***
В своем сне он увяз по колено в какой-то густой и тягучей субстанции и не мог сдвинуться с места. Потом почувствовал, что все же движется, хотя ноги оставались в капкане. Планета под ним сделалась совсем маленькой, он всем телом ощущал ее вращение, перемещающее его вперед, а над его головой хороводом кружили звезды, и голубоватые линии космических трасс, проложенных не им, а кем-то другим, то вспыхивали, то гасли, закручивались спиралями и прорезали бесконечную пустоту Вселенной наподобие молний… Переливчатый сигнал комма показался Дэну оглушительно громким, громче, чем ночная сирена в военном лагере, возвещающая подъем по тревоге. Он с трудом оторвал голову от подушки, мимолетом подумав, что совсем избаловался — ведь когда-то четырех часов сна в сутки ему хватало на восстановление. Датчики движения сработали, зажигая прикроватный ночник с приглушенным розоватым свечением. Дэн провел ладонью над спящей вирт-панелью комма, тыкнул в клавишу. У появившейся на экране физиономии вид был самый что ни на есть разбойничий — заметная щетина, крупный нос, свернутый набок, и выражение из серии «жизнь или кошелек!». — Воронцов, ты там совсем охренел?! — Очень громко произнесла физиономия взвинченным до предела тоном. — Какого лешего сто четырнадцатый стоит у нас на разгрузке?! Мне пришлось своих ребят на вторую смену гнать, а они, между прочим, люди, а не чертовы киборги! Да еще с такими показателями складских остатков на конец квартала премии нам не видать как своих ушей! Дэн поморщился, запустил пятерню в волосы, дернул. — Кэс, ну что ж ты так орешь-то, я же сплю еще. Не понял, с чего такой шум-гам. Я же еще пару дней назад лично делал рассылку по всем филиалам об изменении режима работы в связи с заключением договора стратегической важности. Через неделю запустим новые склады и все войдет в колею. Чего непонятного-то? Физиономия на экране озадаченно нахмурилась. — Гм… Странно. Ты точно делал рассылку? — Проверь почту и убедись сам. Собеседник Дэна покачал головой. — Ну, блин. Ну, дура… Уволю ее к чертям. Хотя нет, сперва прибью, потом уволю. Слушай, ты… это… Извини, что разбудил. Ну и за «чертовых киборгов» прости. Дэн картинно изогнул бровь, придал своему лицу выражение превосходства с едва заметным оттенком брезгливости. — Не стоит извиняться. Оскорбления из уст жалких людишек ничто для представителя высшей расы. Собеседник хохотнул. — Ну и юмор у тебя, Денисыч. Ладно, пойду убивать секретаршу. Увидимся в зале суда. Экран погас; Дэн еще некоторое время посидел на кровати, бездумно пялясь в полумрак, потом глянул на часы, поднялся и побрел в ванную. Привычным жестом стянул волосы в хвост, чтобы не мешались, включил воду, взял зубную щетку… Да так и застыл, с какой-то холодной отчужденностью рассматривая свое отражение в зеркале, словно не на себя глядел, а на кого-то чужого и малосимпатичного. Этот кто-то с недавних пор очень сильно мешал ему жить, он, безусловно, являлся главной причиной поселившейся внутри Дэна сосущей пустоты. Киборги очень похожи на людей. Как же иначе — они созданы по образу и подобию человека, и все человеческие пороки им вполне присущи. Например, жадность. Киборгу, как и человеку, всегда всего мало. Сперва киборг всего лишь не хочет в мусоросжигатель. Потом он хочет есть вкусную человеческую еду, а не кормосмесь, подольше понежиться под горячим душем и поспать не четыре часа, а все восемь. А еще он не хочет, чтобы его избивали, тестировали и отправляли умирать и убивать ради непонятных ему целей и идеалов. Но, даже получив все вышеперечисленное, он не может остановиться в своих желаниях, он начинает хотеть гораздо большего. Он начинает хотеть признания со стороны людей, равных прав, уважения, дружбы. Любви, наконец. Вот ведь ненасытная тварь. Можно было бы сказать, что чувства Дэна к Стасу претерпели причудливую трансформацию начиная с того момента, как Дэн под чужим именем нанялся навигатором на тогда еще безымянный транспортник. Хотя выражение «причудливая трансформация» звучало бы слишком вычурно. Обычная жадность — вот более точное и справедливое определение. Сперва главным чувством был страх. Страх и желание как можно реже попадаться на глаза самому опасному члену экипажа, который вдобавок сразу невзлюбил навигатора за цвет волос. Потом страх сменился интересом. Дэн наблюдал за капитаном уже не только для того, чтобы отслеживать его настроение и определять степень опасности, ему просто нравилось наблюдать и узнавать человека, казавшегося ему странным и неоднозначным. И вот однажды, когда капитан за что-то распекал Теодора, Дэн подумал, что он тоже хотел бы вот так. Чтобы его беззлобно отчитали за провинность, как наставник отчитывает непутевого, но любимого подопечного. Именно его, рыжего киборга без имени, а не Дениса Воронцова. Его желание сбылось после событий на Степянке — его не только вылечили, но и взяли обратно в экипаж, зная кто он такой. И капитан на самом деле стал относиться к нему не хуже, чем к Теду с Полиной, и распекал за провинности наравне с ними. А Дэн все продолжал наблюдать. Просто потому что нравилось. Смотрел, как пальцы уткнувшегося в читалку Стаса рассеянно поглаживают лежащую у него на груди кошку, как капитан морщится и дует на слишком горячий чай, как умиленно глядит на дерущихся подушками Теда и Полину, как преувеличенно сурово сдвигает брови, стоит только безобразникам его заметить. Как темнеют его глаза в минуты опасности, как разительно он меняется — вот некоторое время назад выглядел совершенно безобидно в домашних трениках, футболке и тапочках, зевающий спросонья, а теперь кажется, что даже киборга в боевом режиме одолеет с легкостью. И в какой-то момент Дэн ощутил, что ему мало того, что есть. Ему больше не хочется, чтобы Стас относился к нему как к Тэду с Полиной, Михалычу, или даже своему лучшему другу Вениамину. Ему хочется стать для него кем-то особенным. И он стал. После Каллакса. Ближе даже чем лучший друг, наверное, поскольку они делили на двоих постель, работу и жизнь вот уже десять с лишним лет. Довольно большой срок по человеческим меркам, а тем более по меркам киборга. Хотя нет, не ближе. И это так странно. Стас ведь дружил с Вениамином по велению души, а не из благодарности. Дэн увидел, как его отражение в зеркале сардонически кривит губы. Нет, ну правда. Он много сделал для Стаса. Жизнь спасал неоднократно. Здоровье и душевное равновесие помог восстановить. Стас идеалист в душе, хоть и строит из себя по жизни сурового космодесантника, которые, как известно, бывшими не бывают. Конечно же, он не мог не проникнуться чувством благодарности. «А ты чего хотел-то? — мысленно спросил Дэн у бледного типа из зеркала, — Чтобы тебя любили? Ну ты и ненасытная тварь».Часть 4: Галерея
6 декабря 2017 г. в 16:12
Бабочка на картине казалась живой, Роджер даже машинально протянул вперед руку в надежде, что она сядет на палец, но потом, спохватившись, отдернул. Подумал вскользь, что незаметные силовые поля, окружавшие полотна, тут очень даже кстати — наверняка не ему одному захочется потрогать бабочку. Он оглянулся назад и присел на белый куб, словно выросший из пола, такие располагались напротив каждого экспоната для удобства посетителей. Расслабленно опустил руки между коленей, прерывисто вздохнул. Бабочку совершенно точно только что сдуло со стилизованных под бамбук перил, окаймляющих веранду, порывом ветра, что взметнул вверх жиденький столбик желтого песка. Где-то за пределами этой картины присутствовал и он сам — босой, в домашнем косодэ и просторных штанах, расположившийся на веранде с чашкой чая, наблюдая, как Ланс делает быстрые наброски в альбоме. Когда младший мозгоедовский киборг гостил у них год назад, разве Роджер мог предположить нечто подобное? Полина наверняка могла, Ланс ведь слал ей кучу писем с фотографиями в процессе работы, которые она мужу принципиально не показывала, говорила, что не хочет испортить ему сюрприз. Что ж, надо признать, сюрприз удался. Нынче все критики и ценители живописи на Татууме замерли в ожидании открытия экспозиции под названием «Японский сад», которая состоится только завтра, а Роджеру устроили персональный эксклюзивный показ.
Мало кто знал, что история экспозиции началась довольно обыденно — на уютной кухне дома семейства Сакаи на Джемини-5. В то знаменательное утро младшие члены семьи еще досматривали сны, Полина возилась с завтраком, а Роджер по укоренившейся привычке просматривал сводку происшествий в их секторе.
Никакой необходимости в этом не было — его карьера оперативника оборвалась пять лет назад. Ему тогда недвусмысленно намекнули, что с биопротезами вместо правой руки и половины левого легкого его место либо в штабе, либо в Академии галаполиции. Роджер без колебаний выбрал Академию. Штаб открывал перспективы в плане карьеры, зато нес серьезную угрозу его нервным клеткам, ибо ни один даже самый тупой и недисциплинированный курсант не смог бы сравниться со штабными пираньями, норовившими сожрать любого, в ком хотя бы заподозрили конкурента. Некоторые коллеги покрутили у виска, намекая, что скромный преподаватель Академии со средненькой зарплатой будет бледно смотреться на фоне жены с ее известностью, научными степенями и наградами за неоднократную помощь галополиции в поимке торговцев редкими видами животных. Но Роджер благополучно пропустил предостережения мимо ушей. Они с Полиной ссорились по разным поводам, но никогда не мерялись достижениями в карьере, для них обоих подобные вещи были из разряда незначительных.
Он так увлекся чтением сводки, что не сразу заметил, как жена ушла с кухни и говорит с кем-то по внешней связи в соседней комнате. Полина вернулась через четверть часа с очень задумчивым и озабоченным выражением лица. Поймала вопросительный взгляд Роджера, со вздохом одернула цветастый передник.
— Мне кажется, у Лансика творческий кризис. — Роджер в ответ на реплику лишь шевельнул бровями, и она продолжила. — Знаешь, многие думают, что он нелюдимый и что ему вполне хватает общества пяти его кошек. Но это не так. Он и на Татууме поселился потому, что друзья рядом. И он очень переживает до сих пор из-за смерти маэстро Гальвани, хоть уже столько времени прошло…
Роджер задумчиво покивал. Еще когда Полина летала на «Космическом мозгоеде», она завела привычку регулярно выкладывать рисунки Ланса в инфонет. Рисующий киборг вызвал небывалый ажиотаж в социальных сетях и на ресурсах, посвященных искусству. И однажды со Станиславом связался интеллигентного вида старичок, попросивший позволения пообщаться с их младшим киборгом лично, на одном из пунктов их текущего маршрута. Встреча состоялась, однако Клаудио Гальвани не удалось уговорить Ланса улететь с ним, чтобы срочно поступать в Академию искусств на Прайме, ибо талант ни в коем случае нельзя зарывать в землю, а Станислав, как ответственный за весь экипаж, отказался повлиять на упрямца. Тем не менее после Каллакса, когда каждый из экипажа выбирал собственную дорогу, Ланс сам связался с Гальвани. Тот оперативно прилетел на Новый Иерусалим, официально оформил опеку над киборгом, дав ему свою фамилию, и увез с собой.
— Ты этот разговор не просто так завела, верно? — Спросил он жену с лукавой улыбкой. — Давай уже, выкладывай.
— Я вот подумала пригласить его в гости. Пусть отдохнет, сменит обстановку.
— Полли, ты же знаешь, что я буду очень рад его видеть. Только вот насчет отдыха — боюсь, близнецы его заездят. Он же художник, натура тонкая. Сможет ли он у нас отдохнуть и расслабиться?
Своеобразным откликом на его слова послужили детские голоса в коридоре и топот двух пар босых ног. Мальчишки ввалились на кухню, в один миг превращая это сосредоточие умиротворения и покоя в кромешный хаос. Похватали оладьи с блюда, опрокинули банку с вареньем, попытались насильно достать из-под дивана Митрофана, который ранее спокойно дрых на подоконнике, а при их появлении вздыбил шерсть на загривке и с утробным мявом нырнул в ближайшее доступное укрытие. И все это под весьма интенсивный аккомпанемент из воплей и смеха. Следом за младшими братьями на кухню величественно вплыла Рэй, на ходу запахивая халатик с вышитыми журавлями и зевая во весь рот — наверняка полночи просидела в сети, каникулы же. С видом принцессы заняла свое любимое кресло, предварительно вышвырнув оттуда за шкирку одного из близнецов, будто щенка, и проигнорировав возмущенный вопль. Полина и Роджер все это время изображали статуи Будды, застыв неподвижно на своих местах с выражением лиц людей, достигших дзена давно и прочно.
— Ну что ж. — Полина наконец обрела дар речи. — Я думаю, Ланс справится. Он же боевой киборг, в конце концов.
С балкона галереи, что занимала двадцатый этаж одного из пентхаузов в центре города, открывался чудесный вид. Полина с удовольствием подставила лицо ветру, мигом растрепавшему ей волосы и едва не сорвавшему с шеи легкий шарфик, вдохнула полной грудью запах моря, озона и специфический аромат местной растительности. Замерший рядом Ланс щурился по-кошачьи, тоже явно получая удовольствие от созерцания раскинувшейся перед ними картины. В какой-то момент он повернул голову в сторону Полины, вопросительно приподняв брови.
— Ты ведь меня сюда позвала не для того, чтобы в очередной раз обсудить завтрашнюю премьеру экспозиции, верно? О ней мы могли говорить и в присутствии Роджера, да и уже все давно обговорено.
— Ты стал таким проницательным.
Полине захотелось, как в прежние времена, взъерошить ему волосы или погладить по щеке, но Ланс выглядел таким… другим. Не их уютным мозгоедовским котиком, любившим яркие футболки с принтами мультяшных персонажей, а строгим, элегантным и неприступным, как кинозвезда, недаром Рэй все вздыхала и строила ему глазки, когда он у них гостил. Оставалось лишь тихо гордиться тем, что она помогла ему стать таким.
— Так что же ты хотела обсудить? Что-то насчет свадьбы Вениамина Игнатьевича? Или мужу еще какой-нибудь сюрприз готовишь?
Она покачала головой.
— Я насчет Дэньки… Теддичка позавчера прилетел, они общались, и он сказал, что с Дэнькой что-то неладно. И тот молчит, вернее, говорит, что все в порядке, ну, в своем репертуаре. Я вот подумала — вы же общаетесь между собой, ну… как киборги. Чувствуете состояние друг друга. Может, ты что-то заметил?
Ланс склонил голову набок; его взгляд слегка остекленел, как случалось когда он «уходил в процессор». Прокрутив записи последних нескольких встреч с Дэном, раздумчиво произнес:
— Вроде ничего тревожного я не вижу. Правда, его индекс массы тела опустился за последние пару месяцев до нижних пределов нормы, уровень кровяного давления тоже был слегка понижен, а частота сердечных сокращений наоборот превышала приемлемую физиологическую норму, правда в незначительной степени. Насколько я могу судить, он неукоснительно следовал совету доктора и не пользовался имплантами, а также регулярно принимал лекарства, так что повторных сердечных приступов у него не случалось.
Полина лишь тяжко вздохнула и покачала головой.
— Вообще-то я не физическое состояние имела в виду. Про него я бы у Вениамин Игнатьича спросила. Мужчины такие мужчины, хоть киборги, хоть люди. Дальше физиологии думать не способны. Мне кажется, у них со Стас Федотычем что-то неладно.
Ланс мгновенно сузил глаза; его рассеяно-одухотворенный взгляд, который так любили ловить в кадр богемные фотографы, напоминал теперь оптический прицел винтовки.
— Думаешь, капитан его обижает?
— Вас теперь обидишь, пожалуй, — Полина все же не удержалась и поправила Лансу широкий ворот модной рубахи, — Вы теперь не киборги бессловесные, а вполне себе люди, да еще какие. Все может быть сложнее, Лансик. Намного сложнее.
Сквозь неплотно закрытую дверь палаты Полина услышала раздраженный голос капитана и непроизвольно напряглась как струна; поднос с едой дрогнул в ее руках, тихо звякнула кружка, задев о тарелку.
Вениамину Игнатьевичу без труда удалось протащить ее в самую известную на Новом Иерусалиме клинику, оформив как персональную сиделку. Он хотел как лучше. Они все хотели как лучше. Они хотели, чтобы Станислава Федотовича окружали близкие, а не безликий персонал. Но получилось наоборот. Кажется, лучше бы бывшие товарищи по «Космическому мозгоеду» просто оставили его в покое, такое складывалось впечатление. Даже их корабельного доктора и своего ближайшего друга он пару раз доводил до белого каления, остальных же просто игнорировал. Каждый вечер команда собиралась в уютном баре неподалеку от клиники, чтобы узнать новости о своем капитане. Новости пока мало радовали — капитану чудом посчастливилось выжить, но гарантий, что он не останется инвалидом, врачи не давали. Единственным, кто неотлучно оставался рядом с ним вопреки всему, был Дэн. И Полина боялась даже предположить, чего ему это стоило.
— Я же сказал — убирайся! Мне не нужна нянька, я сам со всем прекрасно справляюсь! Сколько же можно повторять?!
Дэн заговорил, и Полина еще больше напряглась, даже дыхание невольно задержала — этот бездушный машинный голос сложно было спутать с человеческим.
— Приказ не может быть выполнен, поскольку противоречит инструкциям от лица с приоритетом в управлении.
— Какого еще лица?! Что ты несешь?! Снова изображаешь тупого правильного киборга? Неужели ты полагаешь, — голос капитана сделался вкрадчивым, — что это улучшит мое моральное состояние? Думаешь, в обществе бездушной машины мне полегчает?
— Ответ положительный. Вы высказали пожелание остаться в одиночестве, и ваша просьба была удовлетворена. Киборг является лишь вспомогательным оборудованием.
Капитан не то рассмеялся, не то всхлипнул, и Полине стало совсем уже не по себе.
— Господи, Дэн, до чего мы докатились. — Теперь в его голосе звучала бесконечная усталость. — Это я виноват, да. Расклеился, как сопляк. Все Стрелка вот вспоминаю. Как он в этом своем гравикресле катался. Прямо как я… вот. И та девушка-киборг… Белка. Словно наяву ее вижу, хотя вживую не видел ни разу. Маячит рядом с хозяином неотвязной тенью, бдит. В точности как ты сейчас. И стоило ради этого тащить меня сюда через полгалактики и собирать по кусочкам? Разве это жизнь?
У Полины задрожали губы. Ей так не хотелось, чтобы Дэн снова выдал какую-нибудь очередную штампованную машинную фразу, она даже мысленно завопила «не делай этого!». И Дэн как будто услышал.
— Стоило. Определенно стоило. — Голос у него был тихий, вполне человеческий и такой… Таким, казалось, можно железобетонную стену пробить. — И… не бойтесь. Вы не будете как Стрелок. Вы будете ходить. Обязательно. И даже бегать.