Неделями

В кошельке Скуало обычно около 300 лир и около сотни евро. Три банковские карточки на разные имена, водительские права и штук десять VIP пропусков для разных клубов, рабочего, и не очень, назначения. В небольшом кармашке с кнопкой-застежкой - «сувенирная» тысяча йен и старая схема метро, которую выбросить все как-то недосуг. Пара чеков, которые надо будет вечером прикрепить к отчетам, и убитая фотокарточка. А точнее кусок фотокарточки, не очень ровно обрезанный по левому краю и сверху. Она аккуратно проклеена скотчем в два слоя, но все равно, пару месяцев назад осталась без уголка, от обрывка которого вглубь фотографии тянутся тонкие бурые дорожки, бледнеющие и исчезающие в цвете. Фото должно было оказаться совсем не здесь. Ему отводилось место на стене, справа от рабочего стола неуважаемого Варией человека, рядом с другими. На фото должен был стоять жирный росчерк красного маркера и, возможно, дата исполнения заказа. Но неуважаемого человека уже нет, как и того мафиози, который взялся за этот заказ, а, следовательно, Скуало имеет полное право таскать в бумажнике этот «трофей». Ему нравится ракурс, освещение, да и цвета живые, какие-то атмосферные. Узнал бы, кто фотограф – пожал бы ему руку. Посмертно. Занзас натыкается на фотокарточку случайно. За каким хреном боссу понадобился его бумажник, Скуало ломает голову до сих пор. - Серьезно? – с ухмылкой вопрошает Занзас, оглядываясь на непонимающего мечника, - Ты как пятиклассница, ей-богу, - помахав карточкой перед носом капитана, - А чего она такая убитая? Сменил бы на что-нибудь поприличней, вон у Леви целый подвал этого добра, даже скульптуры есть, можешь на тумбочку поставить или на рабочий стол, - Скуало гневно выдергивает карточку из пальцев Занзаса и, сопровождая воспитательную беседу про чужие личные вещи интернациональним знаком, объясняет всему третьему этажу особняка, как босс неправ. Занзас ржет над ним еще дня три и даже приносит из подвала Леви обещанную статуэтку, которая пару секунд спустя, с легкой руки капитана, Леви и приветствует. Перекладывать фотографию Скуало никуда не стал. Если таскать ее во внутреннем кармане форменки – долго не проживет. Занзас хмурится, много матерится и снова выбрасывает из окна стопку отчетов на подпись. Скуало уже не помнит, чтобы он улыбался, это слишком давно, это покрыто слоем льда, и в тех воспоминаниях улыбается совершенно другой человек. Занзас, которого теперь знает мечник, не улыбается, тем более Скуало. Зато он улыбается на карточке и Скуало совершенно наплевать - кому.