Влюбляясь в тебя снова

Зевок. Он так устал. И опаздывал — опять этот дурацкий спор о домашних животных. Красный свет. Кофе. Проклятье, как же ярко. Солнечные очки? Где они? Наверное, остались в машине Чимина, вот черт. А, ладно. Намджун наверняка уже в офисе, зарабатывается снова. Сокджин. Наконец-то зеленый. Будем надеяться, Чимин не обратит внимания, что Чонгук забыл сделать еще кофе перед уходом. Что… делает этот ублюдок? Черт, черт, черт… Чонгук очнулся с буханием в груди и приподнялся на локтях, отрывисто дыша. Зрение медленно прояснялось, но в ушах звенел отчетливый визг шин по асфальту, автомобильные гудки и скрежет металла, после которого ребра пронзило острой болью. — Ох, черт. — Чонгук посмотрел вниз и обнаружил, что рана, которую он аккуратно забинтовал прошлой ночью, кровоточит прямо через ткань. Должно быть, он слишком сильно ворочался во сне. Отбросив одеяло прочь, он осознал, что по шее сбегает пот, а руки стали липкими. — Черт. Чонгук торопливо провел рукой по волосам. Во рту было сухо. Разумеется, я должен был вспомнить аварию через гребаный кошмар. Слава Богу, я засудил этого ублюдка. Чонгук со стоном направился в ванную, прихрамывая уже не так выраженно, как вчера. Вытаскивая аптечку из-под раковины, он услышал копошение Чимина в кухне и характерный звук перемалывающихся кофейных зерен. Кофе. Он практически чувствовал вкус американо, который выпил прямо перед тем, как на светофоре загорелся зеленый. Он ощущал влажный от конденсации стакан из гладкого пластика в руке. Он чуял запах бензина и чего-то горелого. Он чуял запах крови. Чонгук почувствовал позыв к рвоте, и прежде чем он смог понять, что вообще происходит, его тело нагнулось в сторону унитаза. Чонгук еле успел подобраться к нему и опустошил содержимое своего живота. Он кашлянул и крепко зажмурился, тяжело дыша и пытаясь избавиться от кислого привкуса и жжения в горле. — Ох, Чонгук, ты в порядке? На спине тотчас оказались прохладные руки, принявшись натирать успокаивающие круги. Когда Чонгук понял, что закончил, Чимин мягко прислонил его к раковине и смыл содержимое унитаза. Затем вышел и вернулся несколько секунд спустя с мокрым полотенцем, которым обтер рот Чонгука, сосредоточенно сведя брови и изучающе глядя на него. — Давай, прополоскаешь рот? — Чимин хотел было помочь, но Чонгук решил, что с ним уже и так много нянчились. — Все нормально. — Он стряхнул руки Чимина и поднялся, включая кран. Он не привык к тому, что Чимин вертится вокруг, и ненавидел, каким хилым и уязвимым, должно быть, казался. Он знал, что сейчас не самое подходящее время для заботы о своей гордости, но Чимин, по-видимому, вообще не собирался его отпускать. Ему никогда не хотелось выглядеть слабым перед Чимином. Чимин снова вышел из ванной, чтобы бросить полотенце в стирку и помыть руки. Чонгук вздохнул и подхватил аптечку, после чего направился обратно в спальню, немного жалея себя. Этот тупой пьяный пацан мог делать со своей жизнью все, что ему угодно, но только так, чтобы это не касалось других. — Тебе нужна помощь? — Чимин вошел в комнату и уставился на запятнанный красным бинт и искаженное лицо Чонгука. Чонгук не хотел еще больше задолжать Чимину. Ну уж нет, большое спасибо. — Нет, я в порядке. — Хорошо. — Чимин помедлил, все еще обеспокоенный его состоянием. — Тебя тошнит? — Эм, нет. Просто я вспомнил аварию, и это привело к… — Чонгук затих и увидел, как изменилось выражение лица Чимина. — Все нормально? Чонгук фыркнул прежде, чем смог себя остановить. — А с чего бы нет? Чимин только опустил взгляд. — Ты… Ты же потерял сознание, так? После столкновения? — Думаю, да. — Чонгук смягчил тон, и Чимин с облегчением кивнул. Тогда Чонгук осознал, каким маленьким выглядел Чимин, и дело было не в позе или чем-то таком — просто казалось, будто комната поглощает его. Он выглядел хрупким. Чонгук хотел было схватить его за запястье, но остановил себя в последнюю секунду. Словно какой-то естественный порыв. Мышечная память, может. — Ты больше ничего не вспомнил? — с надеждой прошептал Чимин, дожидаясь ответа, которого Чонгук пока не мог ему дать. — Почти ничего, — ответил Чонгук, однако его лицо предало напускное безразличие. — То есть, пока в этом немного сложно разобраться. Блин, дай мне немного времени. Подумав это, он мгновенно ощутил вину. Чимин такого не заслуживал. — Оу, понятно. — Чимин послал ему слабую грустную улыбку и понуро выскользнул из комнаты, не скрывая своего разочарования. Снова вздохнув, Чонгук начал разматывать бинт. Удрученный вид Чимина отпечатался на задней стороне его век. Он задался вопросом, как ужасно было для него получить звонок и услышать, что парень, с которым он встречался три года, попал в автомобильную аварию. Чимин наверняка был на грани слез всю дорогу до больницы, дожидаясь, как бросится в объятия Чонгука, но затем осознал, что не может. Его Чонгук ушел, а вместо него пришел тинейджер, которому Чимин не нравился. Чонгук горько открыл аптечку. К тому времени, как он закончил менять бинты и переодеваться, Чимин уже натягивал ботинки, готовясь уходить на работу. Чонгук узнал, что Чимин был малоизвестным современным танцором под растущим агенством, и почувствовал смесь восхищения и зависти. Дело было не в отсутствии гордости — Чонгук неохотно признавал, как замечательно танцевал Чимин — однако это не мешало ему немного завидовать. Атмосфера между ними всегда была отчасти соревновательной, и Чонгуку не нравилось думать, что он проиграл. — Завтрак на столе, — сказал Чимин, завязывая шнурки и глядя на Чонгука с долгим беспокойством. — Позвони, если тебе что-то будет нужно, мой номер… — На холодильнике. Я знаю, — беззлобно перебил Чонгук, и Чимин тихо рассмеялся. — Ну, хотя бы кратковременная память работает. Чонгук ощутил, как внутри начинает расти раздражение, и уже готов был саркастично возразить, но затем в голове прозвенел другой голос, резкий и опасный: твою мать, он просто дразнится, закрой свою чертову пасть. Он сглотнул и подчинился. Чимин поднял свою сумку и подошел к нему. Его ладонь на пару секунд зависла рядом с рукой Чонгука, прежде чем нерешительно провести пальцем вниз по его царапине. Прикосновение было невесомым и длилось всего несколько секунд, но в то же время прекрасно выдавало то, каким уязвимым был Чимин. — Будь осторожен. Чонгук нахмурился. С чего бы ему быть осторожным? Он же никуда сегодня не собирается. Но затем сообразил, что это наверняка не имело значения — просто Чимин слишком волновался и нуждался в успокоении. Чонгук ответил на его мольбу утешительной улыбкой. — Хорошо. — Увидимся, когда я приду? — А куда я денусь? Чимин дернулся в сторону двери, и Чонгук знал, что должен сделать что-то прямо сейчас, но не мог вспомнить, что именно. Вчера Чимин сказал, что обычно целовал его на прощание. О, это слишком быстро. Я не могу. Но он выглядит таким подавленным. Набравшись смелости, Чонгук схватил Чимина за руку и сжал ее. Она хорошо легла в его ладонь. Знакомая, своя. — Иди. Я буду здесь. Обещаю. За следующие несколько дней их отношения постепенно стали спокойнее. Оба они старались принять то, что произошло, и жить дальше настолько нормально, насколько это возможно. В большинстве случаев до сих пор сохранялась неловкость, а Чимин по-прежнему казался усталым и осторожным рядом с Чонгуком, однако последний каким-то образом научился держать свои мысли при себе. Со временем Чонгук начал вспоминать куски информации, но большинство из них были короткими и вырванными из контекста, поэтому собрать фрагменты случайных образов и голосов в одно целое было сложно. Иногда это утомляло, и Чонгук раздражался на всех и вся — он срывался на Чимине грубыми словами и плохим настроением. Ему было никогда не понять, как Чимину удавалось выносить его. Одно воспоминание, которое привело его в замешательство, было о Чимине в танцевальной студии. Он не плакал, но выглядел… сломленным. И Чонгук, увидев его таким, ощутил, как екнуло сердце. Позже к этому воспоминанию добавились размытые отрывки с танцующим Чимином, с Чимином, прижимающимся к Чонгуку на холодном диване, с Чимином, хмурящимся на свое отражение. Чонгук не мог сказать, должен ли спросить Чимина об этом, и в том ли он положении, чтобы иметь на это право. Он обнаружил, что легче не думать об их отношениях как о романтических, и просто сосредоточился на дружбе. Как ни странно, Чонгука больше всего беспокоила не природа их отношений, а драматические изменения в характере Чимина с того времени, которое помнил Чонгук. Прошлый Чимин был уверенным, бойким и требовавшим внимания; этот же Чимин был немного застенчив и спокоен. — Ты не такой, каким я тебя помню, — одним вечером начал Чонгук, нарезая мясо, чтобы положить его на гриль. Чимин остановился, чтобы посмотреть на него. — Ты более… Я не знаю… Тихий. Не самое подходящее прилагательное? Со словарным запасом у меня всегда было не очень. Нужно было использовать слово «взрослый»… Хотя это тоже не то, что я хочу сказать. Чонгук облизал губы и понадеялся, что Чимина это не обидело, хотя по-прежнему думал, что иногда Чимин был чересчур чувствительным. — Оу… Мне кажется, — Чимин принялся жевать свою губу, переворачивая мясо, — я, эм… Тогда я специально старался быть шумным. Чонгук опешил. Серьезно? Заметив недоверие на лице Чонгука, Чимин опустил взгляд, и его щеки окрасились в яркий оттенок розового. Чонгуку показалось, что раньше они уже разговаривали об этом. — Ты всегда был таким равнодушным. Я старался, чтобы ты меня заметил. Это было сложно, потому что на самом деле я довольно робкий… Что. Неужели вся эта показуха и чересчур восторженные комментарии были лишь средством, чтобы привлечь внимание Чонгука? Вранье. Чимин всегда взъерошивал волосы и облизывал губы в этой похотливой самонадеянной манере. Как эти действия могли принадлежать тому, кто на самом деле не такой наглый? Хотя… Теперь, подумав об этом, Чонгук припомнил легкое смущение в кажущихся уверенными действиях Чимина и секунды, мимолетные секунды, когда его маска соскальзывала, и под ней виднелся он — чуть неловкий замкнутый паренек, втрескавшийся в кого-то, кто не мог ответить на его чувства. Однако нечто темное крылось в этом образе: Чимин-подросток был замкнутым, а Чимин из настоящего — просто интровертом. В животе Чонгука осело неприятное чувство, и внезапно он ощутил позыв окутать Чимина любовью. Прежде чем он успел сделать или сказать что-нибудь дурацкое, Чимин цокнул языком. — Овощи готовы. — Он протянул ему тарелку и взял свои палочки, вытряхнув Чонгука из мечтаний. Чонгук потер заднюю сторону шеи, представляя коренастого паренька с растрепанными волосами и в баскетбольных шортах. Знал ли он Пак Чимина вообще? — Так ты делал всю ту бесячую херню из-за меня? — выпалил Чонгук прежде, чем его мысленный редактор успел удалить это глупое предложение. Сокджин бы ему голову оторвал, если бы услышал. А Чонгук из настоящего/будущего оторвал бы все конечности. Чимин со страдающим выражением лица ссутулил плечи. — Н-наверное. Это было тупо, я знаю. Глубоко вздохнув, Чонгук постарался смягчить голос и выбрать более нейтральные слова. — Ну, то есть, разве ты не замечал, что меня это раздражает? Из-за этого я просто… ты еще больше мне не нравился. Отличная попытка, Чон. Совершенно не очевидно. Чимин уставился в свою тарелку. — Ага. Просто казалось, будто это единственный способ привлечь твое внимание. Наполовину Чонгук сознавал, что должен остановиться прямо, черт побери, сейчас, но не мог себя сдерживать, потому что хотел понять это очень давно и все еще пытался уложить в своей голове тот факт, что они вместе. — То есть хвастаться, выпендриваться и напрашиваться на комплименты было единственным способом? — Ты не понимаешь. — Голос Чимина стал грубее, а его рука с палочками сжалась. — Я был не уверен… У меня не было… Я не мог просто… — Он потер висок и метнул в Чонгука взгляд, который был очень для него не характерный, но наверняка заслуженный. — Слушай, я не собираюсь обсуждать это с тобой. Что-то в том, как он сказал это, заставило Чонгука вздрогнуть. — Почему? Потому что мы уже обсуждали это раньше? — Потому что ты — это не ты! Ты уже знаешь, почему, и-и мне никогда не приходилось объяснять тебе, потому что ты понимал. Просто… скоро ты вспомнишь. Можем мы оставить эту тему, пожалуйста? Что за фигня? Чонгук нахмурился, но Чимин не отступил. Они ели молча, и весь прогресс, который они сделали до этого момента, внезапно показался бессмысленным. — Выглядишь лучше, — сказал Сокджин, проверив раны Чонгука и убедившись, что ни в одну из них не попала инфекция. — Спасибо, — ровно ответил Чонгук, сидя на краю койки в кабинете Сокджина. Выглядеть лучше — не значит, что мне лучше. — А твоя память? — осведомился Сокджин, печатая что-то на своем компьютере. Чонгук прочистил горло. — Ага, почти. Иногда он видел образы, вспышки воспоминаний, и время от времени осознавал то, чего точно не знал раньше — например, все его юридические знания вернулись, и на другой день он обнаружил себя в глубоком разговоре с Намджуном об исходе дела, без труда бросаясь продвинутыми юридическими терминами. Он мог вспомнить, как Чимин однажды швырнул пульт в телевизор, потому что случайно переключил на ужастик, причем на самый худший его кадр, или празднование выпускного Намджуна и зачисления Сокджина на медицинский факультет. Он восстановил и воспоминания с Чимином — иного и быть не могло, потому что у них, похоже, было очень много таких воспоминаний (целых три года!). Он мог вернуться к моментам, когда они ворочались в постели, слушая дождь, или когда они тайно целовались в коридоре, прячась от друзей. Поначалу вспоминать все это было странно, и Чонгук чувствовал себя почти чужаком, подглядывающим за личной жизнью других. Однако теперь это казалось нормальным и, может быть, немного милым. Он не собирался лгать, что действительно пялился на губы Чимина дольше, чем нужно, и воображал, каково это — чувствовать их на своих и похоже ли это ощущение на то, что он вспомнил. Видеть все эти сцены было странно, особенно когда настоящий Чимин подходил, чтобы обнять или поцеловать его, но затем осознавал — он не мой Чонгук. Образ Чимина, свернувшегося в танцевальной студии, продолжал возвращаться, и с каждым разом Чонгук чувствовал все больше боли и потребность ему помочь. Он старался не думать об этом слишком часто. — Это хорошо, — просиял Сокджин. — Я думал… — Я знаю, что произошло у вас с Намджуном-хеном! Чонгук застонал. Прошу прощения, мне нужно выйти и сжечь себя заживо. Побледнев, Сокджин опустил глаза, но через несколько секунд собрался. Чонгук не упустил ту боль, которую он вызвал своими словами, явно посыпав солью рану, которая все еще была свежей. Сокджин сглотнул и метнул в него испепеляющий взгляд. — Серьезно, Чонгук? Черт, вот же ребенок. — Прости, — кротко сказал он, и Сокджин цокнул языком, но ругаться больше не стал. — Все нормально. Мне и правда нужно двигаться вперед, — усмехнулся Сокджин, но получилось натянуто, сдержанно и явно вымученно. Чонгук вытер свои ладони о бедра. — А ты не думал помириться? Или… договориться, я не знаю. Он видел темные круги под глазами и повзрослевшее выражение Намджуна, и это слишком резко контрастировало с жизнелюбивым, улыбающимся, любознательным другом, который у него был. Намджун из настоящего был едва ли тенью прежнего себя. Сокджин грустно улыбнулся. — Конечно. — Когда Чонгук промолчал, ожидая продолжения, Сокджин пояснил: — Не знаю, мне кажется, что попробовать снова будет ошибкой. Такое ощущение, будто настанет какой-то момент, когда я перестану чувствовать себя таким разбитым, скучая по нему. Такое ощущение, будто все это должно снова меня захватывать, и мысль о том, чтобы вернуться к нему, не должна меня утомлять, понимаешь? Нет, не понимаю. — Ага, — все равно сказал Чонгук и смахнул челку с глаз, когда в помещении повисло напряжение. — Но что если такой момент никогда не настанет? — Тогда нам не суждено быть вместе. — Сокджин повернулся обратно к компьютеру и продолжил печатать. Его голос был мрачным, но в то же время прошит оптимизмом. — Все в порядке, Гук, просто так бывает. Ты не всегда остаешься с тем человеком, с которым планировал. Чонгук отвел взгляд и заерзал, сплетая пальцы и опуская локти на колени. Наверное, это правда, мне следовало бы догадаться. — Как у тебя с Чимином? — мягче, но с любопытством спросил Сокджин. — Обещаю, что веду себя мило. — Надеюсь, что так, ведь ему приходится уже второй раз разбираться с твоим подростковым я, — шутливо сострил Сокджин, прежде чем посерьезнеть: — А если честно? Чонгук потер заднюю сторону шеи. — У нас все нормально. На самом деле, он не знал, что еще сказать: они не ругались и не избегали друг друга, и это же хорошо, так? Конечно, бывали напряженные моменты, когда оба готовы были сорваться, но они уживались. У Чонгука все равно не было иного выбора, кроме как ждать, пока память вернется — по сути, его просто вытолкнули в новую жизнь, в отношения с чужаком и заставили ко всему этому приспособиться. Чонгук ничего не мог решить самостоятельно, пока фактически не знал, кто он такой. Он не мог просто уйти и оставить Чимина. Нет, он определенно не мог этого сделать. Сокджин продолжал смотреть в компьютер, но его тон изменился, словно он пытался прозвучать слишком непринужденно. — А он хорошо ест? Ест? А причем тут это? — Что? — глупо переспросил Чонгук. Этот вопрос свалился как снег на голову. — Он ест? — повторил Сокджин и изучающе посмотрел на Чонгука, будто пытался разглядеть его душу и вырвать ответ из его подсознания. — Эм… Мы ужинаем вместе, иногда завтракаем. Да, я думаю, он ест, то есть… Я не слежу специально за тем, поступает ли еда в его рот… Я не знаю… — Чонгук съежился, когда Сокджин поднял бровь, несомненно осуждая его семнадцатилетнюю задницу. Сокджин что-то промычал и вновь развернулся к экрану. — А какое это имеет значение? Ну то есть, зачем ты спросил об этом? — Чонгук с подозрением выпрямился. Он что, думает, что я объедаю Чимина? Я ведь не настолько много ем. — Вижу, ты еще не вспомнил это, — подметил Сокджин, и внезапно тот образ расстроенного Чимина из танцевальной студии снова всплыл в голове вместе со спором, который произошел у них днем раньше. Где-то здесь была зарыта связь, но Чонгук пока что не мог ее уловить. — Не думаю, что рассказывать тебе об этом должен именно я. Чонгук насупился. Он ненавидел, когда от него что-то скрывали. Насколько там все плохо? — Почему? Я же все равно уже знаю! То есть, Чонгук из настоящего-будущего знает! Я все еще он! — Может, успокоишься? — усмехнулся Сокджин, но в его тоне была напряженная грань, требующая перестать спрашивать. — Просто… присматривай за Чимином, пожалуйста. Я знаю, что ты еще отходишь от аварии, и это сложно для тебя, но не забывай, что он твой парень, и как сильно ты его любишь, даже если сам в это не веришь. Сокджин звучал отчаянно, требовательно и умоляюще, и это ошеломило Чонгука. Он подумал о Чимине, который постоянно ухаживал за его ранами, проверял, чтобы он принял антибиотики, предлагал ему лечь на кровати и всеми способами старался, чтобы Чонгуку стало лучше. Даже возвращаясь по временной шкале (скажем так) назад, Пак Чимин всегда ставил других перед собой. Возможно, в те моменты, когда он вел себя эгоистично, Чонгук реагировал на это не очень хорошо. Я причинил ему боль? Я сделал ему что-то плохое? Вот почему они не могут мне рассказать? В горле появился комок, и несколько секунд он был уверен, что в глазах покалывает. Он не мог возразить, когда Сокджин смотрел на него вот так. — Л-ладно. Я постараюсь. Было много народу. Очень много. Чонгук стоял с характерным угрюмым выражением на лице, глубоко засунув руки в карманы и прижимая локти к своему телу. Тэхен и Сокджин жадно заглядывали во множество различных торговых палаток и покупали вещи, в которых они, по правде говоря, совершенно не нуждались. Не стоило мне идти. Нужно было отказать, как и Юнги. Не стоило позволять Тэхену уговорить меня на это. Он оглянулся через плечо и нахмурился. И где шляется Чимин? Его взгляд обежал шумную гудящую толпу в поисках пепельно-белой головы среди кучи темных. Чимин был из тех людей, кто позволял другим вставать перед собой, словно в толпе есть какая-то очередь. Он быстро зашагал к Тэхену и Сокджину, чувствуя неслабое раздражение. Чонгуку не нравились люди, то и дело задевающие его, не нравились полуискренние «извините» и постоянные толчки. Он и не думал, что рынки настолько популярны. Вместо этого он бы лучше полежал в кровати, уютно устроившись под одеялом, или, что даже предпочтительнее, занимаясь ленивым утренним сексом. От такой неожиданной мысли Чонгук густо покраснел. Чонгук из настоящего/будущего совсем не невинный. А стал бы я заниматься сексом с Чимином? Он чуть было не съежился от этой мысли, но тут в голове промелькнул образ Чимина, распластанного и обнаженного под ним, с влажной от пота кожей, со спутанными и взлохмаченными волосами, пока с его красивых розовых губ слетали греховные стоны… Чонгуку пришлось ущипнуть себя за локоть. Он находился не в том месте, чтобы вспоминать такие грязные вещи. Или они были лишь плодом его гиперактивного воображения? Даже если так, какая разница? Он только что представлял гребаного Пак Чимина. Он должен бы ужаснуться. За исключением того, что Чонгук слегка… завелся. Сглотнув и встряхнув головой, чтобы очистить мысли, он похлопал по плечу Тэхена, который ворковал над какими-то камнями. — Хен, я потерял Чимина. Тэхен поднял взгляд. — Что? — Он ушел. — Неправильные слова. — Я имею в виду, он… — Что ты, мать твою, сделал? — вскинулся Тэхен. Его голос стал жестким и холодным, и Чонгук тут же опешил от того, как быстро сменилось его настроение. — Что ты ему сказал? — Я ничего не говорил… Я хотел сказать, что понятия не имею, где он! Мы потеряли его в толпе! — гневно произнес Чонгук в ответ, немного обиженный на то, что Тэхен тут же решил, что это его вина. Даже если шансы на это были довольно высоки. — Оу, — легко рассмеялся Тэхен, и Чонгук закатил глаза. — Прости. Я напишу ему. Пока Тэхен вытаскивал свой телефон и печатал, внимание Чонгука привлекла палатка с мороженым. Он знал, что уже осень, и это не самое лучшее время для мороженого, но действительно чувствовал, что должен съесть одно. — Я схожу туда, — сказал он Сокджину, который теперь стоял рядом с Тэхеном. Сокджин лишь усмехнулся. — Что за ребенок. — У меня есть оправдание, — бросил он к удовольствию Сокджина. Очередь была не такой длинной, как ожидалось — Чонгук ненавидел очереди. Когда пришло время покупать, он выбрал классический вкус, предпочитая не брать что-то новое или причудливое. — Ванильный, пожалуйста. Рожок, — сказал Чонгук, выуживая кошелек и вытаскивая несколько купюр. Продавщица указала на вывеску. — Если хотите, можете взять еще один за полцены. Чонгук моргнул и помедлил. Иногда он не мог устоять перед такими предложениями. Наверное, следует взять одно и для Тэхена? — Да, конечно. — Чонгук просканировал имеющиеся вкусы, и среди многих других по какой-то причине остановился на одном конкретном. Возможно, он выбрал его даже до того, как посмотрел на список. — Шоколадно-карамельный. Постойте, разве это не слишком сладко для Тэхена? Почему я выбрал такое? Чувствуя легкое замешательство, Чонгук заплатил и забрал мороженое. — Чимин скоро придет, — сказал Тэхен, завидев Чонгука и поднимая бровь на рожки в обеих его руках. — Собираешься слопать два? Жадина. — Нет, придурок. Ты будешь? — спросил он, протягивая второе мороженое. Тэхен задумчиво посмотрел на рожок. — С каким это вкусом? — Карамель. Шоколад. — Не-а. Не хочу. Почему бы тебе не отдать его Чимину? В голове всплыло умоляющее лицо Сокджина. А. Точно. Словно по заказу, из толпы выбрался Чимин. Он выглядел облегченным от того, что наконец нашел их. — Извините, спасибо, что подождали меня. — Гук купил тебе мороженое, — сказал Тэхен прежде, чем Чонгук успел открыть рот. Он стрельнул в Тэхена взглядом. — Ну… Чимин моргнул, глядя на него круглыми глазами, которые тут же превратились в щелочки от его улыбки, осветившей все лицо. — Оу. Спасибо! Ладно, теперь я не могу сказать нет. — Я… эм… да, — только и промямлил Чонгук, вручая Чимину второе мороженое. Последний принял его с порозовевшими щеками и удивленной улыбкой. Чимин лизнул мороженое и затем несколько секунд смотрел на него, быстро облизывая нижнюю губу. Чонгук не хотел пялиться, но из-за этого действия, такого простого и невинного, он почему-то ощутил жар под воротником и на секунду дал себе представить, каково это — сцеловать мороженое с чужих губ и найти эти вкусы на чужом языке. Стоп. Стоп, стоп, стоп. Это Пак Чимин. Ты ненавидишь Пак Чимина. Но ведь на самом деле нет. Чимин мягко улыбнулся, и когда он заговорил, его голос был полон эмоций. — Ты купил мой любимый вкус. Правда? — Р-разве? — Чонгук поскреб затылок, подавляя желание нахмуриться в лицо язвительно улыбающегося Тэхена. Он ощутил странное тепло, разливающееся в груди. И может быть, только может быть, темп его сердцебиения немного ускорился. Он был счастлив. — Удачная догадка. От этих слов улыбка сползла с лица Чимина. — Тебе же понравилось сегодня, да? — спросил Чимин. Он сидел на балконе их квартиры с сияющими глазами и порозовевшими щеками. Чонгук устало глядел в кружку черного кофе в своей руке, пока его организм и жаждал, и отвергал напиток. Чонгуку определенно не хотелось повторения того, что случилось несколько дней назад, но он искренне нуждался во вкусе кофе. Внутренности скручивало, однако рот заполнялся слюной. — Чонгук? Чимин говорит, подними взгляд, тупица. Чонгук отозвался более резко, чем планировал: — Что? Чимин замешкался, растерянный его тоном. — Что такое? — Ничего. — Поставив кружку на стол, Чонгук вытер руки об бедра. — Ты можешь сказать мне, Чонгук. Он вовсе не хотел сердито застонать, будто Чимин его раздражал. Даже если на самом деле это частично было правдой. — Ты можешь перестать? Я просто задумался. Чимин вздохнул. Он выглядел подавленным и разбитым, и где-то глубоко внутри Чонгук ощутил что-то вроде паники, тревоги, от которых тут же постарался избавиться. — Слушай, я знаю, что для тебя это тоже сложно, и я, наверное, часто об этом забываю, но я стараюсь, чтобы между нами все было настолько нормально, насколько это возможно. Это ошибка? Я не знаю, как помочь тебе, если ты не говоришь, что чувствуешь, — тихо пробормотал Чимин и опасливо посмотрел на него. Чонгук моментально пришел в восторг от того, как его ресницы отбрасывали тень на щеки под светом исчезающего вечернего солнца. — Я не хочу ходить на цыпочках перед своим пар… перед тобой. — Чонгук уловил, как Чимин оборвал себя на полуслове, и в животе что-то ухнуло. — Я в курсе, что сейчас тебе семнадцать, а в то время мне никогда не удавалось понять тебя. Извини. Чонгук сжал челюсть и уставился в горячую жидкость. — Ладно, неважно, просто не извиняйся. Это бесит. Чимин выглядел так, будто его ужалили. — Какого хрена, я… — То есть, это не твоя вина, поэтому не извиняйся, — твердо сказал Чонгук, хмуро глядя на закат и пытаясь скрыть жар, расползающийся по шее. — Оу. Чонгук сморщился и попытался смягчить голос. — Я просто… Я не так хорош во всех этих чувствах. Чимин мягко улыбнулся, приняв значительно более расслабленный вид. — Ты станешь лучше. Слава Богу. Они сидели в комфортной тишине, каждый думая о своем. Один вспоминал, а другой — пытался вспомнить. Небо полыхало золотым и малиновым, когда затуманенные глаза Чимина вернулись в реальность и заметили недопитый кофе. Он вскинул бровь: — Ты не собираешься это допивать? — Нет… Я… — Чонгук ощутил, как вокруг него поднимаются стены, и неохотно их остановил, вспоминая то, о чем они только что спорили. — Он напоминает мне об аварии. Чимин растерялся. — Оу. Я-я не знал. Рот Чонгука внезапно начал двигаться быстрее, торопливо выбрасывая слова в попытке стереть это мрачное выражение с лица Чимина. — Ну, ты и не мог знать, правда же? Все нормально, честно, большая часть размыта, да и очнулся я только в больнице. Вопреки его надеждам, эти слова не утешили Чимина. Последний издал тихий звук и вцепился пальцами в свои волосы. — Мне нужно было… Знаешь, это же из-за меня ты опоздал. Мы снова говорили о домашних животных, и-и я хотел кота, а ты собаку, и… Боже, это был такой глупый разговор. Он даже ничего не значил. Такой дурацкий. — Не надо. — И прежде чем Чонгук смог понять, что делает, он наклонился вперед и обхватил лицо Чимина руками. Прикосновение было знакомым и приятным. Он ненавидел, когда Чимин говорил вот так, когда пытался взять на себя ненужную вину и делал вид, будто мог бы это предотвратить. — Пожалуйста, не надо. Чимин застыл в его ладонях. Чонгук наклонялся все ближе, пока не смог почувствовать дыхание Чимина на своих губах. Еще чуть-чуть… — Ч-что ты делаешь? — напряженно прошептал Чимин. Что я вытворяю? — Эм… — Ты собираешься меня поцеловать? Да. Чонгук резко отстранился и скривил рот. — Что? Нет! Я… Мне просто показалось, что я должен был это сделать? Наверное? Чимин поднялся. Его кожа пылала, а голос дрожал. — Я не хочу этого… Я не хочу тебя вот так. — Он закусил губу, будто готов был сорваться в любую секунду. — Не утруждайся, пожалуйста, если это не искренне. — Твою мать, я пытался тебя успокоить. — Разочарованный, Чонгук поднялся следом. Зачем Чимину всегда быть таким сложным? Почему у него все так запутанно? Это были неправильные слова, и если бы Чонгук не потерял память, он наверняка бы знал, почему лицо Чимина стало таким угрюмым, почему его нижняя губа дрожала, и почему он выглядел так, будто разрывался между счастьем и злостью. — Мне не нужна твоя любовь вот так. — Ну, тогда отлично. Я все равно не хочу давать тебе свою любовь, — фыркнул Чонгук и тотчас пожалел о своих словах, когда Чимин дернулся. Нелегко слышать такие вещи от человека, который должен любить тебя. Нелегко постоянно пытаться отличить характеры и разделять слова, стараясь понять, исходят ли они от семнадцатилетнего самозванца или от твоего настоящего парня. Чимин только посмотрел на него, после чего развернулся и зашел обратно внутрь. Чонгук со стоном сжал переносицу и нахмурил брови. Каждый раз, когда казалось, будто они на несколько шагов продвинулись вперед, они тут же отступали назад еще дальше, чем были до этого. Если их общение происходило так и прежде, Чонгук не мог понять, как им удавалось оставаться вместе так долго. Сейчас все было даже хуже, чем когда они оба были подростками: по крайней мере, тогда они дружили и веселились, даже если временами Чимин наступал слишком яро, и Чонгуку хотелось его оттолкнуть. Сейчас Чимин все еще раздражал, несмотря на то, что стал сдержаннее и тише. Как он мог захотеть быть вместе с кем-то подобным? И чувствовал ли Чимин то же самое к Чонгуку? Я же не мог так сильно измениться за пять лет, верно? Действительно ли я люблю Чимина так сильно, как все говорят? Должно быть, за это время случилось что-то значимое. Поэтому их отношения изменились. Нужно поторопиться и вспомнить, потому что прямо сейчас они просто застряли. Чонгук кричал внутри своей головы, и был совершенно уверен, что Чонгук из настоящего/будущего кричал вместе с ним. Чонгук не собирался подслушивать. Правда не собирался. Он просто хотел налить себе стакан воды, прежде чем пойти спать, и предполагал, что к этому времени Чимин уже лег. Его мучала совесть за то, что Чимину приходилось спать на диване, и он предлагал ему кровать уже бесчисленное множество раз. Однако Чимин настоял, что кровать должна достаться Чонгуку с его травмами. Их неловкие отношения уверенно развивались, но каждый раз, стоило Чимину посмотреть на него этим своим долгим взглядом, Чонгук чувствовал себя не в своей тарелке, и руки начинало жечь от того, что явно было смущением. Чонгук успел только открыть дверь спальни, когда по комнате раздался голос Чимина, приглушенный, но четко различимый в тишине квартиры. — Мне так страшно, хен, — прошептал Чимин, и Чонгук медленно высунул голову, чтобы увидеть, как Чимин, завернувшись в одеяло, сидел на диване и прижимал телефон к уху. Его крохотный силуэт был спиной к Чонгуку, и, судя по всему, он не услышал, как открылась дверь. — Что если… Что если он никогда не вспомнит? Оу. Они говорят обо мне. — Он ничего не чувствует, а прошел уже месяц. — Чимин шмыгнул носом, и Чонгук виновато уставился на свои ноги. Он же не мог ускорить свое восстановление. Он только старался. Часть воспоминаний, их обрывки и кусочки, все равно ведь вернулись. Проблема была в том, что он ничего не чувствовал. Он не любил Чимина. Даже чуть-чуть. То есть — да, Чимин ему нравился, Чимин был добр и хорошо с ним обращался, но Чонгук искренне не мог вообразить, что они могут быть чем-то большим. Он был бы очень рад, если бы чувства того девятнадцатилетнего Чонгука вернулись снова. — Что если он никогда не вспомнит? Что если все его чувства пропали? Чонгук нравился мне уже много лет до того, как он вообще посмотрел на меня, и я не думаю, что смогу пройти через это снова. — Рука Чимина сжала одеяло и подтянула его к подбородку. Повисла тишина, и Чонгук сообразил, что человек на другом конце телефонного провода сейчас говорит. Он задался вопросом, кто это. — Он не выносит мысли о том, чтобы быть со мной, хен. Тебе нужно увидеть его лицо, стоит мне заговорить о том, что мы делали вдвоем — для него это отвратительно. Я для него отвратителен. Чонгук сглотнул и покрепче вцепился в дверную ручку. Это не правда. Чонгук не считал Чимина отвратительным, просто его поражала сама идея делать так много всяких романтических штук, когда он ничего к нему не чувствовал. Видимо, мне нужно научиться делать более убедительный покер-фейс. — Он не влюбится в меня снова, хен. Не так. Пауза. Чимин потряс головой. — Нет. Я ему не нравлюсь. И иногда я думаю, что Чонгук, может быть, влюбился в меня против своего желания, понимаешь? Из-за всех моих… — Чимин замолк, но по его тону было очевидно, что собеседник знал окончание предложения. — Потому что под всем этим он хороший человек, а я так отчаянно хотел быть любимым, и… Я знаю, что сейчас все не так, но… Чонгук уперся языком в щеку, чувствуя себя неуютно. Часть его хотела полюбить Чимина — он должен был его любить. Но не мог, потому что не любил. И что за ерунду сказал Чимин? Против желания? Что? Это был гипноз? — Я не знаю, как долго еще смогу делать это. — Чимин вытер глаза. — Иногда он звучит как он, и я думаю — а что если, что если он вернулся… А потом я почти хочу возненавидеть его, потому что это не так. Я скучаю по моему Чонгуку так сильно. — Тихий всхлип эхом раздался по комнате, и Чонгук увидел, что плечи Чимина трясутся. — Я просто хочу, чтобы он вернулся. Тупая боль в груди Чонгука усилилась, и его тело сводило от желания успокоить Чимина. Он выглядел таким потерянным, брошенным, одиноким, а по его щекам текли слезы. Чонгуку тоже хотелось бы, чтобы Чонгук из настоящего/будущего вернулся поскорее. Телефонный звонок закончился, и Чимин, положив телефон на стол, нырнул под одеяло, всем телом сотрясаясь от рыданий. Он делает так каждую ночь? Плачет до тех пор, пока не заснет? Чонгук ощутил странный импульс взять все под свой контроль и двинулся вперед, шагая тяжело, но уверенно. У него не было никаких идей, что сделать, но казалось, будто он должен. Его тело двигалось само по себе. — Чимин, — пробормотал он, и Чимин повернул голову, глядя на него влажными глазами и удивленно открыв рот. Он торопливо вытер слезы, но на их место быстро набежали новые. — Ч-Чонгук, н-не сейчас. — Он попытался глубже спрятаться под одеяло, но Чонгук со своей новообретенной упрямостью откинул его и присел, наклоняясь над дрожащим телом Чимина. Глаза Чимина покраснели, а сам он весь был совершенно заплаканный. Что-то вроде дежавю нахлынуло на Чонгука, и он нахмурил брови, пытаясь уловить, что это было. — Я в порядке… Гук… Я просто немного расклеился… Чонгук положил руку на плечо Чимина. — Иди сюда. Взгляд Чимина метнулся вверх. Казалось, будто он перестал дышать. — Что? — Ты слышал, — вздохнул Чонгук и скользнул рукой Чимину за спину. — Чонгук… — Все нормально, — твердо произнес Чонгук, и Чимин нерешительно придвинулся ближе, прижимаясь лицом к его груди. — Просто… притворись. Чимин рыдал в его футболку, и обычно Чонгуку не нравилось, когда люди так делали, потому что он мог подумать только а вдруг они сморкнутся в меня или теперь мне придется стирать эту футболку, но почему-то все, что делало в ответ его тело — это прижимало Чимина ближе. Словно инстинкт. — Извини, — прерывисто и хрипло всхлипнул Чимин. Должно быть, двадцатидвухлетний Чонгук очень любил Чимина, если позволял ему заливать слезами свою чистую белую футболку.