Змеиная любовь

1 Он каждый день скоблил доспехи и оружие до идеальной гладкости. Но каждое утро убеждался в абсолютной бесполезности этого ритуала: чудовищные символы и не думали сходить с благородного металла. В какой-то момент он перестал чистить сталь доспехов и оружия. Она все равно оставалась безупречной. Что же до символов… Они, в конце концов, проявлялись и на коже. Не станет же он скоблить себя, чтобы содрать оскверненную кожу? Хотя… Нет. С этими рунами и знаками как сталь, так и кожа выглядели куда более… идеальными, чем можно было предположить. «Почему я раньше не замечал?» - подумал он. «Ну конечно же… Остатки прежнего воспитания. Отец с матерью очень удивились бы, увидя меня такого…» Отец с матерью… он уже даже не помнил их лиц. Хотя его-прежнего, что звался Тристаном, такая забывчивость сильно бы оскорбила. Нежные, на грани ощущения прикосновения… Резкая боль! Лезвие, что проходит на самой грани кожи и мышц!... Он тряхнул головой. Пора признаться самому себе: ты кретин, Нагдагаш! Да, именно так: Нагдагаш. Никакого Тристана, никаких пошлых глупостей. Только чистое Ощущение! Латы – да и плоть – постепенно мутировали. «А ты ожидал, что Падение будет чистым и незаметным? Кретин… Это все наивность тебя-прежнего. Тристана. Но ты – не он! Ты – Нагдагаш!»… Демонический конь под ним тряхнул головой и принюхался. Он чуял добычу. А он сам чуял нечто… сияющее. Нечто настолько прекрасное и сверкающее, что за это «нечто» стоит отдать жизнь. Конь встал на дыбы и сорвался в галоп. Чувство опасности усилилось многократно. Нет, не для него лично – с некоторых пор он просто перестал заботиться о своей безопасности – но для того сверкающего, теплого маяка, что он видел впереди. Он видел его не глазами. Он видел его… «…Как рыцарь Слаанеш. Дурак Тристан полагался на глаза и уши. Нагдагаш Черный Грааль полагается на иные ощущения». После этой мысли он врубился в толпу наемников. Никем иным эта кучка отребья не могла являться: кожаная броня, дрянные мечи, грубые лица. Он подозревал, что те, кого он столь спешно уничтожил, могли быть и из охраны кареты, ради которой он ввязался в драку. Но ему было все равно. Он крикнул. Когда-то это был его девиз: «Нет пощады трусам!» Теперь же этот клич звучал жутким воплем, исходящем из демонически мутировавшей глотки. Первый рухнул под заостренными когтями на копытах коня. Второй и третий даже не поняли, что умерли: так стремительно рассекла их головы Темная Леди – его страшный меч! И лишь когда враги кончились, он осознал, что жалеет… «Как можно было убивать столь бездумно???» - думал то ли Тристан, то ли Нагдагаш. «Ты мог бы… ты мог бы…» Ты мог бы многое, Нагдагаш. Но опять в пылу битвы уничтожил саму возможность на ОЩУЩЕНИЯ… «Я спасал свои ощущения» - злобно ответил самому себе рыцарь. «Не знаю как, но…» В этот момент карета, возле которой на коленях стоял в своих безумных метаниях бывший рыцарь, дрогнула. «Свет… Тот свет, что разгоняет… Что разгоняет мой мрак. Он здесь». Он шагнул к карете и резко распахнул дверь… 2 Женский голос затянул погребальную песнь. Тени высоких воинов в рогатых шлемах и женщин в шкурах молчаливо стояли на границе света, что исторгало пламя. Пламя погребального костра, в котором лежал… он? Нет. Он и был пламенем. Тем же пламенем, которым была и она. Та, что пела… Он был не здесь. Тяжесть зачарованных лат более не давили на плечи. Сомнения и страхи не копошились в душе. Он больше не был собой. Или… Или он как раз только сейчас наконец-то стал собой? Не Тристаном. Даже не Нагдагашем. Чем?... Ветер. Сильный ветер, что бьет в лицо. Руки, покрытые алыми и оранжевыми перьями, раскинуты в стороны. Они ловят этот ветер. Играют с ним. Заигрывают и ласкают его. Как и он, ветер, ласкает тело рыцаря в ответ. Раздается резкий крик. Его клекочущий крик. Приходит неожиданное прозрение: он орел. Точнее, каким-то образом он оказался в теле орла. Легкость полета… Невесомые и в то же время резкие прикосновения ветра – этого нежнейшего из любовников!… Он падает камнем вниз, узрев добычу! Шелест… Шелест и шорох. Он – змея! Он не издает звуков. Лишь чешуя еле слышно шуршит по серой каменистой земле. Язык, раз за разом треплющий изо рта, улавливает тепло. Много, много яркого танцующего тепла!… Гибкая фигура, танцующая в ночной тьме… Бушующий костер, чей свет и тепло ослепляют его… И тем не менее он подползает ближе… ближе… ближе!... Мельтешение обнаженных, стройных ног в веере ярко-фиолетовых юбок… Он свивает тело в пружину. Прыжок!... И рука с длинными пурпурно-золотыми когтями хватает его у основания головы! Он яростно шипит, пока мягкая ладонь гладит его, а язык касается сухой чешуи. Губы под золотой маской шепчут что-то насмешливо-нежное. И змей успокаивается. Он сворачивается кольцами на шее ведьмы и погружается в дрёму, глядя на блики чудовищного костра… Она – и есть пламя. Она – тепло и свет. Она – единственное, что пока что удерживает его от… от… От Бездны… - Мой рыцарь? – чуть обеспокоенный шепот рядом. Он выводит его из состояния транса. Ах, да. Змейка. Наг’Айя – так, кажется, нежно называют женщин некоторые племена северян. Гибкое, сладкое, обманчиво-нежное создание с острыми коготками и золотыми глазами, в которых, казалось, можно утонуть! - Простите, моя Прекрасная Леди, - чуть улыбается он. Улыбается, будто на приеме у какого-нибудь бретоннского лорда, а не в отдельной комнате на втором этаже гостиницы где-то в глуши. Гостиницы, которой не может быть, потому что не может быть никогда! Потому что сутки назад здесь был пустырь. И, как он подозревал, еще через пару дней, здесь снова будет обычный пустырь. Лишь Боги знают, откуда его спутница знала об этом месте. – Я задумался… да, задумался… Он ухмыльнулся и, нежным гладящим движением сняв со своей возлюбленной трусики из тонкого тилейского батиста, медленно развернул свой язык на полную длину. Восьмидюймовый змеиный язык. Дав своей любовнице какое-то время полюбоваться на него, Нагдагаш медленно ввел его внутрь, с удовольствием услышав судорожный вздох и приглушенный стон. Он не был собой. Он был… кем-то. И в то же время он ощущал, что отнюдь не умер. Он родился… на Севере? Нет! Он же – Тристан… То есть, Нагдагаш. То есть… «Это имя тебе досталось не просто так» - сладкий голос из темноты. «Кто ты?» «Я тот, кому ты поклялся служить. Уже забыл?» - смешок. «Я не забыл» - ответил Нагдагаш. «Чудненько. Потому что однажды тебе придется пройти по-настоящему суровое испытание своей веры». «Какое?» - мысли панически заметались. Боги умели устраивать испытания. Он-то знал. «Смерть, конечно же!» - рассмеялся голос. Но когда Нагдагаш расслабился, подумав, что уж смерти он не страшится, голос продолжил: «Не твоей смерти, мой рыцарь. Не твоей!» Погребальный костер догорел. Женский голос резко прервался. Все ушли – поминальный пир уже должен был начаться. А он стоял. Нет, не он. Пусть он и откликался на то же имя, что в прошлой жизни – Нагдагаш. Это был уже не он. Он был там. На костре. На костре, где горело тонкое женское тело. Она была… Пламенем! Пламенем, что танцует по Степям и Лесам, извиваясь своими языками. Пламенем, что пожирает тела и души. Пламенем, что заставляет само Небо корчиться в муках наслаждения! Она была Пламенем… А он – огнем. И он угас. Его тело по прежнему стоит у погребального костра. Латы все так же давят на плечи. Сомнения и страхи навалились снова… Но нет. Глупость. Иллюзия. Будто фантомная боль от конечностей, которые давно отрубили. Душевная боль знакома лишь тем, у кого есть душа. У него её не было. Точнее… Осталась одна-единственная формальность. Маленький язычок огня в чешуйчатой, холодной руке. Пучок алых волос, перехваченных костяным зажимом. Он отходит от лагеря племени на какое-то расстояние и сжимает пучок в кулаке. Тот вспыхивает фиолетовым пламенем. «Змейка… Я не могу присоединиться к тебе. Мы не можем быть вместе. Пока… пока на моей шее висит якорь. Имя которому – этот мерзкий комок серости, что смертные называют «мироздание». Но я найду способ уничтожить его. Извратить. Расшатать. Даже если придется делать это зубами и ногтями. Я уничтожу его, и мы наконец-то будем вместе…» 3 - Мой… ах!... лорд!... О, она стонала и извивалась. И ему это нравилось. Безумно, бесконечно нравилось! Боль на грани удовольствия… Удовольствие на грани боли! Он попробовал многое в своей отнюдь не короткой жизни. Женщины, мужчины, прочие… изыски. Кушанья, вина, всякие вещества из Тилеи, Катая и самой Люстрии! Все оказалось иллюзией и серостью. Все однажды надоедало. Лишь Она… Она, казалось, горела в его душе, будто Пламя Негасимое! И тем не менее… что означают эти видения? Когда они, притомившиеся от нескольких часов утех, лежали в обнимку, он рискнул начать разговор: - Знаешь,… Змейка. Я, скорей всего, скоро погибну. Она напряглась. - Дослушай. У нас с тобой будет пара лет насладиться друг другом. Но потом я погибну. Тот я, что сейчас перед тобой, - примирительно поднял руки Нагдагаш, видя, что она, будто очковая кобра, поднялась над ложем. – А потом… - он прислушался к отголоскам видений. – Ищи Змеиные Скалы. Там я… другой Я… буду ждать тебя. Когда же она уснула, он вспомнил про погребальный костер. «Дождись меня, Змейка. Я всегда возвращаюсь. Всегда»…