Препятствия

Герцог Алансонский всё чаще задумывался о том, чтобы обратиться к придворному лекарю с незначительной на первый взгляд проблемой — с преждевременным крошением зубной эмали. В последнее время он так часто злоупотреблял пагубной привычкой скрежетать зубами от злости, что их болезнь казалась неминуемой. Все при дворе словно сговорились сделать его беззубым в кратчайшие сроки: и матушка, чьи козни достигли небывалой сложности, и правящий брат Карл, но больше всех — больше всех драгоценная сестричка Марго. Каждый раз, когда Генрих Наваррский засыпал с ней в одной спальне, Франсуа стискивал зубы так, что болели челюсти; каждый раз, когда Марго укрывала у себя Ла Моля, Франсуа недостаточно было одних только зубов, и он обкусывал себе губы до крови. Если бы он не любил Марго, то давно бы обвинил её в преступлении, в попытке братоубийства: её надушенная перчатка казалась изощрённым ядом, случайно обронённое слово, в котором сквозила страсть к Ла Молю, — орудием предательства и измены. О, с каким бы удовольствием Франсуа заточил бы её в какой-нибудь камере, где она оказалась бы в полном его распоряжении! Но даже в этом случае Марго не принадлежала бы ему. Ведь имела одна незначительная загвоздка: королеве Маргарите угораздило родиться сестрой герцога Алансонского, и эта несправедливость больше всего походил на чудовищный заговор. Что поделать, если их семьи так изолированы, а достойных людей вокруг раз, два и обчёлся… Мало ли высокопоставленных дворян и даже королей имели романы со своими ближайшими родственниками! Не такой уж это и грех, а если даже и грех — то наплевать трижды, за все свои грехи Франсуа Алансонский уже заработал себе грандиозный провал на Страшном Суде. В их времена куда запретней королеве любить простого дворянина и прятать его у себя под кроватью — и в кровати, однако же именно этим и занималась Марго. Как донести ей это? Как объяснить, что любовь брата Франсуа не так уж плоха, не так уж неестественна, не так уж наказуема, в конце концов? — Удели мне минуту внимания, дорогая Марго, — каких только разговоров не состоится у порога королевских покоев. — Позже! Позже, мой дорогой брат, — но ещё большему числу разговоров никогда не суждено сбыться. Марго так изящно, так ненавязчиво выделила последнее слово, что всё встало на свои места. Маргарита — поистине храбрая девушка, она почти ничего не боится и, уж конечно, её не испугать так просто глупыми предрассудками, и запретная любовь — можно сказать, это её конёк. И дело, разумеется, вовсе не в их близком родстве. Дело лишь в том, что ей не нужен Франсуа Алансонский, кем бы он ни был — только и всего. Франсуа поднял обронённый ею надушенный платок, прижал к лицу и вдохнул так глубоко, как только был способен, словно и впрямь поверил в его ядовитость. Но придворному лекарю этой ночью не пришлось готовить противоядие. Всё, что он предложил герцогу, — примочки для укрепления дёсен.