***
Куникида как обычно возвращался с работы, и ничего не предвещало беды, как вдруг, уже приближаясь к воротам общежития, он увидел, что Дазай стоит под деревом на табуретке, привязывая веревку к ветке. «Опять?! — было в мыслях у Куникиды. — Это чучело мне до такой степени надоело, что я хочу пожелать ему удачи и пройти мимо, но мои идеалы и то, что он взял мою веревку, не позволяют мне так поступить». — Дазай, — окликнул его Доппо. Осаму без особого желания повернулся на знакомый голос, уже думая о том, что сейчас его опять отчитают. — Ты что, удумал повеситься, болван? Дазай сел на табурет. Доппо подошел и облокотился на дерево, сложив руки на груди. — Нет, Куникида, я просто проверяю твою веревку на прочность, вдруг нам придется связать какого-то мафиози. — Это что ещё за глупости? Ты сомневаешься в моей верёвке?! Она идеальна, кретин! — Куникида-кун, а ты знаешь, какими характеристиками обладает идеальная веревка? Ты лучше запиши это. — Доппо достал свою записную книжку, записывая слова своего коллеги. — Она должна быть прочной, достаточно длинной и влагостойкой, мало ли в каких условиях ты будешь ее хранить. Шучу. Хотя для самоубийства нужно выбирать тщательно. — Дазай, придурок, я убью тебя! — Куникида схватил табурет и побежал за Осаму до квартиры горе-самоубийцы. Дазай остановился, резко повернулся к коллеге, слегка удивив Доппо, и спросил: — Куникида-кун, ты бы хотел съездить в Россию? Проникнуться русской культурой, посмотреть красивые города? — К чему это? — Просто стало интересно. — Улыбнулся Дазай. Светловолосый согласился, не зная, что его теперь ожидает в следующие несколько недель.***
Куникида бежал свою идеальную пробежку идеальным утром с идеальным настроем. Все было идеально. Вдруг он почувствовал, что что-то не так. Из его заднего кармана вытащили блокнот, но, обернувшись назад, он никого не увидел, а блокнот пропал. Неожиданно из кустов выпрыгнул молодой человек в странной одежде. — А ты знаешь, как меня зовут и зачем я здесь?! Правильно, я Гоголь, который пришел тебя похитить! А, я опять сболтнул ответ. Тогда... И тут на голову Куникиды набросили мешок, связали и кинули тело сотрудника агентства в багажник «бобика».***
Очнувшись в незнакомой ему комнате, Доппо приподнялся на диване и оглядел все вокруг. Интерьер был весьма странным, непривычным, в воздухе стоял необычный запах. Комната была небольшая, со светлыми стенами, по середине на деревянном полу лежал старый, протертый в некоторых местах, ковер со странными узорами. Подле дивана стоял огромный шифоньер. На стене были полки с книгами и разными статуэтками. У окна находился овальный стол, накрытый белой скатертью с синей каймой. За столом сидел молодой человек в пальто, смотря в окно. Куникида, откинув плед, бесшумно встал с дивана и рванул к выходу из комнаты. Открыв дверь, он столкнулся с какой-то старой женщиной маленького роста. Доппо почувствовал себя неловко и принялся извиняться на японском, при этом низко кланяясь. — Что за молодежь! Несутся и ничего не видят! — старушка оглядела Куникиду и обратилась к человеку за столом: — Федя, ты опять своих друзей привел? — Простите, Валентина Васильевна, это мой друг из Японии, он недолго у нас погостит. — Ответил Федя, поднимаясь из-за стола направляясь к двери. — Как тебя зовут, милок? Ты кушать-то хочешь? Федор наверняка тебя с дороги не покормил, он гостей принимать не умеет. Достоевский злобно усмехнулся и сказал, что гость по-русски не понимает. Куникида все это время растерянно смотрел на этих людей, догадавшись, что они русские. — Федя, накрой на стол, я сейчас обед принесу. — Выходя из комнаты, сказала Валентина Васильевна. Достоевский показал Доппо на стул у стола и сказал ждать. Куникида сел, удивившись, что Федя из России знает японский, оглядел обои в цветочек и узор на большом ковре, ясно осознавая, что ни блокнота, ни документов у него при себе нет, за окном совсем незнакомый пейзаж, и окружают его такие же незнакомые люди. Его мысли прервал звон ложки, упавшей на пол. Сотрудник ВДА поднял ее и протянул Федору, они переглянулись, и Достоевский сказал по-японски: — Чего ты смотришь? Иди и отнеси на кухню, Куникида-кун. «Что? Это какой-то абсурд... И где кухня?» — пронеслось в мыслях Доппо, и он вышел из комнаты. В коридоре были зелёные обои и плохое освещение. Напротив двери в комнату находился выход из квартиры. Куникида хотел попробовать выйти, но, услышав злые русские звуки, передумал, решив не рисковать и остаться ради своего блокнота, и забежал обратно в комнату, в которой очнулся. — Я не нашел кухню, — неловко пробормотал Доппо и добавил: — простите. Достоевский посмеялся и сказал, что Куникида-кун дурак, раз не смог повернуть голову направо у выхода. Федор ловко выхватил ложку из рук сотрудника ВДА и направился мыть ее. Через две минуты Достоевский позвал Доппо на кухню, чтобы тот принес оттуда в комнату хлебушек и сметану. Все собрались в комнате. Только светловолосый собрался спросить, где он, собственно, находится, как русская старушка его перебила: — Соль нужна? Да нужна, наверное... Вы присаживайтесь, я сейчас вернусь, — Валентина Васильевна ушла в соседнюю комнату, пожелав приятного аппетита. — Где я, черт возьми? — с этой фразой Куникида повернулся к Федору. — И кто ты, Федор? Достоевский отвлекся от разглядывания иконы в углу и не успел ответить, потому что в комнату ввалился Гоголь в полосатых спортивках и рубашке с галстуком, который был перебит старушкой с солью: — Здравствуй, Николай. Чего вы стоите, ребята?! Присаживайтесь, все же остынет! — Куникида не понял, чего от него хотят, поэтому, посмотрев на Федю, который снова указывает ему на стул, присел. Все приступили к трапезе. Куникида пребывал в небольшой растерянности из-за того, что не нашел на столе палочки для еды. Он посмотрел на то, как кушают русские молодые люди и, последовав их примеру, взял в руку ложку, начав кушать борщ. — Стой! — вскрикнула старушка, отчего Доппо вздрогнул, уронил столовый прибор и расплескал суп. Достоевский поперхнулся, а Гоголь начал смеяться, стуча Феде по спине. — Ты что, потом грязной ложкой в сметану полезешь? Ну вот, пролил. — Ворча что-то под нос про молодежь, Валентина Васильевна ушла за полотенцем. Куникида обратился к оставшимся за столом: — Что произошло? Я ничего не понял. — Ты сметану не положил, а без нее кушать это блюдо не принято. — А что это? — Так, Федя, Коля, не отвлекайте гостя. Кто-нибудь добавку будет? — сказала старушка, вытирая лужу борща. Куникиде стыдно. Он тихо обратился к Достоевскому: — Как мне извиниться, Федор? — Скажи: «Извините». — Извините, — попытался произнести жутко растерянный Доппо. Валентина Васильевна посмеялась с забавного акцента гостя, что-то пробормотала и ушла. Закончив трапезу и убрав со стола, русские молодые люди отошли в другой конец комнаты, и Федор спросил: — И что мы с ним делать будем? — Не знаю, давай аниме ему включим, — ответил Гоголь.