Пес

Он приходит к ней каждую ночь. Днём зубоскалит, снова болтает о смерти и смеется, смеется, смеётся, а в полутьме приходит под ее дверь, коротко стучится, заходит и утыкается взлохмаченной головой ей в живот, тихонько поскуливая, словно раненый пёс. Йосано уже не удивляется этому, лишь ласково поглаживая Дазая по жёстким волосам. Ей кажется, что застарелую боль на в глубине темных омутов глаз Осаму видит лишь она. Просто у Акико нет никаких иллюзий насчет него, она знает правду, знакома лично. Повороты судьбы необычны и жестки. Йосано впервые почувствовала это, когда, зайдя в офис детективного агенства, была немедленно представлена новому сотруднику, оказавшимся высоким молодым человеком в светлом бархатном плаще. Глаза насыщенного коньячного цвета со смешинкой глядящие на неё не способны сбить Акико с толку, она прекрасно помнит его. Два года назад, поздняя осень, слишком глупая засада в подворотне, из которой он вышел победителем, холодные пальцы, талантливо пережимающие сонную артерию, обморок, холодный подвал, очередной полу-пациент, полу-труп, а потом дуло пистолета у виска и долгожданная свобода. Йосано узнала о том, что побывала заложницей Портовой мафии, только когда оказалась в полицейском участке. - Акико Йосано. - Дазай Осаму, - и лишь глазами молчаливое "Я вспомнил тебя". Первый раз это случается спустя пару месяцев его работы на детективное агентство. В два часа ночи Акико поднимает с кровати звонок во входную дверь. Йосано пугается, так как за время её врачебной практики случались разные случаи, накидывает на себя халат и выбегает в коридор, едва не растянувшись на дверном коврике. Дазай, видимо из последних сил опираясь на дверной косяк, усмехается краем губ, пальцами зажимая медленно растекающееся алое пятно на темной жилетке. Акико едва успевает его подхватить, крепко прижимая к себе, пачкая махровую белую ткань домашнего халата чужой кровью, перекидывает безвольную руку через свое плечо, поднимает, тащит на кухню, оказавшуюся ближе всего. - Держись, - тихое, напряженное, выдавленное сквозь плотно сжатые зубы. Она должна торопиться, если не хочет опоздать. Не дрогнувшие ни на миг руки бывшего военного врача одним движением сдирая с Осаму некогда белоснежную и темную жилетку, насквозь пропитавшуюся бурой кровью. Акико на мгновение замирает, удивленно прикоснувшись к сплошному слою бинтов, опутавающих всё тело Дазая. - Что за чертовщина, - женщина мотает головой, крепко перехватывая оказавшийся под рукой нож и аккуратно срезая белоснежные полоски, слетающие на кафельный пол, на котором уже красуется короткая дорожка из красных, смазанных капель. Йосано скидывает с плеч безнадежно испорченный халат и накрепко прижимает его к боку Дазая, которого она уложила на кухонный кожаный диван, устроив его голову на двух подушках. Быстро достав из шкафчика набор для оказания первой медицинской помощи, Акико располагает его у себя на коленях. Обработать рану, вытащить пулю, пережать поток крови и наложить шину, крепко замотав бок Осаму марлевыми бинтами. Акико устало выдыхает, потирает рукой затекшую шею, ставит локти на стол, кладет на них подбородок и переводит слипающиеся глаза на Дазая, грудь которого тихо вздымается в такт дыханию. Она снова спасла жизнь человека. Пусть даже такого, как Осаму. Да, пару лет назад он душил её в переулке, не имея никакой жалости в глазах, а теперь же полностью беззащитный спит у неё на диване. Йосано усмехается, продолжая подмечать на теле Дазая всё новые и новые шрамы. Пара закругленных на правом боку - огнестрельные, косые, длинные, прошедшие зигзагом практически через всю грудь - ножевые, и мельчайшие белесые черточки, разбросанные в хаотичном порядке по бледной коже, которую никогда не касался солнечный свет. Акико задумчиво склоняет голову к плечу, позволяя растрепанным прядям легонько мазнуть по обнаженному плечу. В этой паутине отметин жизни, можно угадать сложный узор судьбы лежащего перед ней человека. Йосано скользит по ним взглядом, отмечает сложность, тяжесть и давность увечий. - Нравится? - Дазай кривит бледные, пересохшие губы и тяжело приподнимается на локтях. Акико хмурит брови и встает со стула, обойдя кухонный стол и усаживаясь на край дивана. - Я могла бы и не помогать тебе, Дазай, - женщина гневно сдвигает брови к переносице. Ей хочется просто наорать на этого лжеца, она ведь всё прекрасно видит, чувствует. - Так было бы даже лучше, - Осаму устало прикрывает глаза и откидывается на подушки, сжимая побледневшими пальцами чистые повязки, наложенные Йосано. - Я ненавижу людей, которые не ценят жизнь, - она уже собирается встать, уйти в другую комнату, а на утро просто прогнать его из своей квартиры и сдать на руки Куникиде. Йосано почему-то болезненно наблюдать за молчаливыми мучениями человека, пережившего столь многое, порвавшего с прошлым, оставив за собой темную тропу, усеянную трупами. - Останься, - Дазай обхватывает её за запястье, тянет обратно, заставляя Акико осесть на кафельный пол возле дивана, больно стукнувшись спиной о ножку деревянного стула. И женщина вдруг видит то, что не заметила раньше. Он потерял кого-то и это доставляет боль большую, чем пустяковая для мафиози рана. Преданный пес, потерявший своего лучшего друга. Дазай так и засыпает, крепко сжав её руку, словно учась заново ощущать тепло. Акико никогда ещё не лечила подобные раны. Осаму не встречает преград на своем пути, когда Йосано открывает ему дверь, уже не заморачиваясь по поводу хотя бы халата. Дазай подхватывает женщину под бедра, прижимая к стене. Носом утыкается в выступающие острые ключицы Акико, получая в ответ тяжелый вздох. Жёсткие каштановые волосы Осаму щекотят открытые участки кожи. Йосано стонет, запрокидывая голову назад и упираясь затылком в стену. Прекрасно зная, что это неправильно, что так не должно быть, она позволяет Дазаю приходить и брать то, чего ему так не хватает. Он отвлекает её, грубо кусая в шею, показывая, что ей все ещё не удалось его приручить. Да и невозможно это. Йосано довольствуется тем, что видит, как исчезает боль в его глазах и тем, что он приходит к ней, получая помощь. Акико не знает в какой момент у неё что-то сорвало в голове, и она стала заниматься благотворительностью, но наверное, она всё еще хочет услышать то, как Дазай будет говорить не о смерти, а о жизни. О том, что и она может вернуться, воскреснуть подобно утраченному другу уже в другом человеке, таком похожим и непохожим на него одновременно. А пока Йосано обязана давать ему своё тело в поддержку, привязывая пса к себе всё больше. Осаму облизывает её шею, грудь, разрешая Акико распутывать бинты, заново прорисовывая на его коже белесую сетку шрамов, и прекрасно знает о том, что так позволяет ещё больше узнать о себе. Это явно не в его стиле и привычках. Только вот многое изменилось с тех пор. Поменялась жизнь, друзья и сам Дазай. Теперь ему нравится ощущать на своей шее нежные руки с мозолями от постоянного использования скальпеля. Осаму может найти кровать в её доме с завязанными глазами ещё после второй ночи в её доме. Только вот никогда не оставался, предпочитая уходить, оставляя измученную Акико спать одну. Дазай упирается ладонями в мягкую простыню, нависая над Йосано. Женщина обвивает его за шею руками, притягивает к себе, долго целует в шею, оставляя на коже след от алой помады. Осаму же в ответ быстро-быстро покрывает грудь Акико синяками, изредка прикусывая до выступающих капель крови. Лиловые глаза Йосано на мгновение расширяются, но тут же в экстазе прикрываются, так как Дазай, искупляя свою вину, пальцами вырисовывает узоры на подрагивающем её животе. Осаму усмехается, медленно, плавно опуская руку вниз, чуть надавливая большим пальцем. Акико дугой изгибается на простыне, запускает руку в его волосы, перебирая слегка вьющиеся пряди. А дальше лишь жара, прерывистое дыхание, сплетение тел, новые царапины кое-где пересекающие старые и сбивчивые фразы. - Я останусь, - Дазай чуть поворачивается, занимая удобное место на животе Акико. Та улыбается углом губ со смазанной помады и опускает руку ему на лоб, склоняя голову к плечу. Ей почему-то тепло в сердце становится на мгновение, и она понимает, у Дазая есть шанс. Шанс на то, что однажды пёс полностью залижет раны на своей шкуре и наконец залает в полный голос.