Уборка в кладовке Аляски.

Дверь громко захлопнулась. - Что за чёрт?! Как они все надоели… - стряхиваю с волос и костюма снег, - Ну и пусть я получу взбучку от мэра! Я вообще хожу на собрания по работе, а получается, что только нервничаю. Зачем вообще тогда переться за тридевять земель в этот Вашингтон? Очередное собрание штатов прошло как обычно. Все только и делали, что бесились и отвлекали от общей темы. Черт, и Альфред этому ещё потакает! Как я зла на них… Ну и ладно. Нужно ещё разобрать кладовку. В доме места для хлама не хватает, поэтому я построила иглу в своём дворе. Выбрала тёмное место, дабы летом не растаяло. Немного ослабеваю галстук, снимаю пиджак и, бросив его на стул, плюхаюсь на кровать. Не успеваю закрыть глаза, как слышу недовольный рык в свою сторону. Поворачиваюсь на бок и пристально смотрю на свой будильник – некормленого хаски. - Я ведь только легла, зараза ты такая… Ладно, что там у нас в холодильнике?.. -…На, вечно голодный, - ставлю миску с нарезанным кубиками свежим мясом и отхожу в сторону, чтобы меня с ним не перепутали. На улице до сих пор идёт снег. Снежные хлопья лениво кружатся в морозном воздухе, мягко опускаясь на землю в каком-то необъяснимом танце, и хочется вот так же размеренно полетать, чтобы потом спуститься в сугроб и стать ледяной горкой или снежной бабой. Выхожу на улицу и вдыхаю этот самый воздух, до боли знакомый и родной. Северный. А вот и моё иглу. Здесь довольно просторно и пахнет рыбой. Свет приглушён, и все вещи приобретают голубоватый оттенок. Только небольшое отверстие вверху является единственным источником света. - Начнём, пожалуй, - обращаюсь к самой себе. Осматриваюсь. Взгляд натыкается на большой деревянный ящик. Открываю его и размахиваю вековую пыль, кашляя. Сверху лежат школьные принадлежности. Беру в руки чернильницу. О, сколько у меня с ней связано воспоминаний,… она разбита уже много раз, склеена по стёклышкам, и вроде её еще можно использовать. Но сейчас ведь есть авторучки, и ни чернильницы, ни перья не нужны. Перо… Обгрызено почти до половины своей длины, пожелтело, кончик иступился. - Я им больше не пишу, надо выкинуть. Что дальше? Ах, учебники… Порванные жёлтые страницы, побледневшие буквы кириллицы, примитивные цвета картинок… Таких сейчас уже нет. Но раньше довольствовались и этим. Сейчас же… Красочные иллюстрации чуть ли не ренессановских художников украшают каждую страницу и огромные знаки. Как будто дети плохо видят, честное слово. И ведь мало, мало всё им, просят бесконечные игрушки из дорогих магазинов, которые оказываются потом брошены где-нибудь в тёмном углу… Нет, так не было никогда. Но что-то я отвлеклась. Шевелю головой, будто вытряхивая посторонние мысли. «Надо и их выкинуть», - с грустью смотрю на учебники чистописания и литературного чтения, попутно освежая воспоминания. -… Евгения! Быстро садись за урок! Клянусь, высеку… Да, лучше Россию не злить. Неохотно показываюсь из-за кухни, моего «убежища», где я спряталась на случай его гнева. Да, конечно, у него нет времени на мои капризы. Но это чистописание… Мучение какое-то. Какая польза от того, что делать не хочется? Так думала я, удивляясь «упрямству» и «непониманию» Брагинского. Я была ещё ребёнком. - Что ещё… - пытаюсь отогнать от себя мысль о своей неблагодарности и запускаю руки глубже. Что-то округлое… По телу пробежал холодок. Трещина. Дрожащие пальцы обхватывают маленькую вещицу и медленно поднимают её к свету. Матрёшка. Та самая матрёшка. Конечно, за время она истёрлась, краски потеряли цвет, но эта трещина… Она появилась именно тогда. -…Твои земли теперь принадлежат моему государству!- ухмылка на румяном лице с угловатыми, резкими, но ещё не изрезанными морщинами, чертами. Эта страна только начинает жить – страна, в которую внесли частицу себя все, страна с большим и прекрасным будущим, нагоняющая по экономике такие промышленные державы, как Германию и Англию. А звучит-то как гордо - Соединённые Штаты Америки! Но…я не вижу искренности в этой улыбке, в этих хладных голубых глазах, полных расчётливости и скупости. И поэтому мне страшно. - Нет, не надо! – упрямо дёргаю плащ России, всё ещё не веря, - Ты же пошутил, да? -…и начинаю плакать, когда кажущийся таким высоким и сильным человек, заменивший мне отца и мать, едва заметно качает головой и грустно улыбается. Нехотя отпускаю светло-коричневую ткань. - Ну и ладно! Я проживу, я выживу! – крик разносится эхом по равнине, и я сжимаю свой «прощальный подарок» так, что лакированное дерево с треском прорезает шрам. Кое-как собрав вещи в маленькую котомку и подозвав Юзгара, я пошла навстречу своему новому жилищу и новому этапу жизни. Нельзя быть слабой в такие моменты, и кажется смешной маленькая девочка в меховой шапке и с двумя светлыми косичками, гордо распрямившая спину, шагающая рядом с единственным верным другом- щенком хаски. -Эх, было время…- ставлю столь дорогой мне предмет на прибитую здесь же деревянную полку и осматриваю свой «сборник мусора», который на самом-то деле мусором не является. Ведь это- моя история в вещах, мои воспоминания и моё прошлое. А прошлое никто не выбросит. *** -Почему у тебя так грязно? – брезгливо вопрошает мой мэр, пока я закрывала ворота во двор, - О, иглу! Откуда оно здесь? – какие всё-таки смертные любопытные. -Кладовая. -А что у тебя там? Не секретные материалы случаем? О, какой прелестный народный костюм! А какая шубка! Ты носила её в детстве? Ты, наверное, была очень милой… На этом я слушать перестала. -Стой-ка! Матрёшка? А почему с трещиной? Надо бы показать её мистеру России… -Подождите!- истерично кричу я, - Русские идут, прячьте это!