Мрак

      Дешёвый виски саднит и дерет твоё горло, но ты, словно конченный алкаш, продолжаешь его глотать. Неужели, это паленное пойло и вправду помогает тебе? Заглушает боль? Не ври себе. Нихера оно не помогает и ты это прекрасно знаешь. Запах твоего перегара наполняет эту темную, засранную комнату смрадом. Но ты не замечаешь это, валяясь, как ебучий наркоша, посреди разгромленной в хлам кровати, нездорово поблескивая черными глазами. В них отражается пустота, будто ты слеп, хотя, мне иногда кажется, что ты — самый настоящий слепец. Ты точно также бездумно шаришь по полу ища сигарету, точно также шатаешься и щупаешь стены, дабы добраться до ванной, точно также не видишь протянутых рук помощи Мэтта и Эдда. Они волнуются, ты знаешь? Переживают, как две мамаши за свое покалеченное чадо. Хотя… Зачем я спрашиваю? Конечно же нет, ты этого не знаешь. Ты, ведь, стал ебанным социофобом — запираешься в комнате, никуда не выходишь, дергаешься при каждом звонке или стуке во входную дверь. Я бы сказал, ты нездоров. И я не говорю про твою болезнь физическую (кашель туберкулезника, который слышит наверно весь дом, не покидает тебя уже пару недель, но ты упрямо не пьёшь таблетки), а про вполне душевную. Что? У тебя нет души? Хах, смешно. Тогда, скажи мне, мой друг, что это, так болезненно рвётся у тебя в груди на две уродливые, асимметричные половинки? Что это так рьяно отвергает твоё тело и что, ты так упрямо наровишься выблевать вместе с чертовым сердцем? Не ответишь? Отводишь взгляд, хмуришься, даже кулаки сжал. Хех, ты что, обиделся? Ан… нет, я ошибся, тебя просто опять скрутил приступ. Оголенные плечи нервно подрагивают, на искривленном в дугу позвоночнике кожа настолько натянута, что кажется она вот-вот слезет, а на пол, вместе со слюной, капает кровь. Придурок, что ты успел натворить и чего ты успел наглотаться? Уж точно не виски, чертов идиот. Хотя не важно, уже не важно. Том, разве тебе самому не противно? Ты не понимаешь, что пора остановится? Ты думаешь это тебе поможет? Хах, я думал ты умнее, намного умнее. Напомни-ка мне, Том, как ты до такого дошёл? Ммммм? Ах, точно, как я мог забыть. Около месяца назад, как раз после того инцидента, ты, идя в ближайший магазинчик запастись алкоголем, увидел его красную толстовку в толпе. Тогда, ты, да и я с тобой, как ручной щенок, поплелся за ним, словно за куском вкуснейшего мяса. Расталкивая уставших людей, пытаясь сдержать упрямое сердце от разрушения твоих же ребер, попутно надеясь на то, что ты не задохнешься в этом океане чувств, ты упрямо шёл за ним, не замечая, что с каждым шагом оказываешься в незнакомом для тебя месте. Лёгкие, до сих пор плохо справлявшиеся со своим прямым назначением, неожиданно снова наполнились кислородом, однако довольно быстро вернулись к прежнему состоянию. Твои измученные глаза судорожно осматривали парня: массивный ожог на лице, чёрную дыру вместо глаза, механическую руку и прекрасную улыбку… Эта улыбка на обезображенном лице смотрелась неправильно, неестественно, будто она не может априори здесь находится, что отчасти было правдой. На его лице никогда не было улыбки. Именно искренней, чистой улыбки — ведь, злобные оскалы и нахальные усмешки были уже привычными, приросшими к нему масками. Тебе, в тот промозглый день, хотелось стереть её. Её, ту, которую ты никогда не видел, которую он не дарил тебе. Но вот, он стоит недалеко от тебя и по доброму улыбается двум незнакомым тебе парням, охотно принимая их объятья. Тогда, все твоё нутро было готово избить их, убить. Но вовремя ты вспомнил, что: именно ты использовал чертов гарпун, ты чуть не убил норвежца, ты лишил его глаза и руки, ты привил ему ненависть к себе, ты лишил себя надежды… Больно? Я знаю, что больно. Я помню, как ты в слезах убегал, через шаг спотыкаясь и падая. Хей, ты что, маленькая девочка, чтобы так разреветься? Видимо, да. Ты жалкая, маленькая девочка, что не может расстаться с любимой, но давно потерянной игрушкой. Смирись. Он вряд ли вернётся назад и ты это прекрасно знаешь, но продолжаешь, словно мазохист, ждать каждый чертов день! Идиот, такими темпами ты и сдохнешь в этой вонючей комнате, и никто не вспомнит о тебе. Это то, чего ты ждал? Это то, ради чего я появился на свет? Я разочарован в тебе, разочарован очень давно, ты, уебищный еблан! Остановись, на тебя не то что жалко, противно смотреть. Неужели ты не замечаешь вони моего гнилого тела? Его кажется даже соседи чуют, но ты упрямо меня не замечаешь, тварь. Может ты наконец убьешь меня? Задушишь? Почему ты продолжаешь поддерживать во мне жизнь, пригревать и удерживать рядом? Это не спасёт тебя. Поэтому, перестань. Перестань, Том, просто, блять, п е р е с т а н ь. Тебе не становится лучше, но ты убеждаешь себя в этом — это того стоит, а? Стоит жить надеждой, что выедает тебя изнутри и образует огромную, грязную, незаживающую рану в области сердца? Ты знаешь ответ: нет. Так зачем ты продолжаешь страдать, а, чертов мудак? Пожалуйста, просто убей меня, блять, уже! Я разлагаюсь заживо, гнию и блюю кровью, а ты вместе со мной. Забей меня палками и камнями, отруби мне голову топором — сделай уже хоть что-нибудь! Перестань сидеть тут и выебываться! Никому не нужен я — ни тебе, ни окружающим, так утопи меня в ванне, как слепого и беспомощного котенка! Страшно? Ты что, мать его, ссыкливая девочка? А, точно, мы уже проходили это… Хех, кто бы мог подумать. Ты — главный похуист и аромантик, вдруг стал страдать от какого-то парня. Этот коммуняка разве тебе не противен? Ты его жалеешь и ругаешься на него, ты говоришь мне о вреде курения и сам куришь сигареты его любимой марки, ты постоянно твердишь, как ненавидишь его, а сам подражаешь норвежцу во всем. Мерзко. Достал. Заебал меня! Ты понимаешь, даже я его возненавидел! А ты нет — страдалец чертов! Цепляешься за то, чего уже давно нет. Ты что, героиня дешевой мелодрамы? Нет, чувак, это реальная жизнь! Перестань маяться хуйней и закопай меня! Похорони меня заживо, похорони нас обоих, да хоть затяни за собой весь город — главное дай мне сдохнуть. О, кажется ты взглянул на меня, наконец, я думал не дождусь, чтож… — Привет Том, это я, Любовь, и я хочу сдохнуть…