Мёртвые птицы

Одиночество… Одиночество… Я один – ты не увидишь! Я один! Я не знаю, как долго я выдержу это, мне тревожно – паника… Вокруг всё мрачно тихо и пусто. Я загинаюсь, я плачу беззвучно. Всё, что мне нужно сейчас – будь со мной!

Я был в полнейшем замешательстве от поступившего мне предложения. Сердце бьётся, увеличившее скорость в тысячу раз, в голове каша и фантазийные картинки. От одного представления, как это случится, дрожат пальцы на руках. Чувствую, как печёт щёки, как по телу разливается странное ощущение – что-то близкое к экстазу, совсем рядом, но ещё «не». «Спокойной ночи» - набираю, с трудом попадая по телефонной клавиатуре. Закрываю всё к чёрту и вовсе отключаю мобильник. Эта ночь будет слишком долгой, но приятной, несомненно. Приправленная бурей моих эмоций и мыслями, кишащими в голове. Никогда раньше я не был в столь возбуждённом состоянии. Хочется фантазировать, представлять всё в мельчайших подробностях, ещё сотню раз обдумать план, чтобы потом не мешкать и секунды, чтобы всё было ловко и точно. Я уже влюблён в саму идею, в возможность такого развития своего ближайшего будущего. И не только своего. Я обнял одеяло, уткнулся лицом в подушку и разулыбался как идиот. Сколько восторженного мата готово сорваться с моих губ в пустоту этого дома… С трудом сдерживаю себя, чтобы не беспокоить ночь своими дурацкими высказываниями. Но неадекватный восторг треплет в груди, не то грея душу, не то пугая меня. Ведь ненормально восхищаться подобной идее… Я решил благосклонно дождаться того дня, когда всё это произойдёт. Того дня, когда я убью свою первую жертву. На телефон приходит новое сообщение. Улыбаюсь, когда вижу адресата. Отчего-то становится тепло, когда читаю. «Я на вокзале. Через 10 минут поезд. Ты ещё не передумал?» Конечно, я не передумал. Даже если хотел бы, не передумал… Я уже успел почувствовать ответственность за смерть этого человека, успел проникнуться к нему отношением «маньяк – жертва». Успел привыкнуть к нему. Успел… «Садись уже. Я встречу тебя утром» Я не знаю его настоящего имени, почти ничего не знаю о его прошлом. Я знаю, что он устал от жизни. Я знаю, что ему тридцать лет и он ужасно одинок. И я знаю, что он едет ко мне далеко не за тем, чтобы повидать меня. А он не знает, как я выгляжу и, наверно, сильно удивится, когда увидит, от чьей руки собрался умирать. Меня вновь охватывает нервная дрожь. Я бы сказал, это предвкушение всего, что я собрался сделать с ним. Жаль только, обсудить потом впечатления мы наверняка не сможем. Действительно, жаль. Наверно, я решил взять на себя слишком много. Будто принял роль Бога и решаю, жить ему или умереть. Но он решил всё до меня, намного раньше. А я лишь сказал, что был бы не против оказаться его последним воспоминанием. Что я скажу ему при первой реальной встрече? Как он отреагирует, встретившись со мной лицом к лицу? Это однозначно заботит меня больше того, чем мы собираемся заняться. Я боюсь подойти к нему на вокзале. Что, если он решит, что я не достаточно хорош, чтобы оказаться последним человеком, которого он увидит? Или слишком слаб, чтобы завалить его? Этих чёртовых «если» всё больше с каждой минутой. День прошёл в напряжении и ожидании. Мне то хотелось перемотать время вперёд, то замедлить его до невозможности. Желание увидеть его боролось с желанием не видеть его вообще никогда в жизни и отменить всё нахрен. Даже наше знакомство на форуме. Правда, может мне и не стоило знать его вовсе? Я не боюсь его убивать. Я боюсь, что его не станет. Я не знаю, что буду делать потом без этих разговоров по вечерам, без его дебильных подколов и выспрашиваний. Без всего, что с ним связано. Странно, что я ни разу в жизни даже не смотрел в его глаза, а уже не могу представить, что будет, когда огонь жизни потухнет в них.

Не оставляй меня - Мне без тебя ещё хуже, чем с тобой. Не оставляй меня… Я позавидую мёртвым…

Сердце окутала тоска и пустота, невозможно пробиться через всё это. Но… лучше я, чем кто-то другой. Он не может решиться убить себя сам. Я помогу. И не стоит думать, что я не получу от этого никакой выгоды. Утро двадцатого марта выдалось на удивление тёплым и свежим. Утренняя влага впитывалась в кожу и волосы, пахло ночным дождём и, как бы странно не звучало, зарёй. Особенный аромат, похожий на счастье и на солнце, поднимающееся над горизонтом. Проснувшиеся птицы копошились на ветках и пели своими тонкими голосами, несомненно, брачные мелодии. Ощущение приближающегося дня такое сильное, что сердце бьётся чаще. На несколько мгновений остановился и просто закрыл глаза, надеясь вобрать в себя это настроение и сохранить его хотя бы до встречи. А лучше ещё дольше. Я не хочу, чтобы он видел, что я испытываю, когда думаю о его смерти. Чтобы он не чувствовал себя виноватым или что-то вроде того. Всю дорогу до вокзала представляю нашу встречу. Множество вариантов – один хуже другого. Просто не могу «мыслить позитивно». Вот, например, я вижу его со спины. Никаких сумок, только маленькая поясная сумочка, в ней, наверно, кошелёк, паспорт, билет. Блокнот и ручка. И телефон, чтобы позвонить мне, когда он сойдёт с поезда. Он озирается по сторонам, набирает номер, а я чувствую, как вибрирует в кармане мой собственный телефон. И я не беру трубку – несусь, как идиот, чтобы остановиться в паре шагов, сменить идиотское выражение лица на нормальное, и хлопнуть его по плечу. А он обернётся. Немая пауза. И я прочитаю в его глазах сомнение, «ты не сможешь» или «кто угодно, только не ты». Я ничего не скажу, опущу голову, пихну денег на обратную дорогу и умчусь обратно, чувствуя, как дрожат губы… Мне страшно, правда. Я совсем не хочу услышать его смех, когда он обернётся. Не хочу… Оттянуть бы момент нашей встречи. Если он разочаруется, я точно убьюсь раньше него. Не могу так. Просто не могу… Это самый волнующий момент в моей жизни. И вот, я стою на вокзале, поезд уже тормозит. Платформа набивается людьми. Все такие радостные, фальшивым счастьем так и несёт. Я порчу атмосферу. Дрожат руки и колени, топчусь на месте, как-то испуганно смотря на приехавшее настоящее. Время. Остановись же, время. Не открывайтесь двери, замрите люди. Нет, нет, нет! Первая порция вновь прибывших вываливается из душных вагонов в это утро. Вибрация в кармане. Оранжевое солнце слепит. Длинные вьющиеся тёмно-каштановые волосы убраны назад железным спиральным обручем и стянуты в тугой хвост на самом затылке. Костлявая фигура на фоне этих потных свиней. Узкие синие джинсы, персиковая рубашка и чёрные ботинки. Он оглядывается, но я не думаю, что он способен распознать меня в толпе людей, таких же незнакомых в лицо, как и я. Сердце замерло, только сейчас это понял, когда оно глухим ударом продолжило гнать по артериям кровь, и забилось как никогда сильно. Новая волна страха унесла в море. А ведь мы так и не съездим на море.

Я порвал всех проституток - один… Я размножаюсь перед зеркалом - сам… Я ненавижу одиночество из-за всех… Я сам, я сам, я…

Я делаю нерешительный шаг к этой фигуре. Я знаю, что это он. Я уверен, и не мог перепутать. Телефон продолжает дребезжать, а я не в силах поднять трубку. Он разворачивается и теперь стоит лицом ко мне. Взгляды сталкиваются, и я вздрагиваю. Толпа на мгновение затихает - это тишина, созданная нами друг для друга. Как же я хочу верить, что он тоже слышит её. Такой же внезапной, такой же необузданной, как я. Хочу верить, что и для него все эти люди на вокзале тоже исчезли на сотую долю секунды. На негнущихся ногах я сделал к нему первый шаг, второй, третий… набирая скорость… И я всё же срываюсь на бег, не могу удержаться на месте… только не оттолкни меня, когда я буду рядом, чёрт возьми… Страх клокочет уже не так грозно, затихая с каждой секундой, но останавливает меня в паре метров от цели. Он сконфуженно отводит взгляд и выдавливает это банальное: «Привет». Хрипло, так, что я понимаю, как у него сухо во рту. Впервые слышу его голос. Что-то среднее между высоким и нормальным, немного картавое «р», жутко понравившееся мне по звучанию. «Гилморн» - его имя в сети. И я не хочу знать настоящего. Это идёт ему больше чем любое другое. Я уверен. И лучше не буду спрашивать. - Ты всё же приехал, - слова комом стоят в горле, заставляя дышать реже, тише. Всё ещё жду чего-то вроде «ты мне не подходишь» или «слишком слаб, чтобы убить». Не хочу слышать этого. Ничего не хочу слышать. Разделаться с этим быстрее и… и всё кончено. И всё. Нет страху и подобной чухне! Тревога мёртвым грузом разлеглась на плечах.

Одиночество… Одиночество… Одиночество… Одиночество… Одиночество… Одиночество… Одиночество… Одиночество…

- Самому не верится… - пара неуверенных шагов в мою сторону. Метр расстояния. Толпа шумит, рыжее солнцу просвечивает его волосы. Такой момент… который хочется навсегда запомнить. Заставить его слиться с воспоминаниями утра, смешаться в единый поток ощущений… И сохраниться в памяти яркой вспышкой. – Иногда думал, что сам себе всё это придумал. И что меня никто не встретит. - Размечтался… В первый раз вживую вижу его улыбку. По дороге домой обсуждаем какую-то бредовую идею, не смея заикнуться о предстоящем. Наблюдаю, просто не могу отвести взгляд. Странно говорить с человеком, когда знаешь, что это последний раз, когда видишь его. И немного неприятны эти знания, но невозможно отделаться от них и на минуту. Я не замечаю того момента, когда он прекращает говорить и, вероятно, ждёт моего ответа. Но слова комом застряли в горле, логическая цепь безвозвратно утеряна. Так же безвозвратно, как вскоре уйдёт и он. Как это глупо, выбрать смерть, даже не зная, что там – за ней. Гореть тебе в Аду и прочее, прочее, прочее… Чувствую, так и не сдержу того обещания. Встретимся раньше, чем через полгода. У меня давно всё готово. Самый острый охотничий нож, как главный элемент. Большое лезвие, заточенное едва ли не под бритву, без единого рубца. Несколько тряпок, что когда-то были простынями. Толстые грубые верёвки. Чёрные мусорные пакеты. Всё, без чего не обойтись. В рюкзаке, в который я всё это запихал, лежат пила и топор – чтобы потом разделать уже мёртвое тело. Я всё продумал. Но… как же сложно воплотить это в жизнь. И всё же, это мне можно знать о моей нерешительности, ему – нет. Ни одним моим жестом, ни одним моим словом нельзя показать этого. И главное реже смотреть в глаза. В потайной карман рюкзака я положил то, что не пригодится. Но не могу перестать надеяться, что почувствовав дыхание смерти на своей щеке и первую острую боль, причинённую мной, он передумает. Невозможно. Знаю. Но не перестаю верить. Дурак, питаю себя пустыми надеждами… Дорога до дома в тишине.

Не оставляй меня - Мне без тебя ещё хуже, чем с тобой. Не оставляй меня - Я позавидую мёртвым…

- Есть не хочешь? – странно звучат эти слова, обращённые к человеку, которого собрался убить. Странно спрашивать об этом того, кто уже через час будет мёртв, а через два… - Как то не жажду, чтобы ты копался в моей не переваренной пище, - усмехается он. – Специально два дня не ел. Вздыхаю и рывком надеваю рюкзак на плечи. Неизбежно. - Пошли что ли, раньше сдохнешь – меньше мучиться, - бурчу себе под нос, но достаточно громко, чтобы он услышал. Настроение сегодняшнего утра пропало к чёрту. Вот, вроде и он, живой, из плоти и крови, идёт позади меня. Но идёт на свою смерть, и я её вершитель. Радоваться не выходит, совсем. Хочется развернуться, заехать кулаком по лицу, схватить за грудки и хорошенько встряхнуть. Спросить что-то вроде: «Ну нахуя ты это задумал?!» Но молчу. Веду вглубь леса, отгоняя всеми силами подобные мысли. Горло сдавливает, и пространство немного плывёт. Ничего. Просто… ещё один этап. Предпоследний шаг на пути в отчаянье. Молодая трава сминается под нашими ногами, листья тихо колышутся от лёгкого ветра, деревья шуршат ветками, первые бабочки ищут пристанище, а птицы набивают ими свои клювы. Немая какофония громких звуков. Его шаги за моей спиной топчут мою тень и меня самого. Невыносимое одиночество заранее плюнуло в душу. Рядом с болотами пахнет гнилью и трясиной, влажный воздух забивает лёгкие, аромат оседает в горле неприятным привкусом протухшей воды. Я искал это место, тихое, безлюдное, вдалеке от поселений, в самой глубине леса. Болота, чтобы утопить то, что останется от распотрошённого тела. Тишина, чтобы слышать каждый звук, издаваемый перед смертью. И глушь, чтобы ни кто не смел помешать. Кидаю рюкзак на влажную землю, сажусь под деревом, Гилморн без слов садится рядом. Такой неловкий момент. Когда нужно что-то сказать, запомнить это навсегда. Последняя адекватная беседа, не наполненная болью, страданием и прощальными стонами. - Тебе не страшно? – поворачиваюсь к нему, всё же смотрю в глаза. Кусаю губы изнутри, чтобы не было заметно. - Страшно, конечно, - он нервно улыбается, проводит по волосам на затылке. – Но я тут, это уже о многом говорит. Конечно. Притягиваю рюкзак, достаю нож, верёвки и длинную белую тряпку. Нож остаётся в руках, верчу его, проверяю лезвие. - Это последние минуты твоей жизни, мудак, и это всё, что ты можешь сказать? – поворачиваюсь, направляя остриё в его грудь. В голосе сквозит ирония. – Пиздец… - А что тут скажешь? Жизнь – дерьмо и далее по списку? Ты и так всё знаешь, - его взгляд непроизвольно опускается на нож, кадык вздрагивает. Решение за тобой. Передумай же…

Одиночество… Одиночество… Я один, вы не увидели! Я один!!! Я не знаю, как долго я выдержу это, мне тревожно – паника… Пожалуйста, побудь со мной ещё не много, Я не хочу опять остаться один. Пожалуйста, побудь со мной ещё не много, Я ненавижу оставаться один…

Что страшнее, смотреть ему в глаза, когда нож начнёт входить в его тело и распарывать слои кожи и мышцы, или на открывающуюся рану, зная, что это даже не сон, а проклятая реальность? Я не знаю, и взгляд мечется. Я вижу тревогу на его лице, вижу, что вдохи стали глубже и чаще. Миллиметр за миллиметром я проникаю холодной сталью вглубь его тела. Он жмурится, но молчит, от лица отлила вся кровь, зубы от силы, с которой он их сжимает, скрипят. Наверняка, это очень больно. - Постой… - шепчет, подняв взволнованный взгляд со своего живота. Неужели решил остановить…? – Свяжи меня, заткни надёжно рот и не вынимай кляпа, пока не останется сил кричать… И все надежды сыплются вниз. Ровно как и мой страх. Уже не так силён страх раз и навсегда потерять его. Значит, я сделаю эту смерть незабываемой, вгрызусь в память усопшего последним воспоминанием. И нет, никогда не отпущу, чёрт возьми. Последние секунды прожитого времени он будет видеть мои глаза и чувствовать вкус нашего последнего поцелуя. Ему придётся унести память обо мне в Ад! Связываю ноги и руки, а рот затыкаю тряпкой. И в моём взгляде уже нет той нерешительности, я не дам увидеть её до самого конца, до самого последнего мгновения. Важно ли, что будет потом? Ни капли. Есть только «сейчас». И сейчас я разделаюсь со своей первой жертвой, порву на куски, если потребуется, пробью ножом печень и заставлю умирать в муках, если пожелаю. Вот как выглядит абсолютная власть… Приятное ощущение разливается по телу, а на губы вылазит улыбка. И она скрывает чуть больше, чем показывает. Его тело пропитано страхом, а в глазах блещет предвкушение, надежда на избавление, жажда сильного начала и быстрого конца. Он жмурится и заглушено кричит от боли, когда нож входит в него. Его тело начинает трястись, пытаться вывернуться. Но я уже не позволю, - провожу вниз, до самого лобка. Такой громкий крик, но слишком тихий, чтобы кто-то услышал, кроме меня. Только я и никто больше. Специально не задеваю органов, чтобы заставить его жить как можно дольше. После смерти он будет вспоминать меня и ассоциировать с невыносимой болью, что я принесу. Убираю нож, запускаю голые руки в горячие, пульсирующие внутренности, мышцы вместе с кожей расползаются в разные стороны, открывая нежные цвета розовых кишок. Кровь пачкает всё вокруг, в этот момент кажется, что она везде. Жгучий запах режет ноздри, но отчего-то нет времени отпахиваться от него. Достаю их. Скользкие, длинные, розовые, их «аромат» отчего-то не вызывает приступов тошноты. - Помнишь, что я обещал? – я наклоняюсь к его лицу, смотрю прямо в душу, и надеваю на шею живой, пульсирующий жемчуг, залитый красными каплями человеческого тела.

Я НЕНАВИЖУ ОСТАВАТЬСЯ ОДИН…!!! Я НЕНАВИЖУ ОСТАВАТЬСЯ ОДИН…!!! Я НЕНАВИЖУ ТОГО, КТО ОДИН…!!! Я НЕНАВИЖУ ОДИНОЧЕСТВО…!!!

Гилморн уже в полусознательном состоянии, и на мой вопрос находит ответ медлительно, - кивает. Слабо и неуверенно. Отчего то становится немного больно в груди. Но всё скрываю за сегодняшней улыбкой. Вновь погружаю руки в горячие внутренности. Странно, необычно и точно не нормально, чувствовать их структуру своими ладонями. Раздвигаю лёгкие, чтобы ещё лучше видеть сердце. Бешенный такт. Наверняка, боль переваливает за все возможные пределы. Крики затихают лишь на секунды, чтобы вдохнуть. Я хочу видеть его живым. Но… Снова беру нож, костяная рукоятка пачкается в крови и выскальзывает из рук, с размаху всаживаю нож в печень, кровь наполняет пустующее пространство в его теле. Он уже не кричит, и я позволяю себе снять кляп. Подрагивающими пальцами провожу по лицу, оставляя красный след. Наверно, я всё же что-то повредил, когда разрезал живот – изо рта выступает кровь, немного блестит в уголках побледневших губ. Я наклоняюсь, рука проскальзывает под рёбра и сжимает ещё подающее признаки жизни сердце. Оно умолкает. Всё реже тихие удары. Сердце, отчаянно борющееся за жизнь. Волнующий, наполненный облегчением и грустью, наш первый и наш последний поцелуй. Со вкусом крови и желчи. Я вдыхаю его прощальный крик, когда сжав ладонь до предела возможностей, вырываю сердце. Вот оно, мгновение, которого мы ждали. И оно не приносит никакой радости. Абсолютный ноль и безразличие на душе. Безразличие ли?... Гнетущая тишина. Ни надрывного дыхания, ни крика. Ничего. Пусто в груди, и не в его, из которой я бесцеремонно вырвал сердце. В моей. Там осталось осознание, что я только что убил слишком дорогого для себя человека, что в моей ладони последнее, что могло спасти его, подо мной его бездыханное тело, а я сам пропитан его смертью. Я лёг рядом и закрыл глаза. Что-то ужасное грызёт меня изнутри.

Не оставляй меня, Мне без тебя ещё хуже, чем с тобой… Не оставляй меня. Я позавидую мёртвым…

Мёртвые птицы улетают всё дальше. Их перья лежат на моём подоконнике, их тела разбухают от тлена, запах шелкопряда заполнил воздух и пропитал мою кожу. А я смотрю в окно сквозь решётку, улыбаюсь и молчу. Глажу шрамы на запястьях, так и не ставшие причиной моей смерти. Вспоминаю нежный вкус человеческого мяса и тихо, сам для себя, смеюсь. Мама снова пришла сегодня, принесла мне апельсиновый сок. Разговаривает со мной. Как жаль, но я больше не разбираю её слов. Знаешь… Пусть полгода ещё не прошло. Но я… скоро.