Наш малышка

Коля сегодня пришёл домой взбудораженным. С порога он, как обычно, крепко обнял жену, поцеловал в макушку и за запястье увлёк её за собой на кухню. - Ты представляешь, что учудил наш малышка?! – воскликнул он, не в силах сладить с эмоциями. Лёля засмеялась и, без большой охоты отстранившись от мужа, погладила его по как всегда чуть небритому подбородку. - Неужели растерял свой иммунитет к вашим предложениям, и теперь будет колесить по стране вместе с тобой? Учти, я буду отговаривать его всеми правдами и неправдами - нам с Таней нужны мужчины в доме, раз уж мужей нет! - Смотри мне, - Коля шутливо погрозил жене пальцем, - узнаю, что у тебя тут кто-то, кроме нашего Акишина бывал – пришибу. - Меня?! - Что ты! Его. Ну, Лёлик, ну перестань, ну что ты, как девочка, целоваться лезешь! Дай доскажу, и там уж целуй сколько хочешь. В общем, помнишь сорок четвёртый? Когда Лёшка… Лёля замотала головой и глубоко закусила себе нижнюю губу, горячими дрожащими ладонями закрыла мужу рот: молчи, не напоминай, она и так до сих пор мучительно-бледное Лёшкино лицо на больничной койке видит в страшных снах, до сих пор с ужасом вновь и вновь понимает: то, что сигнал SOS от погибающей «малютки» всё-таки услышали, вовремя подоспели на помощь – чистой воды случайность. Коля взглянул на жену виновато раскаиваясь, поцеловал ей пальцы, и начал рассказывать: - В общем, гуляли мы с ним сегодня, и Лёша, - он никогда не мог звать Акишина ни «Лёхой», ни полным именем: Лёша, Лёшенька, Акишин, Малышка, и никак иначе. Даже всевозможные дружеские прозвища вроде «недомерка», «недобитого курёнка» и «дюймовочки» ушли из обихода после того, как до Славки и Коли дошло, что они могут потерять своего друга, - затащил меня в магазин с этими… Как их. Ну, карандаши там всякие, краски, чтоб рисовать! Вот. Он между стеллажами бродит с таким видом, будто в рай попал, я возле окошка стою – курю. Вдруг слышу буквально медвежий рёв: «Товарищ командир!!!», - изобразил этот рёв Коля. Лёля рассмеялась, в шутку с привычным нежным выражением «дурачок ты мой ненаглядный» легонько ударила его по груди, мол, прекрати, ребёнка разбудишь, он, в отличие от одного моего обожаемого сумасшедшего, в одиннадцатом часу ночи спит уже, но Коля не обратил на жену внимания. Он был увлечен рассказом. Его речь постепенно становилась быстрее, прерывистее, точно он спешил подобраться к главному: - Ну, я, ясное дело, думал, это меня позвали. И это Лёшку! Какой-то мужик его в объятиях душит, малышка наш весь красный, смущённый стоит… Ну, я, ясное дело, в шоке, спрашиваю, в чём дело, объясняйте мне. Лёша ещё рта раскрыть не успел, а этот мужик затараторил. Ох, Лёлик… - Коля вдруг осунулся, побледнел, точно постарел лет на десять. Тяжело опустился на стул, закрыл лицо руками и глуховато выжал из себя: - Я как услышал – чуть инфаркт не схватил на месте, честное слово. Оказывается, тогда, в сорок четвёртом, у Лёшки был противогаз, был! Но он его отдал тому мужику. Сам. Добровольно. Мужик пытался отказаться, но ты же знаешь Лёшку – упрётся рогом – не сдвинешь. Лёлька! Он знал, что, скорее всего, погибнет, и всё равно… - Господи… У Лёли захватило дыхание. Зажав рот рукой, она растеряно опустилась за стол напротив мужа и секунд десять не могла вымолвить и слова. Наконец, она выговорила дрожащими губами: - Но почему же он ничего нам не сказал?.. Коля всплеснул руками. - Так я тоже его спросил – почему?! А он… Стоит и смотрит удивлённо… А потом спросил: «А зачем говорить-то?». Я чуть язык не проглотил от удивления, а этот – опять к своим карандашам и краскам. Вот тебе и малышка…