Ваня приехал, и Соня, будто что-то прочухав, спрятался. Они шатались из комнаты в комнату и обратно, Ваня обшарил разные еще не обоссанные углы, сползал один раз под кровать, повертел в руках обглоданного «Линкольна в Бардо» и уставился вдруг на Мирона с тяжелым больным разочарованием. — Слушай, его тут как будто вообще нет. — Ага, в форточку вылез, — не моргнув согласился Мирон. — Полетать решил. Форточка правда была приоткрыта, но Соня суицидальными настроениями не отличался, а за жирными голубями на подоконнике следил с ленивым интересом телезрителя федерального канала. Но Ваня накрутился мгновенно — книжным корешком со следами зубов уперся Мирону в грудь и опасно навис сверху. — Вот ты мудак, да? Я же по-русски тебе сказал, что в субботу заберу. Мирон вместо ответа показал ему глубоко подранное предплечье — кошак минут за пять до Ваниного прихода со всей своей дурной жопопропеллерной игривостью вцепился ему в руку и повис вниз ушастой башкой, как тупая летучая кошь. Мирон даже перекисью уже мазать не стал — за неделю привык. Ваня, удивительное дело, понял, что Мирон хотел ему этим сказать. Шумно отложил то, что осталось от книги, и снова опустился на пол перед кроватью. — Пиздец у тебя пыльно, — сообщил он, распластавшись. — Это шерсть, — с радостным садизмом отозвался Мирон. — Ее тут хоть жопой жри. В итоге они перевернули всю квартиру. Мирон заодно устроил экскурсию по местам боевой славы: тут Сонечка отодрал кусок обоев и носился с ним по всей хате, пока не врезался башкой в стену, тут отломал дверцу шкафчика, потому что решил на ней покачаться, тут расхерачил загадочную статуэтку, оставшуюся от хозяев квартиры, дико перетрусил от грохота и оставил на ламинате пару заметных царапин. — Да просто ламинат говно, — Ваня поскреб царапины ногтем. — Сам на кота напрыгнул, — Мирон не спорил, потому что в животе посасывало от беспокойства. Форточка-то было открыта. По-дурацки получалось. Где-то в процессе подвалил Порчи, какое-то время понаблюдал за ними и ушел на кухню (там уже поискали, Мирон даже в духовку заглянул — мало ли, с талантами этого блоховоза). Скоро должен был прийти и Саня, они вообще-то хотели пройтись, отдохнуть нормально, только Ваню надо было сплавить со сраным котом к вету. Ваня как раз шуровал рукой за стиралкой, рискуя намертво там застрять, когда Порчи вдруг сказал с кухни: — Бутер. Вот да, русский мат, названия городов и жрачка. Необходимый минимум слов для выживания, которыми Порчи овладел в совершенстве. Мирон выглянул из ванной. — Чего? — Your cat is бутер. — Шаверма, — поправил Мирон. — Из котов шаверму крутят. До него дошло не сразу, да и сложно было подобное предугадать: они с Ваней битый час обыскивали всю квартиру, откопали вещи, о которых Мирон даже не подозревал, и вскоре наверняка бы открыли в шкафу Нарнию. А Порчанский, даже не догадываясь, что кота нужно искать, за пару минут умудрился найти его на кухне. На самом, мать его, видном месте. Мордой в хлеб. Ваня ржать начал первым: закрыл руками лицо, содрогнулся весь. Он хохотал так заливисто, что Мирона разобрало в момент — бутер, блядь. Кот с мозгами хлебушка. Он даже ухом не повел, только усы дернулись, та сторона, где длиннее были. Саня их так и нашел: сидели втроем на кухне, смотрели на спящего кота и заливались так, будто уже закинулись. Только один успокаивался, как начинали ржать снова, и работала эта машина безостановочно — угорать над какой-то хуйней было для них делом родным и привычным. — Пиздец. Я думал, у нас туса вечером. — Туса у нас вечером, — согласился Мирон, отдышавшись наконец. — Но развлекаться вы начали уже сейчас. Нормально. — Долго объяснять. Саня вскинул руки, мол, никаких вопросов. В некоторые моменты он был даже слишком понимающим. Вся эта возня сбила внутренние часы Мирона, и он мельком глянул на микроволновку — там цифры загадочно показывали три часа ночи, на духовке мигали полночью, а телефон остался где-то в комнате. Бесконечно посаженный, ведь зарядку у Вани он так и не выманил. — Бля, — сказал вдруг Саня, — а нахуя вы спиздили кота Замая? — Замая? — Ваня, который в это время пытался то ли сториз записать, то ли просто драматично сфоткаться с котом, выпрямился. — Этот-то тут при чем? — Да последние пару дней на репосты натыкаюсь. Чейни даже твиттер свой разморозил, теперь там две охуительные записи. «Замай потерял кота. Питер. Слава КПСС». — Охуеть информативно. — Там и фотка была. Саня покопался немного и протянул Ване телефон — второй твит Дена Чейни за всю историю твиттера Дена Чейни правда сопровождался фоткой, и это точно была фотка Сони. Мирона аж передернуло внутри — эту кривую морду он узнал бы везде. — Не, — сказал Мирон уверенно. — Рудбой тварину в мусорке нашел. — Да точно он, щурится вон так же, — Саня неосторожно приблизил к котовьей морде палец, чтобы, видимо, вышло убедительнее, и Соня реактивно махнул лапой с растопыренными когтями. Саня громко выматерился: руку отдернуть не успел. — Пиздец он у вас злобный. — А чего вдруг слава КПСС-то? — Ваня отобрал телефон и пристроил его рядом с Соней, чтобы провести сравнительный анализ. — В «Слове» у них коммунизм, что ли? — Хуй знает, кота так зовут, — Саня сунул ободранный палец в рот. — В ВК писали, что все равно не отзывается. — А на Соню отзывается, — проворковал Ваня и встрепал коту шерсть на холке. Кот воодушевленно вякнул. — Он и на паскуду отзывается, — добавил Мирон для ясности. — Но лучше всего на «пшел жрать». Кот весь развалился и подставил Ване свое белое пузо — теплое мужицкое внимание ему явно было в радость. Пидор пушистый. Ваня еще немного повертел перед собой фотку потерянного кота. — Сань, послушай, я не котист, конечно, но коты вообще-то все плюс-минус одинаково выглядят. Что у него прищур такой же, нихуя не доказывает. — Да и не похуй ли? — спросил Мирон. — Или ты предлагаешь Замая сюда вызвонить? Идея на самом деле была замечательная. Мирон всю неделю ждал, когда скотину заберут, и сейчас готов был приплатить даже Замаю, лишь бы больше никогда в своей жизни Соню не видеть, но с этой субботы кот вроде как становился Ваниным, так что и решать должен был, наверное, Ваня. Саня развел руками, забрал телефон и сфоткал Соню как есть, мордой в хлеб. — Скину Дену, разберемся. Да и ты что, оставить его планировал? У тебя до тура месяц. — Да два еще, — поправил Ваня и стащил кота себе на колени. — Полтора, — уточнил Мирон. Он чувствовал, как подкатывает вялое какое-то, дурное раздражение. — И не только у меня, у Рудбоя тоже. — А в чем проблема-то? — Ваня подсадил кота к себе на плечо и сидел теперь как пират сомнительных бандитских качеств. — Сунули в переноску и вперед. — Ага, у него же паспорт есть, все справки, чтобы его с собой по вокзалам и аэропортам таскать, — раздражение взбухало и накручивалось, как провод на катушку. — Вань, ты подумай. Ваня поскреб Соню под подбородком и с готовностью подставил под разинутую пасть ухо, даже не поморщился. — Ай, бля, — хохотнул как-то скомканно, будто в горле что-то мешало. — Так справки бы щас и сделали. — У тебя вообще диван кожаный, тебе нельзя. На это Ваня отвечать не стал, снял кота с плеча и разложил на своих коленях. Соня счастливо задребезжал, вытопорщил когти и поджал яйца. По здравом размышлении, Мирон все еще нормально относился к животным, и, возможно, если бы эта блохастая тварь переехала к Ване, он даже начал бы испытывать к ней теплые чувства. Глаза-то умные, просто характер говно. Тварина принялась с воодушевлением жрать Ванин палец. Откровенно заскучавший Порчи принялся фоткать эту идиллическую картину, и Мирон понял с небывалой ясностью: если не оттащить их тусить сейчас, то бедняга Мамай с Эриком прождут их еще лет так сто. Или придут тусить сюда, а устраивать очередной загул на хате в планы Мирона не входило никаким образом: ему и без того нужно было клининговую компанию, чтобы избавиться от последствий разрушительной деятельности Сони. — Ладно. Вань, мы с Порчанским и Рестором сейчас идем по пабам. Остальные тоже подвалят. Вспоминаем времена молодости, вот это все. Ты с нами или как? — Не, — отмахнулся Ваня, — вечером стрим пишу со Старым. — Еще одну бабочку на поясницу хочешь? Ваня вдруг попытался спрятать лицо в локте — кота это спугнуло, и он шустро убежал в комнату, разбросав по кухонному полу хлебные крошки. — А ты-то с каких хуев смотрел этот видос? — Женя скинула. — Мирон пожал плечами. — А я все смотрю, что Женя скидывает. В коридоре он откинул в сторону вытащенный на середину ботинок (когда только Соня успел), порылся в тумбочке, достал вторые ключи. Возиться еще неизвестное количество времени и запихивать кота в переноску он не собирался. Ваня прошел за ним ссутуленно, страдальчески подпер плечом шкаф и всем своим видом транслировал глубокое разочарование, хотя они вроде бы никуда кота отдавать не собирались. Мало ли, может, Замай уже распробовал холостую бескотовую жизнь и не хотел своего монстра обратно. Вот уж чего точно не хотел Мирон, так это влезать в кошачьи дела баттлрэперов. — Разберешься с ним сам? — Мирон, прежде чем отдать ему ключи, слегка придержал за запястье. — Все ок будет. — Бля, Миро, не нагнетай. Вали уже, тебя все ждут. Руку он, впрочем, в сторону не отвел, только обхватил пальцами и немного сжал в ответ. При всей своей охренительной тактильности, иногда Ваня проявлял прямо чудеса сдержанности, и это, пожалуй, самую малость Мирона срубало. Но он кивнул — и пошел на выход. Его и правда все ждали. Вернулся Мирон только под утро, часа в четыре. От пьяной щедрости отвалил своему убер-водителю чаевых то ли за слишком поздний, то ли за слишком ранний вызов, хотя ночные бомбилы всегда были нормой жизни в большом городе, на свой этаж поднялся пешком — в лифте бы уснул, стоило только глаза прикрыть. В свою квартиру зашел, впервые за неделю наконец ощущая, что все — снова своя. Никто не бросился ему под ноги и не попытался затянуть туже шнурки кроссовок, никто не заорал дурниной из коридора, и Мирон даже забыл дежурно позлиться, что Ваня опять не запер на верхний замок, только на нижний. Все равно выносить нечего, вообще можно не запирать. По пути еще завернул на кухню — Женя ему постоянно говорила: «Не мальчик уже, попей водички», и Женю исключительно полезно было иногда слушаться. Ответ на вопрос «Я тебе агент или мамочка?» временами становился слишком очевидным. Надо было, кстати, узнать, как там дела с диваном. В таком отупелом хмельном благодушии Мирон дошел наконец до спальни, скинул на пороге кроссовки и тогда только взглянул на кровать. Ваня развалился по диагонали, загадочно занимая собой почти всю ее площадь. На животе у него свернулся Соня. Мирон попробовал удивиться, но Соня повел ушами, угрожающе приоткрыл один глаз, и Мирон решил, что в принципе выяснение, какого хера, может подождать до более комфортного часа — Ваня всегда туго соображал со сна, а Мирону по-хорошему сейчас все было лень. Он на последних процентах заряда переоделся, вытянул из-под Вани кусок одеяла и устроился на краю, успев еще подумать, что будто не от одного кота избавился, а ко всему еще и второго завел. И уснул. Проснулся он уже часа через три — заебали мутные алкогольные сны и хотелось пить. Соседи его по кровати, кажется, даже позы толком не поменяли, только Соня по-черепашьи поджал лапы и уперся лбом Ване в грудь. Наверное, это Мирон и должен был чувствовать всю неделю, но шевельнулось где-то в животе только сейчас — огромное такое зубастое умиление. Аж улыбаться захотелось. Расхотелось, впрочем, почти сразу — Мирон наступил на крошки заебавшего его уже кошачьего наполнителя, на кухне по трезваку разглядел вчерашний срач и в туалете шарахнулся ногой об лоток. Хорошо хоть, не опрокинул. С пьяными пробуждениями обычно бывала еще какая проблема: в голове Мирона работал какой-то хитровыебанный рандом, который позволял вырубаться в любых условиях — хоть стоя, хоть сидя, хоть под ревущими колонками, но раз в какой-то период не позволял уснуть даже при самой сильной усталости. Он сработал сейчас — еще не добравшись обратно до постели, Мирон понимал, что больше не уснет. Из одного только упрямства он все равно умостился на краю кровати, полежал, вслушиваясь в почти синхронное дыхание двух спевшихся долбоебов, и поднялся. Раздражающая активность отдавала нервяком в пальцы и в затылок, и ясно было одно: сон не придет в ближайшие сутки. А ведь самое паскудное, что может случиться после хорошей субботней пьянки, — унылое раннее воскресное утро. Даже в твиттере активность была почти на нуле, а последние несколько Мироновых выступлений оказались слишком абстрактными, чтобы завязать хоть какой-то разговор. В инстаграме зато сразу стало понятно, о каком стриме говорил Ваня: Соня жрет, Соня спит, Соня облизывает Ванины прокуренные пальцы, а сам Ваня смолит и рекламирует свой магазин то зажигалкой (которую приветливо вылизывает Соня), то значками. Мечтал об этом, наверное, всю неделю. Мирона так и тянуло растолкать Ваню и спросить, где же обещанный стрим со Старым, но вслед за Ваней обязательно проснулась бы и ненасытная тварь, так что еще несколько часов можно было подождать. Часов в десять ему шлепнулось уведомление от Сани с лаконичным «ты дома?», а к одиннадцати в дверь позвонили. К этому моменту негаснущая энергия внутри Мирона уже начала вырываться какими-то оборванными словосочетаниями в заметках айфона, так что от звонка снова тяжело взбухло в висках раздражение. Вроде все дела они еще вчера обсудили. На пороге был не Саня. Мучительно долгое мгновение Мирон разглядывал мужика перед собой, а потом заметил рядом Чейни, и картинка схлопнулась в голове. — Бля. Вы что, за котом? У ребят, видимо, сошлось еще не до конца — они выглядели слегка осоловевшими. Замай почему-то сжимал в руках подарочный пакетик и выглядел в целом так, будто пришел бабулю с прошедшим поздравлять, а та внезапно загугляла с байкером, набила татуху и обрилась наголо. Отмер он, впрочем, быстрее Чейни — у Чейни на лице все еще была написана не до конца осознанная паника. С огромной вероятностью он сейчас исключительно нежно по матери поминал Рестора. Замай переступил с ноги на ногу, глянул поверх Миронова плеча в темноту коридора, кивнул и сказал осипло: — Да, это… За Славкой. Спустя пару томительных секунд из спальни раздалось мученическое сонное «ай бля», и мимо Мирона как одержимый бесами пролетел Соня. Он влетел Замаю прямо в руки (подарочный пакетик кинематографично отлетел в сторону), издавая чудовищное демоническое тявканье, и немедленно закопался мордой во всклокоченный мех на капюшоне куртки. Мирон услышал знакомое тракторное тарахтение — кот жрал волчий мех и урчал. Не хватало только музыки из «Касабланки». — Ладно, вроде твой, — заключил Мирон. Замай втерся счастливым лицом в пестрый серый бок и кивнул несколько раз. В коридор к самой идиллии выполз Ваня. Поперек голого живота у него живописно проходили несколько свежих царапин (кошак, видимо, прыгал с него как с трамплина), он вяло их потирал и зевал себе в плечо. Оглядел всех с преувеличенным вниманием, кивнул Дену, кивнул Замаю, повернулся к Мирону. — Ты их типа даже внутрь не пригласил? — Да мы идем уже, — мгновенно ожил Ден. — Погоди, — вспомнил Мирон. — Заберите жрачку, все равно на выброс. И надо было впарить им гигантский бахчисарайский сортир и пять кило наполнителя. Мирон понимал, конечно, что нахуй этот арт-объект Замаю не упал, но пусть хоть до свалки донесут. — Витаминки еще, — напомнил Ваня ему в спину. — Пускай витаминки возьмет. Витаминки Соня обыкновенно выплевывал и увлеченно катал по полу, так что Мирон особой ценности в них не видел, но тоже бросил в пакет — ради бога. Мелькнула отвратительная мысль закинуть туда же обоссанный и обгрызенный ботинок, с которым Соня иногда спал в обнимку, но Замай с Деном ничего дурного ему не сделали, а некоторые творческие разногласия подобного зашквара не подразумевали, так что вариант Мирон отбросил. Ване подарит, чтобы не тосковал по кошаку. — А хули вы тихие такие? — спрашивал тем временем Ваня. — Это вроде счастливое воссоединение, а не похороны. Ответ он, видимо, получил пантомимой, потому что из коридора донесся ржач — он, впрочем, прекратился, стоило Мирону вернуться. Ден без вопросов перехватил оба пакета (Замай слишком цепко держал кота, чтобы занимать руки чем-то другим) и, нужно отдать ему должное, даже бровью не дернул при виде этого уебанского лотка, только еще раз кивнул. И Ваня кивнул. Напоминало ту бесконечную гифку из Стар Трека. — Ну, — сказал Замай. — Спасибо? Руку пожимать ему смысла не было, так что Мирон просто махнул ладонью. Вся эта ситуация вряд ли вошла бы даже в топ десять всех неловких ситуаций, которые происходили в его жизни, но в двадцатке уверенное место заняла бы без вопросов. Сраный кот даже не мяукнул напоследок. Перед закрытой дверью они с Ваней простояли еще какое-то время: просто слушали, как с кряхтением уезжает лифт, а вместе с лифтом — проклятие, головная боль, чума, мор, война и смерть. Мирон выдохнул. Неожиданно хозяйственный Ваня зацепил ногой оставленный Замаем пакет и тут же поджал пальцы — пол все еще оставался зоной повышенного риска, и ходить босиком было опасно. — Для человека, который потерял кота всей своей жизни, — заметил Мирон уже на кухне, — ты выглядишь поразительно счастливым. — Мне охуеть как грустно. Рожа у него при этом была до того радостной, что хотелось отпиздить — и это не учитывая тот факт, что он в целом казался выспавшимся и довольным жизнью. Даже пустующая пачка сигарет не омрачала его благодушие. Вместо завтрака у них были конфеты, принесенные Замаем, и с этого Ваня проиграл отдельно: Рестор, как оказалось, решил не говорить, у кого сраный кот. Просто скинул фотку и адрес. Пошутил, блядь. — Не понимаю, — добавил Ваня, — нахуя это все. — Видимо, Саня очень хочет послушать панчи о том, как Оксимирон увел киску у Слова СПБ. Их разобрало смехом. Утренний нервяк, грозивший держать Мирона до самой ночи, постепенно отступал, и можно было бы подыскать этому пару объяснений, но он не был психоаналитиком и не стремился так уж сильно копаться в собственных мозгах. Стало легче — хорошо, не стало — всегда есть способы себе помочь. — Просто я подумал… — сказал вдруг Ваня. — Соня вчера чашку разбил. — Бля. Опять? — Синюю такую, пидорскую. — Нахуй иди. — Ну вот я шел нахуй и соображал, что, наверное, кот будет и другие вещи разбивать. Типа объективов. Камер там. Фильтров. — Жизней, — добавил Мирон. — Да и куда тебе в выдроченную инсту такой кот. — Ну, в сториз нормально зашло, вчера вообще все передохли, какой он милый. — Охуеть милый. Я тебе рассказывал, как он мне в кроссовок нассал и лакал потом оттуда? — Пиздишь. — Да он всратый, Вань, я говорю. Кот, названный Славой КПСС, нормальным быть не может. — Ты еще дисс на него напиши. Мирон запустил в него смятым полотенцем. Его квартира пока выглядела как после ядерной войны, и чтобы разгрести все последствия этого короткого Ваниного котоебства, понадобится не один день и не одна тысяча на счет клининговой компании. Ремонтников. Химчистки. — Бля, смотри, какой кошара. — Ваня сунул ему телефон под нос и наклонился, устроившись подбородком на Мироновом плече. — И никакой шерсти. С другой стороны, думал Мирон, разглядывая фотки сфинкса в инсте, не самым плохим образом все и сложилось. Комфорт всегда интересовал его намного меньше, чем люди.