Sleeping At Last — Saturn
Надо было уходить сразу. Отвратительное чувство не даёт Локи и шагу ступить, в то время как вся его сущность так и тянется к двери. Ему и самому трудно понять это чувство, а тем более назвать. А может, он просто не хочет, изо всех сил не хочет его чувствовать и отталкивает, противится, борется, злится, даже сомневается внутри. Но не двигается с места. Чары Локи работают безупречно даже сейчас. Брат не знает, что он здесь, не видит его. И больше не увидит: Тору следовало бы попрощаться с Локи ещё тогда, на Биврёсте, когда он, благословив, уверенно отправил его в самый эпицентр апокалипсиса. Ему бы произнести своё неизменно бестолковое наставление, упомянуть отца, долг, героев, мир, будущее, славу, предназначение, космос, прощение, свершения, путь, семью, судьбу, вечную память или ещё что-нибудь такое же бессмысленное и неважное, а потом прикоснуться к его плечу, назвать дорогим, любимым братом и бросить напоследок в спину такой печальный взгляд, какой только он умеет делать. Прежний Тор так и поступил бы. Или прежний Тор и вовсе не стал бы просить его идти на жертвы, возможно, из жалости или недоверия. Или даже стал бы отговаривать, и тогда Локи всё равно пошёл бы ему назло. Только вот теперь его брат — царь. Тор не ждёт его больше. Он не мог не знать, что Локи уже не вернётся из охваченного адским пламенем дворца. Погибнет или сбежит: всё равно суть одна и та же. Локи и сам ещё не решил, которая судьба его постигла, покуда он снова стоял в нескольких шагах от того, к кому зарёкся больше никогда не возвращаться. Ну и зачем надо было так усложнять? Локи теперь наблюдает за ним со стороны и видит странные вещи: ныне Тор похож на правителя больше, чем когда-либо. Без своей нелепой кувалды, яркого тщеславия, жажды глупых подвигов во имя ничего. Зато с новыми шрамами и опытом, бременем правления на могучих плечах, тяжёлой короной на позорно остриженной голове и ответственностью, глубокой задумчивостью отпечатавшейся на его хмуром и тёмном, как грозовая туча, изувеченном лице. Он наконец-то похож на лидера и героя, кем и должен был стать… Нет. Он похож на отца. Почему-то не удаётся отделаться от этой мысли. Локи всё ещё вспоминает, как обошёлся со Всеотцом, и как Всеотец обходился с ним. Это не больше, чем отпечаток так и не выясненных отношений и упущенных возможностей это сделать, унесённых в никуда свежим норвежским ветром. Это теперь так же не важно, как и тот самый трон в пепелище или правда под ним сокрытая. И Локи уже не гадает, мог ли он что-то исправить, оставался ли в этом всём вообще смысл… был ли у него когда-либо шанс стать достойным сыном… Хотя бы наполовину таким же достойным, как Тор. «Возлюбленные сыновья! Взгляните туда. Запомните это место…» Он давно уже об этом не думает, но почему-то всё ещё вспоминает Одина с одним-единственным фантомным чувством: болеть, вроде как, нечему — а болит. «…дом». Теперь, после всего, что было, Тор кажется вымотанным, значительно постаревшим и подрастерявшим силу. Пусть на самом деле всё как раз наоборот. Громовержец должен быть образцом асгардской мощи там, со своими людьми. Стойким, непреклонным, неустрашимым. Здесь же он, должно быть, думает о том, о чём позволительно думать только в одиночестве: о цене, которую заплатил за эту самую силу и власть. О павших в бою друзьях, туманном будущем потерянного в космосе народа. Об отце, в конце концов. Может быть, он мысленно молится, славя Вальхаллу, может, безмолвно, смиренно сожалеет. Или даже вспоминает, как самый злобный и подлый предатель во всех девяти мирах Иггдрасиля по собственной воле подарил им всем возможность уйти целыми. А может, он ни о чём не думает, а Локи… А Локи не знает, почему до сих пор не оставил комнату, как и не знает, почему ему изначально захотелось в неё попасть, а главное, почему он вдруг вопреки всему решился на это. Увидеть украдкой ненавистного сводного брата? Навестить того, кого всегда считал врагом, которого тысячу раз обманывал и пару раз пытался убить? Неужто убедиться, что всё в порядке? Да зачем ему это надо. Долгожданное освобождение от жажды мести, ревности, жадности и, возможно, даже зависти наконец оказалось в его руках, пришло с гибелью всего, что терзало и отвергало его всю жизнь. Стоит лишь сделать шаг назад. Раньше Локи всегда мог узнать мысли своего брата. Тот с детства казался ему не таким уж и умным, и поэтому донельзя простым, предсказуемым. Должно быть, Локи своей неисчерпаемой ложью научил его быть внимательнее. Тор учится на ошибках и скорбном опыте, брат заметил. Сейчас Локи всё ещё не может понять, что происходит в его разуме, так что ему остаётся только смотреть и дивиться, как сильно брат перестал быть похожим на себя. Действительно, ему бы золотой плащ — и вылитый Один во всём величии. С одним мудрым оком, справедливостью в сердце, воинской славой за плечами. Сын своего отца. Локи злился бы, однако он не может. Несмотря на явное сходство, ему, как и Хеле, кажется, что Тор всё-таки не Один. Один поступал эгоистично, и многим за это приходилось расплачиваться, а Тор… Локи разбирался в людях, а ещё он слишком хорошо знал своего брата и слишком долго наблюдал из тени. Тор — это не только Один. Точно не после кучи прошедших безумных лет. Тор — это ещё и Фригга. И Мстители, и Хеймдалль, и Джейн, и Сиф с остальными, и даже Локи. Тор — это Тор. Если бы у Локи была последняя просьба к старшему брату, он бы сказал ему не становиться копией отца. Это единственное, о чём он вправе просить. Но ему даже не пришлось бы: Тор вовсе не Один. И Локи от этого немного спокойнее. Локи хотелось бы быть таким, как его названная сестра: разрушение её буквально исцеляло, превозносило, дарило, по определению и сути, власть над самой жизнью. Но если неистовую сущность Хелы нельзя было изменить, то его сущность и подавно. Хела хотя бы была настоящей Богиней, а он всего лишь ётунхеймский выродок, так что его ли это вина? Но тем не менее он всегда оказывается тем, кто виноват. Он уже привык к этому, да и все привыкли. Если рассказать любую историю и заявить, что Локи её злодей, то никто не возьмётся спорить. Уже никто — всё, что когда-либо хранило память о нём как о ком-то вне своего определения извечного лжеца, давно исчезло. Наверное, вместе с Фриггой. Он и сам уже забыл, чем был прежде. Локи невольно помнит о Хеле, и ему, наверное, даже жаль. Случись всё немного иначе, у него всегда могла бы быть сестра. Локи уверен, у Хелы гораздо больше общего с ним, нежели с её родным Тором: такая же чужая, брошенная и преданная, объявленная врагом из-за своей природы, а позже запертая и забытая всеми навеки. И это после всего, чего она добилась. Если бы Хела была здесь всё это время, может, Локи пришлось бы легче. Может, Хела любила бы его, когда остальные могли лишь снисходительно терпеть, может, не отвернулась бы, когда все вокруг то и дело бросали. Может, они оба не были бы так одиноки. Может, он сражался бы на её стороне, и тогда никто не допустил бы Рагнарёк, Асгард стоял бы на месте, и они бы победили. …А может, и нет. Локи хотелось, ужасно хотелось, чтобы Хела была рядом. Но править среди мёртвых? Слишком уж. Даже для него. Локи вновь окидывает мрачную фигуру Тора взглядом. Интересно, а он тоже скучает по сестре, которой у них никогда не было? Должно быть. Ему отчего-то не везёт ни на сестёр, ни на братьев. Хела была самой яростной, сильнейшей, величайшей из богов, а падения великих, как обычно, влекут за собой точно такие же последствия. Когда Богиня Смерти пала, она забрала с собой в преисподнюю всё, что «принадлежало ей по праву». И удивительно, что хотя бы сейчас никто не обвиняет Локи в апокалипсисе, когда технически его устроил именно он. Хела сделала то, чего Локи всегда жаждал: позволила ему обрушить золотой дворец и при этом не оказаться крайним. Локи должен радоваться. Конец ненавистного ему мира — чем не праздник? Больше никакого Асгарда, никакого прошлого, никаких воспоминаний — всё навсегда сгинуло в огне. Он ведь всегда только этого и хотел… И вот оно. И вроде как все довольны. Лишь Тору особого счастья эта победа не принесла. Локи почему-то тоже. Только теперь, когда они плечом к плечу прошли через Рагнарёк, Тор вызывает у Локи подобие уважения. Надо отдать должное: он сумел обставить его, самого Бога Хитрости, заставив найти способ вернуться в Асгард. Локи принял это не за поражение, но за достойный ответ. Он не может не признать: ему льстит, что брат кое-чему у него научился. Лучше поздно, чем никогда. Но это также выбивает из колеи. Локи чувствует не то, что привык чувствовать. Привычка требует ненависти — ну конечно, Тор вновь победил и обрёл всё. Даже дом, пусть импровизированный. Однако у Локи никак не получается придать значение всему, что раньше всегда саднило его душу и гордыню. Он только ждёт непонятно чего, ощущая внутри одну непосильную усталость. Локи не знает, почему он здесь, но в глубине души — не золотой асгардской, а острой, чёрной, морозной, какая должна быть у ётунов — ему просто тоже, наверное, хотелось бы молиться о Вальхалле, чужой и далёкой, или сожалеть. Но он не умеет, давным-давно разучился. И всё, на что он способен, так это на минуту стать частью одиночества брата, чтобы потом навсегда раствориться в одном из своих исходов: погиб или сбежал. Потому что только избавления от собственного одиночества он так и не обнаружил. Один был единственным, кто откладывал гибель Асгарда, и после его смерти он навек исчез. Хотя Тор говорит, что это не так: теперь Асгард есть корабль на краю Вселенной, который может оказаться где угодно, Асгард там, где асгардцы, прочее, прочее, прочее. Может, так и есть, но Локи сомневается, что это одно и то же. Наверное, в душе и Тор сомневается, но всё равно упрямо верит, потому что его обязывают бразды правления. Он верит, а Локи не смог бы, не стал бы. Наверное, поэтому из глупого старшего брата всё-таки получится лучший царь, нежели из бессмысленно жадного до власти младшего. Лишь в одиночестве на какое-то время Тор позволяет себе не верить, и ему тяжело. Локи знает, перемены — это всегда тяжело. И в какой момент всё так изменилось? Когда явилась сестрица, требуя преклонить колено? Или когда Один ещё был жив? Когда братья столкнулись на Сакааре, или когда они один за другим вернулись обратно в Асгард? Когда они сражались плечом к плечу, или когда Тор не позволил Локи вновь одурачить себя? Или раньше, когда Локи обрушил космическую мощь на Нью-Йорк? Или когда умерла мама? Или когда Локи предал брата, разыграв героическую смерть, вновь позволив ему себя оплакивать?.. …Тогда Локи говорил себе, что это не столько предательство, сколько акт выгодного милосердия. И в этом даже была кое-какая правда. «Я сделал это ради тебя». Он наконец-то подарил Тору образ того брата, о котором он всегда мечтал: всё тот же Локи, только честный, отважный, верный, готовый пожертвовать собой. Тор с гордостью и искренней печалью вспоминал бы потом о нём, простив ему всё, что было прежде. Ну, а Локи тем временем получил то, чего жаждал: проклятый трон, который так и не смог заполнить зияющую дыру в груди, казалось, ту самую сквозную рану, от которой Локи «погиб» на поле боя. Какова метафора. «Локи, я боготворил тебя. Как брата, с кем буду сражаться рука об руку. Но ты стал тобой, а я — мной». Так когда всё изменилось? Локи не приходится долго размышлять: такого момента вообще не было. Всё ломалось и разрушалось со временем. С первой правды, с первой битвы, с первого предательства. И, стало быть, теперь это достигло своего пика, раз сейчас он стоит совсем рядом с Тором и думает об этом. Когда он вообще об этом задумывался? «Может, не всё потеряно, но… к чему лукавить? Наши пути разошлись давным-давно». Давным-давно… Что ж, какая разница? Его заждалась своя дорога, которую для него выстелит старый-добрый артефакт. Локи ненавидит повторяться в своих планах, однако завладеть Тессерактом снова — не такая уж и плохая перспектива. Шанс отыграться? Может быть. Почему бы и нет? Локи ведь всегда так поступает: кого-нибудь предаёт, строит проблемы, разворачивает трагедию и уходит до нового повода повторить всё это с начала. Замкнутый круг Бога Обмана, который собственной ложью в него попал и собственной ложью его поддерживает, будто ничего другого не существует во Вселенной и не за что ухватиться в вечно расширяющемся небытие, некуда посмотреть и не за чем последовать, кроме как за синим ледяным свечением. Локи готов на всё, лишь бы вновь не оказаться потерянным во тьме. И вот снова он возвращается к одной и той же мысли: что он забыл в этой комнате? В капитанской каюте, вернее. Или в царских покоях — это с какой стороны посмотреть. Локи делать здесь нечего. Стоит вернуться на Сакаар, там он быстро найдёт своим незаурядным способностям применение, особенно в такое неспокойное для планеты время. Да и куча других планет существует, где можно приткнуться, а позже и власть захватить или что-нибудь в этом духе. Не у всякого же народа должны быть свои Мстители. И потом, Тессеракт — вещица знатная: мощная и редкая, за которой среди звёзд ведётся яростная борьба, а потому у обладателя колоссальное преимущество. В расчётливом уме Локи всплывает огромное количество сценариев развития событий, в которых он обретает могущество где-то за пределами сего корабля. А корабль всё не отпускает, как сильно Локи бы ни думал о других возможностях, тех самых возможностях, от которых захватывало дух, которые раньше могли бы вскружить голову, заставить всё нечестное и падкое внутри трепетать. Они ныне… кажутся прозрачными, мнимыми, выдуманными. В корабле ли дело? «Ты всегда будешь Богом Хитрости, но способен на большее». Пока мысли в черепной коробке, словно частицы, беспорядочно метаются, сталкиваются друг с другом в хаотичном, непредсказуемом движении, отвратительное чувство тяжелеет в груди. Это что вообще? Жалость? Совесть? Что-нибудь похуже? Мерзкое ощущение. От него спрятаться бы подальше, как он делал уже сотню раз, но Локи уверен, что оно не отстанет, лишь усилится, стоит сделать выбор. Рискованно, и потому он с напряжением глядит на Тора, пытаясь найти причину. Шаг назад. Самое время сделать шаг назад. Ну же. У Локи всегда все шутки были плохие, таков уж удел Бога Обмана, да только судьба всё равно шутила хуже. Над ним самим обычно. Она шутила жестоко, сурово, безжалостно, и, как Локи ни пытался познать её мастерство, как ни старался научиться этому искусству, он никогда и близок не был к тому, что судьба раз за разом выдавала. Он привык чувствовать её насмешки, научился справляться с ними сам, как с обидными речами старой приятельницы, манипулировать, обращать в уроки, опыт, гнев. Однако Локи чувствует, что он не один на этот раз. Судьба шутит всё больше и больше, и последняя её выдумка вышла даже забавнее предыдущих. Локи обрёл долгожданную свободу, возможность найти такую жизнь, о которой всегда мечтал. «Свобода есть величайшая ложь». Тор как поистине достойный наследник получил отцовский престол, возможность построить новый Асгард, великий, процветающий. «По мне, лучше быть хорошим человеком, чем плохим царем». На славу вышла шутка. Локи призадумался: а ведь Тор и правда не желал вставать у власти. А теперь у него ни выбора, ни выхода — только долг, который он с достоинством принял. Короткое правление в облике Одина страшно наскучило Локи, а ныне Тору, который активнее младшего брата в сотню раз, который с рождения рвётся в бой, который едва имеет представление о политике, который всегда хотел быть лишь героем и первым воином, предстоит усесться на трон и забыть о бурных приключениях на время, а может, навсегда. Ведь так и есть: когда один сын был готов заполучить корону любой ценой, второму она грозила стать в тягость. И стала. Мысли Тора закрыты для Локи, а вот душевные терзания — как на ладони. Он может понять его. Теперь точно может. Собственные мысли ужасно не нравятся Локи. Ему не хочется так думать, потому что он для себя уже всё решил: шаг назад. Он принадлежит другому миру, бесчестному и опасному, и здесь его ничего не держит. Он так и сказал тогда Тору, но едва ли брат поверил. А вообще едва ли это его волновало. Локи не может вернуться из охваченного адским пламенем дворца. Погиб или сбежал — вот что лучше всего. И проще. Для всех. Тор кажется не только уставшим — разбитым тоже. Локи не может себе доказать, не в силах себе признаться, что чувствует то же самое. Да Локи просто не знает отчего: ему больше нет дела до разрушенного Асгарда и прочего, что было и миновало. Но что-то всё так же не даёт ему вздохнуть спокойно и послать глупые ощущения к дьяволу. Нет, не в корабле дело. Кое-что всплывает в подсознании, и мозаика странно складывается. Вроде бы так, как должна, но всё равно отчасти неправильно. Локи совсем рядом, а Тор и не подозревает, прямо как в очень давние времена, почти уже стёртые из памяти. Такое случалось прежде, когда они были детьми — слишком наивными, чтобы друг от друга отдаляться, слишком разными, чтобы сблизиться. И тогда Локи, будучи такой же невидимой тенью, бывало, преследовал Тора, и для него не имело значения, что тот его не замечает. Занимать место рядом с ним — вот что было важно. Теперь для Локи того времени будто никогда не существовало, а воспоминания уже и не воспоминания вовсе, а какие-то щемящие фокусы воображения. Зато то самое старое чувство и сейчас не потеряло силу. Давно потерянное, похороненное в злобе и ненависти, такое забытое и знакомое одновременно, оно вновь пульсировало, с болью распространялось внутри и не давало сделать шаг назад. Как же оно называется… страх? Нет. Не в этот раз. Гнев? Тревога? Стыд? Мимо. Отчаяние? Почти… но не то. Локи вспомнил. Тоска. Он давно закрылся от этого, позволив более сильным и яростным чувствам взять верх. Он хотел дом, он жаждал дом, он ненавидел дом. А теперь дома нет, так что… наверное, остаётся лишь тосковать по нему. Тор точно тоскует, и, глядя на него, Локи это чувствует. Словно дежавю. Локи гадает, о чём ещё тоскует брат. В любое другое время он мог бы предположить, но теперь ему уже особо и не хочется. Кажется, Тор уже говорил, о чём тосковать точно не собирается. «Наши пути разошлись давным-давно». Локи держит это в голове, оно не уходит и причиняет больше вреда, чем он мог ожидать. Наверное, это не то, что он в глубине души хотел тогда услышать, хотя чего ещё, в конце концов, Локи заслуживает? Он ведь сам годами этого добивался. Безусловно, это именно то, чего он хотел. Быть может, это и есть причина для отступления, для всех шагов назад, для исчезновения во времени и пространстве, для «погиб» и для «сбежал», для всего последующего пути в одиночестве. Пора уходить. Самое время. И он ушёл бы. Оставил бы всё позади и не возвращался бы к этому больше никогда. Его место там, где-то далеко, на другом конце Вселенной, в другой реальности, где угодно, но не здесь, не рядом с тем, кого он зовёт братом только, в общем-то, по привычке. Слишком уж поздно для чего-то иного, слишком многое сделано. Он ушёл бы… но он уже не так хорош во лжи, как раньше. Даже себя обмануть не в силах: стоит лишь посмотреть на лицо Тора без пелены дурацких надуманных сомнений, хотя бы один раз, как всякая неправда, в которую ему легче верить, разбивалась на осколки. И Локи не верит себе, здравому смыслу или своей сущности. И Тору тоже не верит. «Наши пути разошлись»… Он не верит ему, потому что Тор разбит на самом деле, как и Локи на самом деле разбит. И причина всё-таки гораздо проще. И Локи с самого начала знал, зачем вернулся.***
Тор слегка вздрагивает от неожиданности, и его лицо едва заметно проясняется, когда он вдруг начинает ощущать чужое присутствие в каюте. Или не чужое. — Тебе идёт, — звучит спокойный голос из ниоткуда. Тор смотрит в зеркало с другого ракурса и находит за своей спиной бледное ухмыляющееся лицо, с наигранным интересом разглядывающее его новый вид. Мгновенное осознание настигает, но Тор не подаёт виду. Он только слегка пожимает могучими плечами и тянется к графину с каким-то сакаарским спиртом, опустив взгляд. От Локи не ускользнуло, что он даже ухмыльнулся краем рта, однако задумчивость никуда не делась. Должно быть, не поверил ещё. Не позволяет себе. — Видимо, мой брат не такой уж и пропащий, — будто бы непринуждённо замечает Тор, налив себе немного, и вновь смотрит на Локи сквозь зеркало. Лишнее напряжение, впрочем, его всё-таки отпустило. Живой брат — одной бедой меньше. — Возможно. — Лёгкая, полузагадочная улыбка касается губ Локи, и он ждёт, не делая лишних движений. Тор благодарно качает головой. — Спасибо, — просто произносит он, и Локи не понятно, то ли он это искренне, то ли просто к слову пришлось. — Будь ты здесь, я бы тебя даже обнял. — Тор разворачивается и лениво швыряет в брата первый попавшийся предмет — стеклянную крышку от графина. Теперь он не то чтобы хотел проверить образ Локи на проницаемость, просто за последнее время кидаться в него вещами стало чуть ли не привычкой, естественной реакцией на его появление. Тор научился сомневаться, если дело касается его брата. Но его брат намеренно позволяет сомнениям развеяться наиболее неожиданным образом. — Я здесь, — мягко произносит Локи, демонстрируя пойманную крышку. Он не смог не улыбнуться, заметив, как легко выдохнул новоиспечённый царь. — Значит, выбрался. Неужели от тебя действительно настолько трудно избавиться? — язвит Тор, даже не пытаясь скрыть довольную улыбку. Его взгляд просветлел и, казалось, остальные думы мгновенно отступили. Локи, сцепив руки за спиной, деловито выпрямляется. — Чтобы от меня избавиться, — начинает он, делая пару неторопливых шагов из тени, — понадобится кое-что помощнее гигантского демона из Муспельхейма. Так, на будущее. — Да… Ты-то всегда найдёшь способ. Голос Тора спокоен, но кривая усмешка на лице и вновь вернувшаяся обыкновенная расслабленность, граничащая с опрометчивостью, говорят обо всём и без слов. Появление брата его удивительно преобразило, хотя и не должно было. Тор вдруг снова стал казаться по-обычному уязвимым, его снова легко прочитать, но Локи не собирается. Ему совсем не до этого. Локи пересекает комнату, не прикидывая, куда в случае чего можно кинуться, впервые за долгое время не боясь попасться, быть убитым или брошенным в тюрьму по собственной неосторожности. Вернее, упорно заставляя себя не прикидывать и не бояться — здесь ему вряд ли такое грозит. Привыкнуть к этому — дело другое. Он подходит к большому стеклянному проёму, за которым открывается привычный, давно не вызывающий никакого благоговения обзор на причудливые цветные туманности, растянувшиеся где-то за ближними планетами, созвездиями и космическим мусором. Мерцающее неоновое сияние далёких галактик то и дело озаряет унылую каюту, разбавляя совершенно дурацкое здешнее освещение и безвкусный, броский дизайн. Как хорошо, что здесь есть окно, решает Локи, космос — это всё же чуть менее скучное и жалкое зрелище, нежели четыре действующие на нервы, выкрашенные в кислотные цвета стены. — Ну что, как наш народ? Уже смирился со своей неотвратимой кончиной где-нибудь в глубине галактики? — интересуется Локи, безразлично глядя на звёзды. Тор ещё не успел обосноваться, и, очевидно, предстоит много работы, чтобы сохранить это место. — Перестань, раз этот корабль однажды пережил Клоаку Дьявола, то и ещё одно небольшое путешествие потянет, — оптимистично, хотя, как Локи на секунду показалось, не слишком уж решительно заверяет Тор, а потом, чуть наклонив голову, внимательно глядит на профиль брата. — А ты, смотрю, о народе беспокоишься? — Как не беспокоиться, я всей душой переживаю. — Слова пропитаны насмешкой, но выражение лица Локи не меняется, и можно подумать, будто это правда. — Не сомневаюсь. — Тор, несерьёзно напустив на себя строгий и собранный вид, всё же отвечает: — Нормально всё с народом… Им только скучно немного здесь, даже слухи пускают. Я тут разговоры такие слыхал среди асгардцев, будто какой-то принц возвратился и вытащил всех с Радужного моста в самый нужный момент. В нелепом шлеме с рогами, знаешь. Превозносят так… Имя твердят, вот только вспомнить никак не могу… — В нелепом шлеме? — Локи дёргает бровью и, широко улыбнувшись, бросает деланно недовольный взгляд. — Прямо так и слыхал? Тор невинно разводит руками. — Я что, врать тебе стану? — О, я верю тебе. Не зря же говорят, что слух если что компенсирует зрение, — подначивает Локи, не удержавшись. — Понятия не имею, о чём ты говоришь. — Тор предупредительно прищуривается одним глазом, но весёлый блеск во взгляде и теперь не пропадает. Они не были к этому готовы, но вдруг, забывшись, посмотрели друг на друга неожиданно открыто — без обычной опаски, необходимой холодности, принятого недоверия, вечного вызова. Словно те братья, какими они уже перестали быть. И на мгновение становится легко, просто легко, будто никто из них только что не был в паре метров — и вместе с тем в паре световых лет — друг от друга, словно никто не стоял перед лицом сомнений и терзаний, словно сейчас всё в порядке, словно всё предельно ясно. Слишком легко для всего этого. Неестественно легко, неправильно легко. Улыбка начинает сходить с лица Локи. — Говорю, врут всё люди, — негромко произносит он, вновь отворачиваясь к стеклу. Едва ли кто-то из них ожидал, что всё так будет. Едва ли кто-то из них удивлён. Воцаряется остро ощутимая, но вполне комфортная тишина, и целую минуту никто не пытается её нарушить. Молчание на время заполнило вакуум, образовавшийся в результате диссонанса, внезапного столкновения мыслей и ожиданий. Того, что не должно было произойти, но, несмотря ни на что, происходит. — Как ты попал на корабль? — произносит вдруг Тор, подняв свой стакан со стола. — Очень постарался. Ты сам сказал: я всегда найду способ. — Объяснение, как ни странно, единственно верное, но Тор ничего другого от Локи и не ждал. Классика. Один делает вид, что говорит правду, другой делает вид, что верит. Если что-то и меняется, то только не это. Корабль, должно быть, движется, но, если судить по замеревшему виду снаружи, он как был точкой в пространстве, так и остался. Точка в пространстве. Одинокая точка в бесконечном пространстве. Локи против воли пытается представить, что было бы, если бы он не попал на корабль, но не выходит. Кажется, они оба застряли в ней. Физически или нет, это никогда не имело и не будет иметь смысла — они застряли. Как бы эта точка ни называлась. — Каково это? — тихо, безучастно спрашивает Локи, когда плотная тишина позволяет им обоим оказаться в одной среде, где никакая откровенная фраза не покажется неуместной. Как если бы они были наедине с собой. — Быть правителем Асгарда, когда нет Асгарда? Тор не торопится с ответом. Локи даже не посмотрел в его сторону, но он услышал, как тот с тихим вздохом поставил стакан на место, а потом аккуратно приблизился к массивному окну. — Неплохо, в целом. Просто… — начал было Тор, встав совсем рядом с братом и скрестив руки на груди, но помрачнел. Он хотел что-то сказать, однако мысли оказались тяжелее, чем какие-либо слова, что можно было бы сложить в исчерпывающий ответ. Помолчав, он лишь слегка качает головой. — Могло быть и хуже. — Имеешь в виду… ещё хуже? — Локи снова вскидывает бровь. — Всегда может быть ещё хуже. — Тор призадумался на мгновение, но решил не вдаваться в размышления о несуществующих концовках Рагнарёка. Он, пересилив себя, улыбается — чисто для того, чтобы слегка подразнить брата. — Брось, Локи. Зато мы обошлись без Ёрмунганда. А это уже достижение, я считаю. У Локи всё-таки не получается сдержать горькую усмешку. Конечно, достижение знатное. — Да, Тор. И то верно. — Разберёмся. Как и всегда, — говорит Тор строго. Весёлого катастрофически мало, и одна-две плохие шутки, к сожалению, ничего не упрощают. Уже нет. — По большей части всё обошлось, а это главное. — От собственных слов Тору сразу делается как-то неловко, и он добавляет: — Ты извини. Ну, я же тебя на гибель послал. — Не бери в голову. Мне не впервой. — Абсурдно до смешного, и Локи вновь ухмыляется, переводя признательный взгляд на брата. Когда он внезапно сталкивается с суровым взором одного-единственного глаза, его лицо тут же искажает недовольство: — Что? — Ответа на прилив раздражения Локи не последовало, и он, закатив глаза, вздыхает: — Ладно, и ты извини. — За что? — издевательски вопрошает Тор. — Ну, возможно... — Локи было гордо поднял подбородок, попытавшись сохранить достоинство, но тут же все надменные слова будто застревают в горле, и он осекается. Ещё свежи воспоминания, и, если не вина, то вес последствий пока ещё кажется имеющим значение. Он кажется этим хрупким кораблём, кажется осколками Радужного моста, кажется шрамом, пересекающим лицо его брата. Локи, опасаясь, что Тор мог заметить перемену в его взгляде, отводит глаза. — За то, что умер пару лет назад. — Он слабо улыбается. — Или за то, что захватил царство, ты уж сам выбирай. — Не бери в голову. Подумаешь, трон посторожил, — великодушно прощает брат, будто извинений достаточно, и, смягчив взгляд, снова всматривается в космос. Впрочем, эти улыбки тоже, в конце концов, проходят. Им должно было стать легче от этого? Стало ли? Поначалу кажется, что, да, стало, но вот уже никто из них не может сказать наверняка. Дипломатический жест всё-таки, не более. — Твоё правление им запомнится, — неожиданно добавляет Тор. — Красиво. Вычурно, конечно, но всё же красиво. А что? Люди, по крайней мере, не жаловались. Да и тебе не занимать чувство юмора. — Вновь беззлобно, добродушно… одобряюще? В его словах, до неприличия простых, нет фальши. Локи не может понять, какой смысл несёт в себе сей комментарий, и он лишь вопросительно смотрит на брата в ожидании морали, которая следует из этой речи. Но стоит ему поймать взгляд Тора, как он осознаёт, что смысл изначально и не подразумевался. — Отец прав был, — тихо признаётся он, осмелившись потрепать Локи за плечо, — искусные у тебя чары. Взгляды вновь устремляются в грязную даль за стеклом. — Куда прикажешь теперь лететь? — чуть позже спрашивает Локи с честным интересом. — Ещё не решил, — так же честно отвечает Тор, но та тяжкая задумчивость, от которой ему едва удалось избавиться, даёт о себе знать. Мысли о серьёзном вернулись, как вернулись в сознание и обязанности правителя, среди которых не находилось места для траты времени и лояльности к… таким, как Локи. Чему-то вне дипломатии не положено отводить много времени, а им, временным союзникам, времени уже и так было отведено предостаточно. Тор делает глубокий вдох, нехотя опомнившись. — Ладно, дел невпроворот, нужно идти. Не хочется оставлять громилу надолго без присмотра. Дипломатия возвращает всё на места. Локи было нахмурился и непроизвольно сжал губы, но тут же заставил себя улыбнуться. — Постыдись же, нехорошо так говорить о Валькирии, — острит он, но его взгляду недостаёт былой хитрости. — Я передам ей твои слова, так и знай, — обещает Тор, усмехнувшись, но в голосе не хватает прежнего задора. — На твоём месте я бы поторапливался, а то рог сломает, сам её знаешь. — Он крепко хлопает Локи по спине, давая понять, что на этом всё, и уверенно шагает в сторону, совершенно точно собираясь оставить брата здесь в одиночестве. Сразу у Локи не находится слов, чтобы бросить ему вслед, но, к счастью или сожалению, почти дойдя до центра комнаты, Тор внезапно разворачивается. — Кстати, а ты теперь куда? — непринуждённо интересуется он, приводя Локи вдруг в полное замешательство. ...Лишь когда замешательство сталкивается с пониманием того, что Тор имел в виду, все иллюзии, которые Бог Обмана — сам для себя — сотворил, пропадают в настойчиво распространяющемся, еще не осознанном чувстве. Надо же. Просто договор их, видно, в силе. — Ещё не решил, — теми же словами сухо отвечает Локи. Он старается не выдавать себя, но голос звучит как-то неестественно, а ничего не выражающее лицо будто застыло. — И правильно, лучше не говори. — Тор выдохнул, вдруг став выглядеть куда спокойнее, и почему-то от этого только труднее. Он ничего не чувствует, а Локи медленно понимает, чем это обосновано. — А то мало ли — найду тебя однажды как-нибудь ненароком. Ещё одно мучительное мгновение Локи не принимает осознание — слишком уж отчётливо ему до сих пор виднелась удобная, устойчивая, правильная картина происходящего. В следующее мгновение дыхание легко, незаметно перехватывает, и всё становится ясно, когда к логической цепочке присоединяется последнее звено. Внутри ничего не сжалось, как обычно бывает. Только заболело, может, и тогда Локи впервые ощутил, что корабль-то на самом деле движется. Локи долго не давал себе возвращаться к уязвимости. Он не признавал, отвергал потребности в чём-то, чего ни властью, ни страхом не получишь, ведь получить что-то иначе он не был способен. И, наверное, ничего не изменилось. Локи успел неистово пожалеть, что позволил себе понадеяться, будто это не так. Стоило ли оно того? Прийти сюда, поговорить с ним? Почувствовать это? Потому что вот же она, причина, которой совсем недавно ему так сильно не хватало, чтобы принять единственное правильное решение в его жизни. Шаг назад. — Ненароком? В целом-то космосе? — с бессильной, измученной усмешкой говорит Локи негромко. — Кто знает, братец… — Мысль в голосе Тора обрывается. На миг он задумался, словно решался, колебался, хотел добавить что-то ещё. Однако что бы это ни было, он всё же передумал. — Впрочем, ты же всегда найдёшь способ. — Тор снова пожимает плечами, а потом лишь улыбается. — Но я рад, что ты заглянул. Очевидно, у Тора камень с души свалился. Всё вдруг становится лучше и лучше, почти что какой-то канон «счастливого конца», в котором главные герои остаются на плаву, а плохой парень получает по заслугам. Локи точно знает, что своё он, в общем-то, получил сполна. Локи вдруг ощущает странную жгучую горечь и даже не обращает внимания, он привык. Но чувство, будто он потратил впустую что-то важное, гнетёт куда сильнее. Тор не верит в него. Когда-то верил, но он ведь учится на ошибках: его брат — действительно пропащий — и есть главная ошибка, которую ему безопаснее всего впредь никогда не совершать, и он это понимает. И Локи тоже это понимает. Локи никогда не доказал бы обратное, никогда не заслужил бы чего-то большего. Он не оказался бы достойным. Не в этой жизни. — Тогда и я рад. — Локи, разумеется, берёт себя в руки. Он спокойно соглашается, болезненно улыбается, ровно держится и не думает об этом. У него ещё будет время подумать, а пока лишь очередное поражение, абсолютное, фатальное. Локи не хочет больше бороться. Он поднимает на брата пустой взгляд. — Стало быть, прощай? Целая вечность не длится столько, сколько, казалось, тянулся этот момент. — Стало быть… — монотонно повторяет за братом Тор, а потом до него доходит, и на его лице изображается неподдельное беспокойство. — Что… Локи? — Он делает шаг к брату, окидывая его взволнованным взглядом. — Локи, да я не всерьёз. — Он вдруг весело разулыбался. — Что ты как ребёнок, опять комедию ломаешь? Да найду я тебе тут угол, в какой такой космос ты собрался… Локи не услышал, о чём дальше болтал Тор. Все разлившиеся внутри чувства вдруг свернулись в один плотный яростный ком, и на месте каких-то сомнительных желаний неожиданно встало одно-единственное: воткнуть нож в счастливое братское лицо. — То есть, — хрипит Локи сквозь зубы, — ты сейчас... что?.. — Он не может отыскать слова, чтобы выразить ненависть, поэтому лишь мысленно перебирает проклятия в надежде найти для брата самое изощрённое и справедливое. — Не скромничай, думаешь, мне жалко для тебя чего? — Тор ещё немного наслаждается моментом, а потом со вздохом возвращается обратно, не решаясь и дальше перегибать палку. На его лице уже куда меньше самодовольства и смеха, зато во взгляде начинает читаться кое-что особенное, кое-что, что он подразумевал под всем этим глупым фарсом. Локи с обидой и досадой осознаёт, что не только он один способен распознавать чужие душевные переживания. — Ты настоящая беда, Локи, я с этим не спорю, — продолжает Тор без тени былой усмешки. Его голос, мягкий, спокойный, серьёзный, звучит совсем откровенно. — Но ты всё ещё асгардец. И ты мой брат. Здесь ты нужнее, чем где-либо. Гнев понемногу успокаивается в груди, тихо оседает, как пепел, и становится тяжело, куда тяжелее, чем было всё это время. Мысли теряются, расползаются надоедливыми насекомыми, он не может уловить ни одной из них, но оно и к лучшему. Без них проще. Свободнее. Локи не знает, как реагировать, не знает, что ответить, так что он просто отворачивается обратно к окну. Вновь хочется ненавидеть и неистовствовать, но облегчённо вздохнуть хочется сильнее. Остальное бесполезно. До чего всё докатилось? Асгардец. Он выдыхает застоявшийся в лёгких воздух, решает, что хватит с него, и молчит. Молчит, потому что — чёрт бы тебя побрал, Тор — больно. Только на этот раз он не ищет тому причину. Это просто происходит — и всё тут. Брат. Возможно, до этого стоило докатиться ещё кучу лет назад. Не так уж и страшно, оказывается. — Конечно, нужнее, — спокойно и устало произносит наконец Локи, демонстративно не взирая на него. — Сам-то ты всё тут угробишь. Улыбка — радостная, ненормальная, раздражающая — всё не желает оставить физиономию Тора, и даже увечья становятся какими-то совсем незаметными. — Да, скорее всего. Смотри-ка, снова сошлись во мнениях. — Тор то ли подмигивает, то ли просто моргает. Не разберёшь его теперь. Попытавшись подавить ухмылку и сделать грозную, сердитую мину, он предупредительно тыкает брату пальцем в грудь. — Но это не значит, что я тебе снова верю. — Справедливо, — пожимает плечами Локи. — Считай, люди верят. Слова лишь эхом проносятся в голове Локи. Он смотрит на брата в растерянности, но Тор оставляет лишь долгий одобрительный взгляд. Локи не помнит, когда он на него так смотрел в последний раз. Да и смотрел ли вообще хоть раз?.. Хоть кто-нибудь? Тор не верит ему, Тор верит в него. И либо же он вовсе не учится на ошибках, либо… «Видимо, мой брат не такой уж и пропащий». — Значит, я принят обратно? — Голос Локи не выражает эмоций, которые, вопреки всему его невозмутимому виду, имеют место быть. — Если желаешь. Конечно, на Сакааре будет побольше занимательных смертельных развлечений и всяких эффектных Грандмастеров, чем здесь, но тут тоже ничего, наверное. Ну, совсем скоро станет, если ты поможешь, — легко отвечает Тор и видит по наконец-то загоревшимся зелёным глазам, что Локи не тратит времени на раздумья. — И ты теперь мой царь? — с лукавой улыбкой уточняет он. Тор позволяет себе немного помолчать перед ответом. — Я не думаю, что тебе вообще нужен царь. Локи кажется, что никогда в жизни Тор не был так близко. Да, царь ему не нужен был. — Мудро, брат мой. — Знаю. Тор усмехнулся, вновь хлопнул Локи по плечу и отправился по делам, как и собирался. Всего-то. Странно, странно, странно, непривычно, неловко, ещё раз странно. А ещё спокойно, мирно, тихо, будто между ними ничего за несколько последних лет и не было: ни Ледяных великанов, ни Мстителей, ни Хелы. Локи поймал себя на мысли, что всё в порядке. Что ему больше не нужно отступать. Это новое для Локи, но… Но он, может быть, даже благодарен. — Ах, да, чуть не забыл. — Тору всё-таки неймётся, и он, пройдя половину пути к несчастной двери, внезапно возвращается. — У тебя с собой оружие? Локи резко начинает казаться, будто Тор уже прилично заигрался с его терпением. Младший брат упускает миг внутреннего покоя ввиду неожиданной волны собственного негодования: ну конечно у него с собой оружие, он же не идиот. — Я уже понял насчёт недоверия… — Он специально произносит каждое слово как можно отчётливее. — Оружие есть? — настойчиво повторяет Тор, продолжая приближаться, на что Локи вновь раздражённо закатывает глаза. — Нет! На кой мне… Фраза так и осталась незаконченной: он вдруг осознал, ужаснулся и пожалел о своих словах и неосмотрительности. Локи не успел ничего предпринять, а Тор, подойдя к нему вплотную, всё-таки сдержал слово. Несмотря на очевидное возражение, он притянул Локи к себе и обнял, буквально схватил, не позволив ему тут же вывернуться и вырваться. Лишь спустя несколько мгновений шока Локи вновь попытался было отстраниться, что-то гневно прошипеть, скинуть с себя его руки, даже дотянуться до кинжала, или двух кинжалов, использовать магию — но куда там. Не хватило сил пошевелиться. Даже не потому, что Тор был сильнее. Просто вдруг не хватило. Локи не представлял, что должен был почувствовать. От неожиданности дыхание сбилось, от непонятного, бессмысленного беспокойства сердце застучало сильнее, безумно хотелось быстрее закончить объятия. Всего лишь очередные провокации. Всего лишь детские глупости. Немой протест и собственное замершее дыхание сдавили грудь. Спутавшиеся мысли отдавались болью в висках, не собираясь освобождать разум от внезапного оцепенения. Нельзя же делать вид, будто это нормально, это не… это не должно… это не должно быть так… Это слишком. Только не это неуместное подобие близости, никому не нужных сантиментов, как будто в плохой, нереалистичной постановке в каком-то старомодном кукольном театре. Локи вроде как ещё борется с чем-то в себе, пытается отыскать силы сделать что-нибудь, но не выходит. Он не отвечает на объятия, не пытается их прекратить, он ровным счётом ничего не может сделать, а лишь только ждёт, не имея ни малейшего понятия о том, что произошло. Но Тор знает. Он не мог не знать. — Спасибо, что вернулся домой, Локи. — Его голос был едва различим, почти что шёпот на выдохе, но, к сожалению, брат услышал. Ладонь Тора мягко, аккуратно коснулась его затылка, давно забытым жестом пригладив чёрные растрёпанные волосы. Проходит какая-то минута, но такая длинная, что за это время корабль должен был успеть пройти как минимум половину галактики. Но он на месте. И они… они оба тоже на месте. Это непонятно, это не подчиняется логике. Лучше бы изгнал, судорожно думает Локи, лучше бы отказался, винил, проклинал, однако творится одно чистое, совершенно сбивающее с толку безумие. Дыхание всё не получалось выровнять, воздуха казалось совсем мало, будто безжизненный космос ныне не там, за толстенными безопасными стенами корабля, а уже здесь, будто он пробрался внутрь через щели и раны, а теперь заволакивает пространство, материю, мысли. Локи знает, что бессилен как никогда. Его вечный барьер, щит, кромка льда — всё верно трескается от хватки держащих его рук, рассыпается под давлением непонимания и непреодолимого желания прекратить затянувшуюся борьбу. А мёртвое небытие продолжает растягиваться, расширяться, заполнять, замещать, вытеснять, и это слишком знакомо. Опять становится холодно, темно и ужасно пусто. Только, может быть, больше не так одиноко, а потому и не так страшно. …Он незаметно утыкается носом в его плечо, как будто они не должны ненавидеть друг друга… Не хочется сдаваться, но и сражаться больше не с чем. Внутри ничего нет, совсем ничего, значит, и терять больше нечего. Застряли в точке в пространстве. Физически или нет — они застряли, неосознанно, невольно. Они рядом, и в бескрайнем небытие у него находится маяк и ориентир. Локи точно знает координаты: самый-самый порог Вселенной, жаждущей поглотить всё, что только для неё найдётся. Асгард. И это больше не стечение обстоятельств, а впервые в жизни сделанный выбор, и он неправильный, чертовски неправильный. Как многого можно было бы избежать, если бы у неправильного выбора всегда оказывался шанс. Шаг… вперёд? …Он осторожно, неуверенно сжимает пальцами алый шелестящий плащ за его спиной, как будто это не он столько раз пытался вонзить нож в эту спину… Небытие влезает в голову, блокируя всё, кроме конкретных ощущений, например, осознания, что Тор до сих пор может вновь рискнуть и довериться ему, нуждаясь лишь в ответном доверии. А способен ли Локи так рисковать? Утекло слишком много воды, но Тор всё равно обнимает его, словно эта дурацкая, злосчастная, бессмысленная братская… привязанность ничего ему не стоила. В этом, как и во всём остальном, нет смысла. Это никак, никак не укладывается в голове, и Локи кажется, что он начинает ускользать из реальности. …Он закрывает глаза, как будто это вовсе не опасно, как будто это не означает принятие полной капитуляции и сдачу вооружения. Но так и есть. Локи с силой цепляется за плечи брата, как будто это всё может вновь оказаться неправдой и исчезнуть навсегда, будто беспроглядный омут космоса вот-вот всё отнимет и шанса может больше не предоставиться. Он хватается за него, потому что он может сожалеть, что всё это с ними случилось. Локи теперь уже ни за что не вспомнить, кто начал вереницу трагедий и зачем, и он не хотел возвращаться к настоящим, живым чувствам, которых он лишился со временем, желая забыть, принять и смириться. Он чувствовал себя ребёнком, который навсегда упустил всё хорошее, что у него когда-либо было. И в его отчаянной хватке, в сдавленном дыхании, в давно взросшей скорби, которая выбралась из глубин, разбила что-то в груди, сковала мышцы и разум, отражалось только то, о чём он никогда не попросил бы: «Прости меня, прости меня, прости меня, прости меня». У него всегда было кое-что, за что можно ухватиться в вечно расширяющемся небытие, но он никогда этого не хотел. А сейчас этого оказалось достаточно, чтобы проклятая пустота сгинула, поджала свои щупальца и канула в полном грязи и радиации вакууме, откуда и взялась. Потому что он всегда хотел только ранить Тора, подставить, спустить с непостижимых высот и ввергнуть в бесчестные, вероломные низины, потому что Тор ему вовсе никакой не брат, не семья и тем более не друг — и Тор единственный, кто ждал его возвращения домой. Может, Тор — это и есть дом. Теперь он знает, почему свобода — это ложь и почему тоска сильнее гнева. Локи только хочется верить, что когда-нибудь он сможет также понять, почему нуждаться в ком-то — это больно. Пока что он уверен лишь в одном: всё, что сейчас происходит, гораздо сильнее какого-либо разрушительного могущества или манипуляции временем, пространством, реальностью. Он точно знает, ни один проклятый Камень Бесконечности не имеет такой власти. Бог Обмана в конце истории обманывает всех и себя, но ныне он честен, и это конец игры: иллюзии теряют силу, развеиваются древним прахом, и Локи добровольно позволяет им исчезнуть. Даже вопреки уверенности в том, что Тор никогда не стал бы его обнимать так, будто хоть кому-нибудь из них эта близость была действительно нужна. Только Тор обнимал вовсе не того, кто предавал его раз за разом, не того, кого ненавидел, не того, кого винил в бесчисленных смертях. Он обнимал не преступника, не лжеца, не убийцу, не мятежника, не узурпатора, не врага, не ётуна и не монстра — всего лишь своего младшего, наделавшего множество ошибок брата. И когда Локи хватается за него, заканчивая борьбу, Тор знает, что возвращает его, находит его во тьме — это тот самый брат, по которому он так долго ужасно тосковал. Нет, они, может быть, и не нуждались в этом, однако Тор не спешит отпускать Локи. А Локи кажется, что, если он вдруг отпустит, вновь вернётся боль, и горечь, и одиночество. И он не понимает, правда не понимает почему. Тор всё чувствует, и он, словно хотя бы теперь пытаясь защитить, тут же прижимает его к себе крепче: «Я всё простил». Кажется, ни Вселенной, ни чему-либо ещё отнять это у них не по силам.