Вдохновение

"Валя нескладный, состряпанный наскоро из мало подходящих друг другу деталей. На немалой высоте его роста из тонкой шеи торчит над любым собеседником лицо мальчишки-старшеклассника, привлекательное, но вечно искаженное каким-нибудь неприятным выражением, абсолютно лишающим его всякого обаяния..." - Мирон Янович, можно немного вниз опустить? - вторгся в его сознание женский голос откуда-то с первого ряда. Мирон взглянул на источник звука, стараясь сконцентрироваться. Девушка с конским хвостом, в прошлый раз она тоже сидела спереди. И теперь вот, наверное, тянула руку секунд тридцать прежде, чем подать голос, ждала, когда же он обратит внимание. Хорошая девушка, потенциальная отличница. Надо бы потрудиться и выучить её имя. - Да-да, конечно, - Федоров перевел взгляд с девушки на экран проектора, а оттуда на монитор. Его опять посетило ощущение потери контроля над происходящим. Надо собраться. Надо было всё-таки спать сегодня ночью, но теперь сожалеть об этом уже поздно, да и смысла не имеет - после долгого простоя хочется работать как никогда раньше. Сейчас ему нужно собрать себя по кусочкам, словно пазл, на который забыли нанести картинку. - На первые вопросы все ответили? - Нет! - тут же вскидывается другая девушка. Короткая стрижка, вязаная кофта, очки. Её рука двигалась по бумаге быстро, лихорадочно исписывая уже вторую сторону листа. Мирон болезненно поморщился, воображая себе, как будет проверять её раздутые, изобилующие лишней информацией ответы. - Тогда перепишите или сфотографируйте вопросы, хорошо? - надо было предложить это сразу. Продиктовать им вопросы и заняться своими делами. Может быть, даже сходить покурить. Минимализировать свое участие. Но уже поздно. Руки с телефонами стали подниматься вверх, зато можно было сразу заметить, кто в каком темпе работает. - Не будем задерживать остальных. - Машнов, убери голову! - раздалось откуда-то из центра, а потом раздался стук - это о парту ударилась голова. Мирон на мгновение позволил себе взглянуть на источник шума, и тут же опустил голову, пряча улыбку и делая вид, что страшно занят, сдвигая изображение на экране вниз. Парня зовут Вячеслав Машнов, но для Мирона он Слава Карелин, Валентин "Дядька", Гнойный и даже Соня Мармеладова. Машнов - явно не самый примерный студент, и вряд ли горит интересом к предмету Федорова или к самому преподавателю. Но разум Мирона вцепился в него, ухватился, как за соломинку, и вытянул Федорова из творческого кризиса, длившегося несколько чертовски тяжелых месяцев. И теперь в голове больше нет этой звенящей пустоты. И он снова может писать. Но это - словно сделка с дьяволом. В обмен сознание требует вписывать черты этого юноши в произведение, награждать ими разных героев, словно пытаясь окружить себя ими. Внести его в собственный, принадлежащий Мирону и контролируемый им мир, и таким образом присвоить себе. Но это иллюзия. Бесплотные фантазии, которые никогда не станут реальностью. А в реальности... А в реальности Мирон вернулся взглядом к лежащей на парте лохматой голове и задержал этот взгляд дольше положенного. Новые вопросы, которые теперь стали видны, вызвали в аудитории большое оживление. Кто-то снова принялся фотографировать, кто-то - лихорадочно записывать, а кто-то, полагая, что на него не обращают внимание, полез в телефон, пытаясь выведать ответы у поисковика. И только голова Машнова продолжала лежать на парте. Мирон поднялся. Импульсивный жест. Он прошел вдоль первого ряда, слушая, как затихает шепоток. Взгляд его скользнул по листкам, лежащим перед студентами, и Федоров отчетливо осознал, что не имеет ни малейшего желания проверять все это. А ведь когда он составлял вопросы, то был полон энтузиазма. Когда его настроение стало зависеть от этого парня? Что вообще с ним происходит? Федоров остановился точно напротив Машнова. Тот сидел во втором ряду, но перед ним за первой партой было пусто, и Мирон отлично мог рассмотреть его встрепанную, наверняка чертовски мягкую шевелюру, сгорбленную спину, длинные руки с красивыми пальцами... - Вячеслав, - позвал он, и голос разлился над притихшей аудиторией. Слава дернулся и вскинул голову. - Мне кажется, Вам пора вернуться к работе, Вы больше никому ничего не загораживаете. Слава на мгновение поднял глаза на преподавателя, но его взгляд быстро переместился с Мирона на экран проектора, а затем в листок. И голоса он так и не подал. Мирону следовало бы отступить. Вернуться на свое место и попробовать вспомнить, о чем он писал. Или просто смиренно ждать, пока студенты закончат работу и разойдутся. Но он, как дурак, остался на месте, продолжая рассматривать Машнова. На парте возле руки юноши лежала книга. Мятая закладка почти в самом конце, и на что-то из программы не похожа - новенькая, темная обложка. Какое Мирону дело до этого? И все же он не мог справиться с любопытством. Точнее, с желанием знать об этом юноше все, что возможно. - Могу я взглянуть? - он указал рукой на книгу. Слава снова поднял глаза. И снова отвел взгляд так же быстро, словно в лице Федорова не за что было зацепиться. Но книгу всё-таки подал. - Конечно, - пробормотал он. Мирону даже тянуться особо не пришлось, просто подхватил пальцами корешок и тут же повернул обложкой к себе. И едва не фыркнул. И как он не узнал сразу? На его ладонях лежала "Fata Morgana". Его "Fata Morgana". - И что? Хорошая книга? - бросил он, возвращая экземпляр Славе. Какая всё-таки причудливая штука, жизнь. - Отличная, - на секунду в глазах Машнова что-то вспыхнуло. Он улыбнулся и неожиданно бережно положил книгу возле себя. И в этот момент преподавателю должно было бы стать ясно, что этот юноша забыл на литфаке. Но для Мирона это было личное. - А по-моему - графомания полнейшая, - бросил он досадливо, в приступе то ли привычной едкой самокритики, то ли... Ревности? И, не встречаясь больше взглядом со Славой, пошел к своему месту. - Много ты понимаешь, - разобрал он раздавшийся сзади шёпоток, но предпочел сделать вид, что ничего не услышал. Он подхватил со своего стола два исписанных листа - все, что получилось создать за сегодняшний день, и принялся рвать их на мелкие кусочки. Ночью начнет по новой. Ночью его длинная, нескладная муза придет к нему, и будет нашептывать совсем другие вещи. Ночью его Слава Машнов будет воображаемым. Зато послушным.