Ночь второго года Республики

Шаг за шагом, отель все ближе. Робеспьер не может до конца принять, что это действительно происходит. Все меняется слишком быстро. Он хочет этого, еще не зная, что это будет. Максимильен способен пойти далеко - но не дальше определенной границы, и тогда он скажет “нет”. По крайней мере, он хочет в это верить. Сен-Жюст все еще держит его за руку, так крепко, словно опасается, что он может ускользнуть. Все кажется нереальным. Дома, мимо которых они проходят. Голоса вдалеке. Ночное небо, распахнутое над ними, едва прикрытое облаками. Звуки их собственных шагов. Париж. Революция. Конвент. Неужели он действительно собирается позволить себе это? Дорога такая долгая. Тридцать пять лет ему не угрожало ничего подобного, никогда так близко, никогда так неизбежно. Тридцать пять лет - против нарастающего с каждым днем комом усталости, трепета, очарования, страха, секундных моментов единения, когда их взгляды встречались, а мысли совпадали, даже еще не высказанные. Это стало значить больше, чем Робеспьер когда-либо представлял. Он думает о том, что будет. Думает, стараясь не продумывать слишком подробно, потому что все, что он знает, внушает отвращение. Сальные комментарии Дантона. Глупый смех Демулена. Что они находили в этом? Похоже, сегодня он узнает. Сердце замирает от этой мысли. Что, если он больше никогда не сможет вернуться обратно, в мир, где все это его не волнует? где он - тот человек, Неподкупный, который всегда себя считал. Конечно, он не думает, что одна ночь способна превратить его в кого-то другого… В кого-то, кто будет подвержен настолько низменным искушениям, как алкоголь, курение и беспорядочное соитие… Отвратительно. Отлавливать Демулена в Пале-Эгалите, бывшем Пале-Рояль, было отвратительно. Но Сен-Жюст не может быть отвратительным. Робеспьер осторожно переводит взгляд на своего спутника. Антуан прекрасен: античный профиль, чуточку женственный, как все и говорят, светлая кожа, волосы, не прикрытые париком (как ему идет этот новый стиль, больше, чем кому-либо другому!), упрямая складочка между бровями, гордая улыбка, которую он сам едва ли осознает и которую каждый день поминают недобрым словом его оппоненты в Конвенте. Сен-Жюсту нравится представлять себя Цицероном - древнеримским философом и оратором, несправедливо обреченным на смерть вторым триумвиратом. “Лицо - зеркало души” - его слова. Робеспьер хочет оказаться дома, за своим столом, где сможет на минуту уронить голову на руки и подумать о том, что происходит, но это невозможно. Что, если с ним что-то не так? Что, если он разочарует Антуана? Робеспьер не хочет оказаться рядом с Сен-Жюстом, таким молодым, совершенным - и при этом еще и опытным, когда он… Когда Максимильен прекрасно знает о себе, что он не отличается физической красотой, что он намного старше, что он не обладает необходимыми знаниями. Он жалеет о том, что упустил момент, когда можно было бы избежать всего этого, без последствий для их дружбы и совместной работы. Избежать медленного движения к краю пропасти. Как остановить его? Как остановить то, что происходит прямо сейчас, так, чтобы Сен-Жюст не решил, что он… позволяет страху управлять собой? Робеспьер не может открыто признаться в этом перед самим собой, но ему нравится, что Антуан высоко превозносит его таланты и возможности, не скрывая это, а, наоборот, открыто признавая. Что, если это закончится сегодня? Если вместо восхищения завтра он увидит в его глазах что-то иное? Максимильен видит отель и надеется, что его волнение не так заметно Сен-Жюсту, как ему самому. Расстаться с теплой ладонью будет сложно - как разомкнуть связь, которая удерживала их вместе, посреди шторма. Но им придется это сделать, ведь верно? Они не могут войти в отель, держась за руки. Не могли бы, даже если бы не были людьми, на которых каждый день пытаются найти порочащую честь информацию. Но что может быть более скандальным, чем очередной ложный репортаж о том, как его видели выходящим из борделя Пале-Эгалите?.. Он надеется, что на сегодня люди удовлетворятся своими фантазиями о его личной жизни и оставят в покое гораздо менее увлекательную реальность… Обычно менее увлекательную. Может, он еще может сказать “Нет”? На что он согласился? Как он мог согласиться. Как он мог не сказать “нет”. Робеспьер вызывает в памяти момент, когда решение было принято в мгновение ока, когда он, зачарованный, опешивший, не верящий в реальность происходящего, смог произнести только “Не здесь”. По крайней мере, думает Максимильен, это было не “Пожалуйста, да”, но эта мысль почему-то ничуть не успокаивает. По крайней мере, случилось не самое худшее. Ему кажется, что каждый человек смотрит на них и мгновенно видит связь между ними, что все знают, что произойдет через несколько минут - лучше, чем он сам. Это, конечно, не так. Они размыкают ладони. Неожиданно холодно пальцам и страх захлестнул чуть сильнее - но в остальном все хорошо, и Робеспьер поднимается по лестнице рядом с Сен-Жюстом. Сердце колотится. Они идут по коридорам, Максимильен не может идти так же быстро, как Антуан, и поэтому Сен-Жюсту приходится подстраиваться под его шаг. Ему трудно это дается, его тело рвется вперед, к номеру, к тому, чтобы получить то, чего хочет. Рука Антуана качается рядом, чуть касаясь. С каждым касанием Робеспьер беспокоится все сильнее. Он слышит дыхание Антуана. Вдох, выдох. Громче, чем обычно, или ему кажется? Наконец, номер. Сен-Жюст взволнован и справиться с дверью удается не с первой попытки. Робеспьер борется с желанием сбежать, но слышит голос, приближающиеся шаги - и входит. Слышит, как дверь закрывается, пути назад нет. Сен-Жюст стоит в нескольких шагах от него - темный силуэт. Молчит. Робеспьер не может поймать ни единой своей мысли, они все разбежались. Он не совсем видит, скорее, чувствует, что Антуан колеблется. Предложить кофе? Зажечь свет? А стоит ли? Можно ли сделать это прямо сейчас? Максимильен пропускает момент, когда Антуан приближается одним мягким движением, склоняется и целует его. Ощущения странные. Сен-Жюст определенно пытается быть нежным, насколько возможно; губы прижимаются к губам, сдерживая страсть; пальцы поглаживают щеку, задевая парик. Его глаза закрыты. От непривычного давления Робеспьеру хочется отступить, но он не хочет позволить прижать себя к стене. Через секунду, когда Сен-Жюст меняет наклон, чуть захватывая нижнюю губу Робеспьера, ему все-таки приходится сделать шаг назад. Максимильен спиной чувствует стену, и в следующий миг ее опора ему действительно необходима, потому что Антуан углубляет поцелуй, почувствовав себя увереннее - он больше не колеблется. Тела прижаты друг к другу. Робеспьер кладет руки на плечи, чтобы легко оттолкнуть, когда станет слишком, но Антуан понимает это совсем иначе, и его рука мгновенно оказывается на талии, а другая пытается опуститься со скулы на шею, ожидая контакт с кожей, но нащупывает ткань воротника. Разочарованный теплый выдох разбивается о губы. Поцелуй прекращается. Робеспьеру кажется, что он длился минуты, но на самом деле прошли лишь мгновения. Сен-Жюст с улыбкой отстраняется, не отпуская рук. Ладони Максимильена все еще лежат на его плечах, чувствуя гладкую ткань. Жарко. Антуан склоняется для второго поцелуя, собираясь получить все, что сможет, в эту ночь. - Стой, - смущенно произносит Робеспьер, нарушая молчание, - парик. И действительно, пудра уже начала осыпаться от столь непочтительного обращения. Антуан помогает ему снять парик. Осторожно открепляет, тонкими пальцами касаясь лица. Робеспьер краснеет от неловкости и того, насколько непривычно ему находиться в таком положении. Зачем он позволяет снять парик вместо того, чтобы уйти? Ради взгляда Сен-Жюста? зачарованного, внимательного, магнетического взгляда, который внушает ему, будто он желанен, и оставляет впечатление беззвучной мольбы - останься еще ненадолго, прошу. Сен-Жюст готов и вслух произнести эти слова, если нужно. Робеспьер остается. Антуан с каким-то благоговением распускает завязки воротника, пока Максимильен старается не поднимать глаз и смотрит на его ноги в кюлотах, едва ли это осознавая. Сен-Жюст быстро справляется с задачей. Воздух касается кожи, которая долгое время была закрыта тканью. Робеспьер остро чувствует, что шея обнажена, но вернуть воротник уже невозможно. Сен-Жюст проводит рукой по волосам, осыпаются остатки пудры. Ладонь спускается ниже, ложится на затылок… Робеспьер чуть откидывается на нее, закрывает глаза и готовится замереть и не двигаться, пока Сен-Жюст... Тишина такая, что его полувздох-полустон слышен вполне отчетливо. Губы Антуана замирают на его шее, и с них слетает до краев наполненный самодовольством тихий смешок. Лицо, шея, плечи Максимильена горят от смущения и стыда. Ладони сжимают плечи, но Сен-Жюст не собирается жаловаться, вместо этого он целует шею снова, в поисках чувствительных мест и поиски оказываются неожиданно плодотворными: Робеспьер легко откликается на каждое прикосновение к шее, и Антуан не смеет прекращать. Он знает, что звуки могут вызвать подозрение, но на данный момент ему все равно - это так прекрасно, так волнительно, так сладко, что, когда Максимильен сжимает губы в попытке прекратить совершенно не подобающие реакции, он просит его не лишать его этого блаженства. - Но… услышат… - голос такой непривычный, близко к уху, срывающийся шепот. Антуан повержен. - Не услышат, - говорит он. Он ощущает, как поднимается и опускается грудная клетка Максимильена, прижимаясь к его с каждым вдохом. Ему кажется, что он слышит биение сердца. Губы Сен-Жюста приникли к его шее, как к источнику воды в пустыне после долгого пути: и он пьет, Робеспьер чувствует это. Он чувствует жар тела Антуана, почти невыносимый. Сен-Жюст снимает сюртук с него, потом с себя. - Помнется, - объясняет он, и голос звучит для него самого чужеродно. Без сюртука легче и одновременно тяжелее, потому что преград между телами все меньше. Робеспьеру кажется касание около бедра - кажется, потому что ладони Сен-Жюста сейчас на его груди, рефлекторно ищут под (слишком тонкой!) рубашкой то, чего у него и быть не может, и это смущает, но каким-то образом все равно приятно. Робеспьер благословляет стену, потому что сомневается, что мог бы устоять на ногах после такого натиска. Он прижат к стене, почти распят, цепляется за плечи Сен-Жюста, пытается задерживать дыхание, кусает губы, но Антуан снова просит его и снова целует в шею; ресницы задевают кожу, и это _невозможно_. Руки Робеспьера невольно обхватывают шею Антуана, пальцы мнут ткань. Сен-Жюст всхлипывает от его стона, опускаясь ниже, отодвигая мешающий ворот рубашки. После нескольких поцелуев в плечо он пытается избавиться от нее, снять через шею: его пальцы касаются кожи живота, и это резко возвращает Робеспьеру четкое восприятие реальности. Он прижат к стене в номере Сен-Жюста, с его губ срываются стоны, дыхание сбито, парик, воротник и сюртук - на стуле. Максимильен в панике смотрит на Антуана, пытается отдышаться. Сен-Жюст убирает руки, снимает свою рубашку через голову, трясет волосами, чтобы смахнуть упавшую на лицо прядь. Робеспьер закрывает лицо рукой, опирается о стену и дышит. Перед глазами все еще стоит образ Антуана: лицо, волны локонов, холодный блеск серьги, обнаженные плечи, грудь, живот… Неприемлемо. Непривычно. Невозможно. От нового поцелуя в шею Робеспьер вздрагивает. После стольких прикосновений этот ощущается по-другому. Неуместным. Он кладет ладонь на плечо и чуть отталкивает. Пальцы касаются голой кожи. Тепло. Невольно поглаживает. Антуан замирает, Максимильену кажется, что в его взгляде проскальзывает вина, но с чего бы. - Я думаю, этого достаточно. Сен-Жюст стоит перед ним, высокий, прекрасный, с немного ассиметричной улыбкой. - Останешься на ночь? - спрашивает он невинным голосом.