1.
16 ноября 2017 г. в 08:12
Прошло пять лет...
Жрец Стефаний сидел в мягком кресле и недовольно теребил четки. Рядом с ним на столике стояла чашка давно остывшего чая, но никто не стремился заварить новый, в камин тоже давно пора было подбросить дров, но слуги были заняты на кухне и во внутреннем дворе, проверяя заготовки дров и продуктов, утепляя хлева и сараи на зиму. На жреца никто не обращал внимания.
В душе мужчины зрело раздражение, как и всегда, когда он переступал порог этого дома. Он был служителем Единого, истинного бога, которого почитали в Айре и в соседней Тару. В остальном мире процветали другие религии, но Стефаний верил, что наступит день, когда все еретики познают истину, даже если увидеть ее им придется сквозь пламя очищающего костра.
В Тару жрецов уважали и почитали, как наместников бога, они были судьями и стражами заветов Единого, что были высечены на священной скале. В Айру культ Единого пришел чуть более полувека назад, и Стефаний был одним из миссионеров, посланных в эту дикую страну, где верили в Пантеон Древних Духов. Спустя шестьдесят лет истинная вера укоренилась, выросли храмы и уже были сожжены первые еретики.
При Шейдаре, Сумасшедшем короле, культ процветал, но его сын Александр был приверженцем старой религии и церковных судов и казней не одобрял, поэтому многие дворяне стали позволять себе вольнодумства. Впрочем, в их жилах текла голубая кровь, они принадлежали к высшему сословию и могли себе это позволить. Стефаний снисходительно взирал на их вольнодумство, как на шалости малых детей, которые в итоге вырастут и поймут, что правильно, а вот к простолюдинам он относился намного более сурово. Эти люди были бездумным стадом, которое силой нужно гнать в нужную сторону, иначе они, как глупые овцы без пастуха, разбредутся в разные стороны, не понимая, что на воле поджидают голодные волки, готовые их растерзать.
Тимар Лиор не был ни богачом, ни дворянином, он, не стесняясь, жил в поместье бывшего любовника, растил дочь и, несмотря на внешнюю покорность, был самым опасным еретиком в округе. Стефания ни в одном доме не принимали так холодно, при этом мужчина всегда находил оправдания своему пренебрежению гостем: то ездил за лекарем для слуги, то осматривал поля, а то и вовсе помогал собирать урожай.
Жрец со злостью рванул четки, нитка, затрещав, лопнула, и деревянные бусины с глухим стуком запрыгали по полу. Стефаний сбросил с колен порванную нить, и в этот момент скрипнула дверь, и в гостиную вошел хозяин поместья.
Тимару Лиору в прошлом месяце исполнилось двадцать восемь, но его сильно старили седые пряди в рыжих волосах, беспорядочными волнами спускавшихся до плеч и безжалостно перехваченных простым кожаным шнурком. На изящном, почти кукольном лице, слегка подпорченным шрамом от ожога, было несколько пыльных разводов, а под серыми, почти прозрачными глазами, залегли темные круги.
– Отец Стефаний, вечер добрый, – устало поздоровался мужчина, стягивая перчатки и присаживаясь перед камином, чтобы подбросить дров в затухающее пламя. Жрец поморщился, это было так по-плебейски, он сам бы никогда не унизился, чтобы выполнить работу слуг, которым сам Единый повелел быть покорными. – Мне сказали, что вы давно ждете. Я был в городе, сегодня в Орее судный день, и вам должны были сказать, что я буду поздно. Что за важное дело привело вас ко мне?
– Когда служитель Единого приходит к своей пастве, это всегда важно, – с достоинством ответил Стефаний, сложив худые руки на впалом животе. – Ибо сказано в заветах, что служители Единого есть глас его и глаза его, и да будут судить они на земле, а Единый на небесах.
Тимар вздохнул и сел на кресло напротив надувшегося от собственной важности жреца. Он все утро проверял насколько поместье готово к зиме, потом поехал в Орей, большой город на границе, через который проходило большинство торговых путей Айры, и несколько часов подряд помогал стражам выяснять степень вины пойманных преступников. Сейчас ему больше всего хотелось поужинать с дочерью, уложить ее спать и самому наконец-то уснуть.
Вместо этого нужно было ублажать самодовольного жреца. Будь у Тимара больше власти, он давно бы вышвырнул Стефания и не пускал на порог поместья. Но сейчас он был ссыльным изгнанником, без денег и могущественных покровителей, а жрец – был представителем могущественного культа, который здесь, на границе имел большое влияние.
После того, как богатство Раду перешли короне, а Его Величество сослал Тимара в эту глушь, чтобы никто из дворян не решил выплеснуть на него боль от потери близких во время последнего года правления Сумасшедшего короля, пришлось уволить почти всех слуг и распродать мебель и картины, чтобы получить хоть какие-то средства.
В первый год они с Хоуп и горсткой оставшихся слуг закрыли все комнаты в поместье, кроме нескольких спален, кабинета и библиотеки, по совместительству гостиной, и выживали на скудных запасах из кладовых. Как только снега растаяли, Тимар на вырученные с продажи деньги нанял крестьян, чтобы засеять поля, закрепленные за поместьем, купил несколько овец, кур, корову и молодого бычка. За год удалось собрать приличный урожай, часть удалось продать вместе с шерстью, вареньем и соленьями, которые готовила повариха Марта.
За следующие три лета Тимару, благодаря упорной работе, удалось расширить поголовье скота, он продавал зерно и шерсть на местном рынке, поставлял на стол состоятельных горожан свежие яйца, молоко, масло, овощи и мясо, и задумывался над организацией мыловарни.
Сейчас поместье под руководством Тимара процветало и давало неплохой доход, а дополнительные средства он получал от начальника стражи Орея Колина Врешека, за то, что при помощи своего дара видеть души людей, помогал судить преступников.
Первые полгода все было хорошо, они сдружились с Колином, и тот с женой и тремя дочерями регулярно приезжали погостить в поместье на пару дней, однако потом жрецы Единого прознали о том, что Тимар продает свой дар, и с тех пор регулярно досаждали ему визитами. Они искренне полагали, что дар видеть души – это благословление их бога, и с самого начала существования культа они искали таких детей, запирали их в своих монастырях и вбивали в них покорность культу. Всю оставшуюся жизнь Видящие проводили в каменных кельях, служили Единому и пополняли казну жрецов.
У Тимара дар проснулся поздно – ему было уже двадцать три года – после тяжелых родов и пережитого отравления, к тому же он был слишком известной фигурой, чтобы его исчезновение осталось без внимания. Но для жрецов Единого он был настоящим бельмом в глазу, живым показателем того, что их власть не безгранична, и он упорно пытались уговорить его присоединиться к их культу.
Стефаний, выпрямившись в кресле после своей пламенной речи, хищно посмотрел на Тимара, который пытался бороться со сном.
– Вы так и не сказали, что заставило вас так долго ждать меня, – едва удержался от зевка Тимар.
– Ты знаешь, чадо, что заставило меня приехать сюда, – голосом строгого родителя, который безмерно огорчен поступком своего ребенка, но все же готов простить его, произнес Стефаний, а Лиор поморщился. Этот разговор повторялся уже не первый раз, и оба собеседника знали, чем он закончится, но все же продолжали играть свои роли. – Ты давно не появлялся на службе и не исповедовался – Единый видит все наши грехи и хочет, чтобы наши души оставались чисты и невинны...
Тимар криво усмехнулся, кому как не ему знать, что исповедь не очищает души. Люди искренне верили, что, рассказав жрецам, о своих проступках, они смывают грязь со своей души, и, не пытаясь исправить дурные деяния, грешили дальше.
– Отец Стефаний, вы прекрасно знаете, что я приверженец старой религии и не обязан исполнять ваши обряды и предписания, – вздохнул мужчина.
– Исповедь – обязательный обряд для всех религий! – возмутился жрец.
– В моей вере это именуется покаянием, – задумчиво ответил Тимар. – И я полагаю, что это более правильное название. Мы не просим прощения у жрецов, мы каемся, своими поступками пытаемся искупить грех перед тем, кого обидели. У нас не «прощальных грамот», человек только сам может исправить то, что натворил.
– Только Единый может судить, что достойно прощения, а что нет, – назидательно ответил Стефаний. – Человек мал и глуп, он не видит истины...
Тимар зевнул.
Пораженный до глубины души таким явным непочтением Стефаний пораженно замолчал. Его щеки запылали. Как посмел этот ничтожный смерд, чье место в подвалах храма Единого, так дерзко показывать свое пренебрежение к истинной вере?! Он открыл рот, собираясь отчитать дерзкого мальчишку, но Тимар, словно предупреждая, посмотрел на него тяжелым взглядом.
– Можете не волноваться за мою душу, отец Стефаний, – Лиор прищурился. – Мой духовный наставник – младший брат короля и главный жрец, и я уверен, он не допустит, чтобы тьма коснулась моей души.
Священник заскрежетал зубами. Осудить члена королевской семьи вслух он не мог. Илия и впрямь был главным жрецом, но служил он не Единому, а Древним духам. Королевская семья потворствовала возвращению старой религии, и Тимару это было весьма выгодно, поскольку его самого считали потомком духов, а силу Видящего почитали, как дар предков. Кроме того, это обеспечивало Лиору поддержку короля, который был весьма лоялен к любовнику погибшего друга.
– Власть королевской семьи велика, но не безгранична, – осторожно проговорил Стефаний. – Вы не сможете вечно прятаться от своего предназначения.
– Разве я прячусь? – притворно удивился Тимар. Спать расхотелось. С каждой минутой жрец злил его все больше и больше. Лиор с радостью бы вышвырнул раздутого от собственной важности священника за порог поместья и запретил бы появляться, но, к сожалению, как в самом доме, так и в окрестных деревнях было слишком много приверженцев веры в Единого, и Стефаний мог настроить их против Тимара. – Напротив, я открыт всему миру. Сила была дарована мне, чтобы помогать людям. Именно этим я и занимаюсь.
– Дарованная сила сакральна...
– Поэтому вы прячете Видящих в своих монастырях и позволяете общаться с ними только тем, кто заплатит тысячу золотых монет? – не выдержал Тимар и повысил голос, прерывая священника. – Вы ходите сюда и ходите, вы действительно полагаете, что я брошу свою дочь, брошу поместье, чтобы удовлетворить ваше честолюбие?!
Стефаний заскрежетал зубами.
– Я верю, сын мой, что ты узришь истину, – наконец ответил мужчина. На сегодня было достаточно, он дал понять, что храм не отступится от своих притязаний и намекнул, что король слишком далеко, чтобы защитить Лиора. Тот не был глупцом, и все понял, именно поэтому повысил голос.
Стефаний встал, коснулся правой рукой каждого плеча, взывая к Единому, и, сдержанно попрощавшись, вышел.
Мальчишка дерзок и непокорен, таких нужно сечь плетьми, выжигать глаза и бросать в подвалы, чтобы на коленях вымаливали глоток воды и корку хлеба. Если бывшая подстилка графа не прекратит упрямиться и не уйдет в монастырь, отписав все земли храму Единого, то сгорит в очищающем костре, а люди, которым он помогает, сами притащат хворост и кинут факел.