Сделай мне больно. Больше не надо Чувствовать телом Тепло и ласку. Сделай больнее, Побольше садо Необходимо Содрать с меня краску...
— Думай, — он поднес свою ладонь к чужому лицу, оставляя расстояние в жалкий миллиметр, — я ничего не делаю, ты выбираешь. Лишь одного прошу — сделай мне больно. — на лице нежная, искренняя, по-своему пугающая улыбка. Миказуки, взяв руку за запястье, отстраняет её от лица, с немым вопросом смотря в сияющие безумием глаза. Но ответа не получает, собеседник молча покидает его, оставив лёгкий, обжигающий холодом поцелуй на пальцах. Безумец. Ни для кого не секрет то, что "Журавль" имел склонность к безумию. Ни для кого..., но почему-то это постоянно удивляет, приводит в немой ужас, но самое страшное — завораживает. Невозможно не поддаться наслаждению, когда Цурумару белой птицей кружится в самой гуще врагов, утопая в чужой крови. Он смотрит с вызовом, скалится, смеётся, для него сражение - ничто иное, как игра. Кунинага не задумывается о последствиях, издеваясь, танцует свой танец, острым клинком рассекая плоть. И порой он смотрит на тебя и чувство, словно видит душу, это манит, тянет в омут горького безумия и ты уже не можешь ровно дышать, каждый раз задыхаясь, стоит ему сделать лишь один взмах рукой. Мунечика каждый раз клянет себя, когда замечает, что вновь не сводит взгляда с Кунинаги, вновь, с нескрываемым наслаждением, любуется каждым его движением. И вновь, поддавшись искушению, не отказывает себе лишний раз прикоснуться к этому прекрасному созданию. Цурумару обращает внимание на него и их взгляды пересекаются. В этот момент, на долю секунды, окружающий мир исчезает, оставляя только их двоих, живых воплощений молчаливой мудрости и бушующего безумия. Небо и земля, но губы все-таки соприкасаются.Сними с меня маску Мертвую кожу Промой мои мысли Глаза кислотой
Они встречаются почти случайно. Почти — по той причине, что один — не скажет, что ждал, другой — не признает, что искал. Цурумару носом утыкается в шею, вдыхая приятный запах зеленого чая, а в это же время руки по-хозяйски обнимают за талию, заставляя прижаться сильнее. Объятия крепки, несмотря на то, что Журавль казалось был сделан из хрусталя - одно неловкое движение и он разобьется на тысячи мелких осколков. И от части это было правдой, ведь хрустальным было не тело, а душа. — Сделай мне больно... — шепот обжигает кожу и слова набатом бьют по ушам не позволяя сосредоточить взгляд на чем-либо. Перед глазами все плывет, а эта фраза каждую секунду слетает с сухих губ, прерываемая лишь невесомыми поцелуями. — Цуру... — легким прикосновением его заставляют замолчать. Кунинага поднимает на Мунечику взгляд, в котором вновь плещется сто раз проклятое безумие. И улыбка, нежная улыбка так не подходящая к этому взгляду. Он просит, умоляет. Эта молчаливая мольба сломать, разбить, превратить в пепел и развеять на ветру. И самое, что ранит более всего — нет возможности отказать. — Да что же ты со мной делаешь?Сделай мне больно Серьезнее, строже Поставь на колени Я буду такой
При свете луны цвет янтарных глаз становится на несколько тонов темнее, лишая яркого блеска. Он лежит среди руин, на уже холодном пологе пепла, устремляя затухающий взгляд в небо. — Я медленно сходил с ума, ожидая этого момента, — он подимает руку, чтобы "взять" пальцами луну, — Знаешь, она всё-таки прекрасна, но все это время была так далека от меня, что я уже хотел отчаяться, — по щекам катятся слезы, что из-за пепла и ещё недоконца засохшей крови окрашивались в грязно-бордовый цвет. Неловким движением, из-за дрожащих рук, их убирают, размазывая по щекам. Журавль горько смеётся, проглатывая комки боли, собравшиеся в горле, от каждого вздоха тело содрогается и раны снова кровоточат. Теже руки пытаются их закрыть, но они лишь окрашиваются в алый. В воздухе витает запах пепла и металла, он насквозь пропитан болью, чужим страданием, но где-то есть нотки глухого счастья. Миказуки прижимает к себе стремительно холодеющие тело, целует бледные руки, слизывая следы своей слепой веры. Кунинага улыбается, глухо смеясь, утыкается носом в шею, он переплетает их руки, из последних сил сцепляя пальцы в замок. — Я похож на журавля? — еле слышный шепот срывается с потресканных губ. — Более чем, Цуру, более чем... — журавля обнимают чуть крепче, слегка покачиваясь, словно успокаивая. Вокруг никого, только обугленные остатки построек, покрытые пеплом, а единственным звуком был лишь переполненный горем звонкий, безумный смех. Но смеялся не прекрасный журавль.Голой, живой Без налета из фальши, Нервами в землю, Ночами без снов. Сделай мне больно, Зайди еще дальше, Если так хочешь Увидеть любовь