***
Возможно, всё было бы совсем иначе, если бы Чимин не проспал тогда весь вечер напролёт, убаюканный дождём, или если хоть кому-нибудь из них пришло в голову сообщить ему о пополнении в их небольшой своре до того, как он столкнётся с ним уже по факту. — О, да вы же не познакомились тогда! — восклицает Хосок, когда они собираются спустя пару дней, и Чимин переводит вопросительный взгляд с Чонгука на него. — Это Чонгук, наш новый младшенький, Намджун его на улице нашёл, — мягко сообщает Сокджин, успевший оценить по лицу Чимина всё, что он думает на этот счёт. — Я больше не самый мелкий, прикинь, — забивает последний гвоздь радостный Тэхён, только ввалившийся внутрь. Чимин не говорит ничего. Вообще. Даже не смотрит обратно на Чонгука, а сразу выходит на улицу и больше в этот день уже не возвращается. — Я сделал что-то не так? — спрашивает Чонгук спустя пару минут. На его детской мордашке ясно читается обида, но он пытается сдерживаться, чем сильно веселит окружающих. — Всё в порядке, мелкий, — говорит Юнги негромко, одновременно с этим закуривая прямо в помещении, — Чимин, он… — Довольно сложный. Он скоро отойдёт, не волнуйся, — продолжает за него Тэхён, позволяя старшему товарищу благодарно затянуться, — Хён очень хороший. Вот увидишь. Чонгук лишь растерянно вертит головой, вглядываясь в лица старших. — Господи да почему, — внезапно воет Намджун откуда-то из угла, схватившись ладонью за лицо. — Вы же единственные видели Чимина в тот вечер, так сложно было ему сказать? Как будто никто не знал, как он среагирует!***
Чимин жалеет о своей импульсивности почти сразу, потому что ему совершенно некуда приткнуться в этот вечер. У матери дома свидание с очередным ухажёром, и туда сейчас лучше не соваться. Спасибо ещё, что дождя нет, и он может позволить себе хотя бы бесцельно пошататься по улицам до самой ночи. На улице отцветает август, непривычно прохладный в этом году, а в груди у Чимина полыхает огнём. Он чувствует себя обиженным, но, что ещё страшнее, преданным? Ни один из его, вроде как, лучших друзей не обмолвился и словом о том, что их теперь семеро. Даже Тэхён! Более того, разве не нужно было и его согласие на это? Когда это вообще могло произойти? Они ведь не виделись всего несколько дней, неужели за это время они успели как-нибудь собраться без него… Нет, чепуха какая-то. Чимин понимает вдруг, что дошёл до территории своей старой школы, а на улице уже почти стемнело. Он садится на деревянную скамейку у самой ограды и вынимает наушники, с раздражением заметив, что от музыки в плейлисте ему становится только хуже. Внутри всё неприятно сжимается от мысли о том, что раз уж этот Чонгук самый младший теперь (сколько ему там, кстати? Он не выглядел сильно мелким), то с ним все будут усиленно возиться, как и с самим Чимином в своё время, а потом и с Тэхёном. Он не очень хочет признаваться себе в том, что ужасно ревнует друзей, хотя ничего ещё толком и не успело произойти.***
Ничего из того, что Чимин нафантазировал себе, и не происходит. Про Чимина не забывают, а Чонгук не получает никакого повышенного внимания, хотя и оказывается действительно мелким, на целых два года младше его самого. — Так ты ещё школьничек? — поддевает он вроде бы беззлобно, но в голос всё равно тонкой змейкой скользит не испарившееся никуда недружелюбие. Чонгук боязливо сжимается под его взглядом и угрюмо кивает, не уточняя, что, вообще-то, уже почти выпускник, не желая ещё сильнее раззадоривать старшего. Между ними несколько сантиметров роста, не в пользу Чимина, и, если бы Чонгук только захотел, он бы мог легко поставить его на место, но он даже не предпринимает попыток, чувствуя исходящую от Чимина враждебность. Ничем хорошим это всё равно не закончится, к тому же, по непонятной для него самого причине, несмотря на все косые взгляды и подколки, глубоко внутри Чонгук всё ещё надеется однажды понравиться Чимину. Чтобы тот перестал видеть в нём желторотого чужака и признал, наконец, полноправным членом стаи. Чонгук вообще старается не отсвечивать и никому не мешать, за что ему ощутимо благодарен каждый из компании. Они собираются не всегда для того, чтобы провести время вместе за чем-нибудь весёлым, хотя такое, конечно же, случается довольно часто. Просто многим из них больше некуда идти. У Тэхёна похожая с Чонгуком ситуация, только колотит его не отчим, а родной отец, Юнги живёт в общежитии с настолько отвратительными соседями, что старается появляться в своей комнате только по ночам, мать Намджуна работает на дому, и он уходит, чтобы не мешаться ей под ногами, а Хосок просто ненавидит сидеть дома один. Они могли бы собираться и в его однушке, но с этим местом связано столько всего, что они интуитивно стягиваются к гаражу, порой даже не сговариваясь. Юнги как-то раз пошутил, что даже когда будет умирать, наверняка, притащится сюда. — На учёбу завтра, — стонет Хосок из кресла и в тон ему отзываются сразу два голоса — Чимин и Тэхён. — Говори за себя, — радостно воркует Джин, ковыряющийся плоскогубцами в заевшей молнии кожанки. Извечные проблемы с одеждой — его злой рок, с которым он давно уже смирился. Джин уже отучился и теперь живёт практически в своё удовольствие, работая дистанционно и по привычке всё ещё притаскиваясь сюда. Чонгук молчит, хотя ему на учёбу тоже, только грустно вздыхает, опуская голову. Этот жест, впрочем, остаётся незамеченным, потому что каждый погружен в своё маленькое горе. Намджун никакого опустошения в связи с наступающим семестром не испытывает, но всё равно угрюмо молчит за компанию. Тэхён обходит их старый диван по дуге, чтобы добраться до пакета с газировкой в шкафу для инструментов, и случайно задевает рукой Чимина, который сидит на спинке сверху. Задевает не очень сильно, едва касается футболки на спине, но тот внезапно вскрикивает, и едва не падает кубарем на пол, не удержавшись. Не успевает, потому что его хватает за плечи Чонгук, тут же вскочивший на ноги, и тянет обратно на диван, торопливо отдёргивая руки, убедившись, что старший восстановил равновесие. В глазах у Чимина отчего-то стоят слёзы, и никто не решается заговорить первым. — Жжётся, — поясняет он севшим голосом и тут же встречается глазами с понимающим взглядом Юнги. — Пойдём отойдём, — говорит старший, поднимаясь на ноги. — Не обращайте внимания, Чимин просто недавно сорвал спину на тренировке, — без запинки врёт Юнги, — а мазь у меня в рюкзаке. Они отходят ближе к двери, под предлогом того, что там самое яркое освещение. — Я взгляну? — интересуется он, убедившись, что на них никто не обращает внимание. Кроме Юнги никто не знает, да и ни к чему это. Чимин нехотя кивает, позволяя осторожно задрать футболку на спине и всё ещё немного шипя от дискомфорта, когда ткань проезжается по коже в области лопаток. — Блядь, — шепчет Юнги, когда его взгляду открывается чужая спина целиком. — Что там, хён? — тоже понижает голос Чимин. У Чимина и Юнги уже пару лет есть общая на двоих тайна и, несмотря на заверения Юнги, что ничего такого в этом нет, Чимин всё же хочет хранить её и дальше. Когда люди узнают о том, что ты разделённый, реакция может быть самой разной. Кто-то не верит, кто-то восхищённо просит показать и завистливо вздыхает, а кто-то смотрит, как на прокажённого, и вовсе начинает избегать. — Сам не чувствуешь, что ли? Чувствует, конечно. Линии стигмы соединились или, по крайней мере, начали соединяться. Связь даёт о себе знать, и соулмейт Чимина, кем бы он ни был, сейчас чувствует что-то похожее. — Сильно болит? — Ну так… Как будто кто-то водит острым раскалённым гвоздём по коже, — Чимину удаётся изобразить подобие усмешки. — Я провожу тебя домой, — Юнги опускает майку Чимина на место и думает начать собираться, но тот его останавливает. — Сейчас нельзя домой. — Да какая разница, раз такое дело… — Она не знает, — коротко говорит Чимин, тоном показывая, что разговор окончен. Он как-нибудь потерпит до ночи. Остаток вечера Чимин не без помощи Юнги тщательно следит за тем, чтобы его спина ни с чем не соприкасалась больше. В спокойном положении боль почти не ощущается, только едва заметный зуд. За этим занятием он не замечает Чонгука, который из своего угла дивана почти каждые несколько минут кидает на него тяжёлые взгляды. Чимин приходит домой около полуночи, намереваясь сразу умыться и лечь спать, чтобы хотя бы в первый учебный день в этом семестре не ходить по коридорам сонной бациллой, однако его плану не суждено исполниться. В полночь спину будто разрывает когтями дикой кошки, и кажется, что если провести рукой по коже между лопатками, можно наткнуться на рваные края царапин и повисшие лоскуты кожи. Чимин много читал о стигмах, о том, как они себя ведут на различных этапах развития связи, читал о множестве фантомных ощущений, которые испытывают соулмейты в день установления связи, но невыносимая боль мутит разум, не позволяя мыслить трезво, и парень мечется по собственной комнате в панике, даже не думая о том, чтобы лечь в кровать. В какой-то момент он чувствует, сквозь боль и жжение, что футболка слишком сильно прилипает к коже на спине, и на свой страх и риск пробует дотянуться короткими от природы пальцами до стигмы. Когда он подносит руку к лицу, то едва не кричит от ужаса, который заглушает болезненные ощущения, потому что пальцы перемазаны в крови. Стигма кровоточит по-настоящему. Чимин получил этот чудесный подарок на своё двадцатилетие и ту ночь он бы предпочёл забыть навсегда. Тогда на линии связи не было и намёка, у него появились только точки их соединения или звёзды, как их принято называть, поэтому ничего похожего на нынешние ощущения он не испытывал, однако крутило его всё равно по-страшному, будто он умудрился одновременно простудиться, отравиться и подхватить аллергию на воздух. Острые спазмы отпустили только к утру, но общее состояние пришло в норму лишь к вечеру следующего дня. То, что Чимин был одарен только звёздами, означало, что его соулмейт младше и всё ещё не достиг совершеннолетия. Ничего особенного по этому поводу Чимин не испытал, кроме липкого страха, что придётся пережить весь этот ужас ещё разок. И вот теперь этот день, наконец, настал. Даже в таком состоянии Чимин не может не думать о том, как, наверное, хреново сейчас его второй половинке, ведь для него это всё впервые. Он получит всё созвездие сразу и дай бог, если выживет к утру, потому что про реальные кровотечения Чимин ещё ни разу не встречал информации. Да, к середине ночи Чимин уже ясно чувствует, что его соулмейт парень, но пока что, к сожалению, его сведения на этом заканчиваются. Он пишет в четыре тридцать утра Тэхёну смс с просьбой о том, чтобы друг купил широкий тканевый пластырь и заглянул к нему перед универом. Тэхён, конечно, заглядывает, даже помогает ему перемотать спину бинтом и закрепить повязку пластырем, благо, мать Чимина уходит на работу гораздо раньше, чем начинаются занятия. Приходится, правда, посвятить и его в свой страшный секрет, но Чимин здраво рассуждает, что это куда лучше, чем пропустить первый учебный день или начать истекать кровью прямо посреди пары. Тэхён, конечно, шумный, но он не трепло. Особенно, если дело касается серьёзных вещей. Особенно, если дело касается Чимина. Он не задаёт лишних вопросов, не пытается посмотреть как оно, только тихонько извиняется за то, что вчера задел по незнанию, на что Чимин слегка качает головой. День проходит относительно спокойно, однако Чимин всё же сразу после окончания занятий направляется домой, хотя они договорились встретиться сегодня все вместе. — Скажи, что мне совсем плохо, повеселитесь там без меня. Тэхён выглядит обеспокоенным, но не решается возражать, только уточняет, сможет ли Чимин самостоятельно добраться до дома.***
В первые дни на Чимина наваливается гора учёбы, поэтому в гараже он появляется вновь только к выходным. Парни оживляются, приветствуя его, делятся какими-то не очень важными новостями, Чимин улыбается налево и направо, окончательно вернувшись в своё привычное состояние, пока в общем шуме не замечает одну отсутствующую деталь. — Ребята, а где Чонгук? Все тут же замолкают и начинают переглядываться, иногда бросая косые взгляды на Чимина. — Вау, — не сдержавшись, присвистывает Хосок. — Что? — не понимает тот. — Не мелкий, — начинает Намджун. — Не этот выскочка. — Не эй как его там, — поясняют все наперебой. — Ты назвал его по имени. Впервые, — сияет Хосок. И в правду, впервые. Однако Чимин не успевает удивиться самому себе, потому что чувствует неприятное жжение между лопатками. Стигма уже срослась, приобретая свою заключительную форму, теперь линии пролегают на коже розоватыми шрамами, а ещё чуть позже они побелеют и, вроде как, перестанут беспокоить вовсе. — Так что с ним? — повторяет он свой первоначальный вопрос, никак не комментируя колкости друзей. — Он в больнице уже дня три как валяется. Врачи давно разрешили выписаться, но он не хочет появляться в таком состоянии дома, сам понимаешь. — Вот как, — говорит Чимин задумчиво, почему-то в эту минуту ощущая острую необходимость наведаться к младшему в палату. Настолько острую, что решительно озвучивает её. — Решил немного побыть добрым хёном, — пожимает он плечами в ответ на удивлённые взгляды. До конца часов посещения остаётся всего ничего, но это только на руку, потому что можно будет почти сразу уйти, избегая неловкости, которая гарантированно повиснет между ними. Вряд ли Чонгук вообще ожидает увидеть Чимина в своей палате. Уже вышагивая по коридору, старший малодушно думает о том, что было бы здорово, если бы Чонгук сейчас спал и его неожиданный душевный порыв остался незамеченным. Чонгук, к сожалению, ещё не спит и, действительно, сильно удивляется. Чимин неуклюже врёт о том, что его сюда отправили и вообще он не хотел, на что Чонгук неопределённо ведёт плечом и слабо улыбается. Ему всё равно приятно. — Что хоть с тобой такое? Где болит? — Да не знаю сам, кажется, отравился, — бормочет Чонгук, стараясь не смотреть старшему в лицо, — но было очень плохо, я еле доехал сюда. В этот момент Чимин бездумно тянется к нему рукой, приземляя маленькую ладошку на голову и слегка поглаживая по волосам. Этот жест выходит настолько естественным, что он приходит в себя, только когда сталкивается со стеклянным взглядом Чонгука, уставившегося на него во все глаза. — Я… — начинает Чимин, однако руку не убирает, — прости, что был жопой, ладно? Мне очень трудно даётся привыкать к новым людям, а ты так внезапно появился, и все сразу тебя приняли… — Я понимаю, — шелестит Чонгук, благодарно прикрывая глаза, и Чимин вспоминает, что ему, наверное, пора убираться отсюда, пока не ляпнул ещё чего-нибудь. — Тебе лучше поспать, — бросает он напоследок, спешно закрывая за собой дверь в палату. Чонгук открывает глаза и долго борется с самим собой, но в итоге всё равно сдаётся, выпуская наружу сдавленный всхлип. Затем ещё один и ещё, продолжая беззвучно капать слезами на больничный пододеяльник. Неужели он и правда заслужил такую большую награду за всю ту агонию, которую пережил три дня назад, в день своего рождения? Он готов помучиться ещё пару раз, если после этого Чимин будет так на него смотреть и так касаться. Чонгук принимает сложное для себя решение выписаться на следующий же день, пообещав себе потерпеть страшную боль в спине, которая всё ещё вспыхивает время от времени.***
— Ты чего такой довольный, мелкий, в школе пятёрку получил? — издевательски тянет Чимин, когда Чонгук появляется в дверях. Намджун уже открывает рот, чтобы осечь его, думая, что он опять за своё, но Чонгук вдруг вместо того, чтобы скукожиться и мрачно промолчать, как это обычно бывает, солнечно улыбается в ответ. — Может и получил, — неопределённо отвечает он, без всяких сомнений заваливаясь на диван рядом с Чимином. Намджун только растерянно оглядывается на Сокджина, на лице у которого читается точно такое же недоумение. — Что ж, раз теперь все в сборе, это надо отметить, — говорит Хосок, выуживая из-за кресел пакет с несколькими бутылками. Чимин долго отнекивается, но в итоге всё равно сдаётся и, конечно же, напивается быстрее всех. Ему весело и хорошо, мать наконец-то нашла себе кого-то относительно постоянного, поэтому атмосфера в доме стоит вполне дружелюбная, в универе дела идут хорошо, а ещё. Ещё Чонгук снова на месте, и он испытывает необъяснимое чувство удовлетворения от этого факта. — Не то чтобы я вот так запросто принял его, всё не так… — бормочет он на ухо Юнги, приваливаясь всем весом к его плечу. — Конечно не так, Чимини, — соглашается Юнги, силясь не хохотнуть ненароком. Он незаметно просит Сокджина достать плед, чувствуя, что младший вот-вот вырубится. Чонгук волком смотрит на их перешёптывания и слишком часто прикладывается к бутылке соджу, однако, как и всегда, этого никто не замечает.***
К концу сентября Чимин практически забывает про стигму, потому что она больше его никак не тревожит. Шрамы болели бы в том случае, если бы Чимин и его соулмейт уже встретились, но не наладили связь. Обратное же говорит о том, что они ещё не виделись, и Чимин, честно говоря, вовсе не горит желанием его искать. Когда связь между душами была ещё плохо изучена, существовало убеждение, что свою пару в реальности очень сложно встретить и большинство душ всю жизнь проживают, так и не найдя друг друга, однако, более современные исследования показали совершенно противоположное. Несмотря на то, что разделенные души — явление редкое и в целом встречается примерно у двадцати процентов населения, — соулмейты встречают свою пару в девяти случаях из десяти. Почти стопроцентное соотношение, от судьбы, как говорится, не уйдёшь. Чимин вовсе был бы не против оказаться тем самым одним случаем, потому что ему, прежде всего, претит сам принцип, когда всё уже решено за него. Стоит даже завести отношения с обычным человеком, всегда существует подсознательный страх того, что однажды появится тот самый единственный, и ты уже ничего не сможешь с этим поделать. Теоретически, конечно, можешь, но разрыв связи причиняет ужасные муки, а Чимин очень плохо переносит физическую боль, и никакие моральные убеждения тут уже не помогут. Но на место болей в спине приходит головная боль, к которой Чимин оказывается не готов. Однажды вечером, когда он без всякой задней мысли протягивает Чонгуку наушник, предлагая послушать вместе кое-что очень важное, что непременно хочется разделить с младшим, Чонгук замирает и, кажется, даже перестаёт дышать на мгновение. Замирает, чтобы следом выдохнуть тихое хён. Эта сцена, в которой вроде бы нет ничего особенного для стороннего наблюдателя, словно снимает с чиминовых глаз плотную повязку, в которой он ходил весь месяц с тех пор, как перестал избегать Чонгука и их отношения более-менее наладились. Он даже озирается вокруг несколько нервно, потому что ему на мгновение в голову приходит мысль о том, что все остальные давным-давно догадались. Никто, однако, даже не смотрит в их сторону, занятые своими делами, а Юнги и вовсе дремлет, устав после долгого учебно-рабочего дня. Чимин крепко зажмуривается до звёздочек перед глазами и трясёт головой для верности, растрёпывая отросшие и недавно осветлённые прядки, а Чонгук опускает взгляд, догадавшись о том, что произошло у старшего в голове в эту секунду. Заснуть после подобного открытия невозможно, Чимин всю ночь пинает одеяло и время от времени прячет широкую улыбку в подушку. Чонгук, этот огромный красивый ребёнок с живыми блестящими глазами и грустной мордашкой, по уши в него влюблён, оказывается. Разве может быть в этом мире что-то чудеснее? Он понятия не имеет, когда это началось, но, анализируя поведение младшего на протяжении всего их недолгого знакомства, может с уверенностью сказать, что, наверное, с самого начала. У Чимина так славно и сладко жжётся в груди, что он едва сдерживается от того, чтобы написать Чонгуку смс прямо среди ночи, какое-нибудь глупое и бессмысленное о том, как ему нравятся его белые кроличьи зубки или что-нибудь в этом духе. «Я нравлюсь тебе, Чонгук? Я ведь не ошибся?» Чимин всё-таки отправляет это несколько самоуверенное послание, на середине которого пальцы начинают подрагивать от неуверенности. Вдруг он всё себе напридумывал, и Чонгук посчитает это за очередную глупую шутку? В лучшем случае. В худшем — набьёт Чимину морду за такие заявления. Чонгук отвечает сразу же, словно бы точно так же не может уснуть и ждёт. «Нет.» Одно короткое слово и сердце Чимина, замирая, проваливается куда-то вниз. Пока он в панике соображает, как можно оправдаться и сгладить неловкую ситуацию, вдогонку приходит второе смс. «Ты не ошибся, хён.»***
Чонгук ходит, как в воду опущенный, чувствуя гнетущую неловкость от того, что Чимин догадался. В их отношениях, между тем, ничего не изменилось, хотя с той несчастной короткой переписки прошло уже больше двух недель. Он понятия не имеет, как себя с ним вести, потому что Чимин словно забыл? Это для него ничего не значит? Им бы хотя бы поговорить начистоту, но Чонгук слишком трус для таких подвигов. — Чонгуки, взбодрись, у меня желудок крутит от твоей кислой мины, — пытается по-своему подбодрить Хосок, которому вечно до всего есть дело. Кроткий с хёнами Чонгук на этот раз поднимает на него сверкающие тёмным глаза, в которых читается что-то вроде вау, меня хоть кто-то заметил. До финальных экзаменов остаётся каких-то полтора месяца, но о какой подготовке может идти речь, если его голова забита Чимином сутки напролёт. — Сегодня у отчима зарплата, — робко начинает Чонгук мысль, которая сразу становится понятна всем присутствующим. Но, едва Хосок, у которого все давно привыкли ночевать в случае необходимости, открывает рот, чтобы (уже не в первый раз) предложить Чонгуку ночлег, его спешно перебивает Чимин. — Можешь остаться у меня. Говорит будничным тоном, как ни в чём ни бывало, словно он не в курсе, словно они с Чонгуком хорошие друзья, словно… Чонгук шумно сглатывает от волнения. Ему непонятно поведение старшего, непонятны собственные ощущения на этот счёт, но жжение между лопаток, уже ставшее привычным за последнюю неделю, постепенно затихает, и Чонгук соглашается. Они неловко молчат позже, когда прощаются с ребятами и добираются до чиминова дома пешком. Чонгука нервно потряхивает от волнения, но Чимину, кажется, абсолютно комфортно идти вот так, едва соприкасаясь плечами, и молчать, словно они всё уже друг другу сказали. Чонгук искренне пытается проникнуться этим поразительным спокойствием, только вот у него ничего не выходит, поэтому уже у порога он задаёт глупый вопрос, чтобы хоть как-то нарушить тишину: — А твоя мама не будет против? — Против чего? — поворачивается к нему Чимин. — Против того, что я привёл в дом парня? Чонгук теряется, потому что это звучит очень, очень волнующе, будто Чимин действительно привёл его к себе домой как… Как кого? Что у него на уме? — Не будет, — продолжает Чимин. — Во-первых, она в командировке, а во-вторых, она в курсе моих предпочтений. У нас, конечно, не самые лучшие отношения, но такие вещи она обо мне всё же знает. Дома Чимин, вразрез своим двусмысленным словам, ведёт себя вполне обыкновенно, не проявляя к Чонгуку ни капли какого-то особого внимания. Заваривает чай, переодевается в домашнее, устало моргает над кружкой и смешно жмурится, когда пар слишком сильно обжигает лицо. Чонгук тоже получает свой домашний комплект, который облегает его немного сильнее, чем надо бы, потому что их габариты ощутимо отличаются, но жаловаться он и не думает. Хватает того, что он сейчас сидит на кухне у Чимина дома и пьёт с ним чай. Разве мог он подумать о таком месяц назад, когда Чимин каждым из немногочисленных взглядов ясно давал понять, что младший для него лишь раздражающая деталь интерьера? — Знаешь, я давно хотел спросить, — говорит Чимин, прихлёбывая из кружки. Чонгук непроизвольно подбирается на стуле, приготовившись к серьёзному разговору, но его опасения не оправдываются. — Как ты нашёл тогда нас? К нашему гаражу никогда никто не приходил. — Я, — младший неуверенно жуёт нижнюю губу, раздумывая, стоит ли говорить правду, но глядя в открытое чиминово лицо, всё же решается, — я видел вас несколько раз перед этим. Как вы ходили толпой по улице, смеялись все вместе, громко шутили, направляясь всегда в одну сторону. Я живу недалеко от гаражного комплекса и частенько шатался по округе один, когда отчим, ну, знаешь… — Как сегодня? — осторожно уточняет Чимин, опасаясь задеть за живое. — И как сегодня тоже, но бывало и хуже, — уклончиво отвечает младший, продолжая. — В тот день, например, было совсем плохо, и я как обычно поплёлся на улицу, даже зонтик не захватил. Вспомнил о вас и решил рискнуть пройтись поискать, куда вы обычно ходите, а потом меня Намджун-хён нашёл, всё просто. Жалко только, что ты спал… — Да уж, — бормочет Чимин, понимая, что Чонгук имеет в виду. Но теперь уже ничего не поделаешь, что было, то было. Они ещё немного разговаривают о всяком, а потом Чимин отходит к раковине, чтобы ополоснуть кружки, и затихает, задумавшись. Чонгук, всё это время сидевший как на иголках и выискивавший подвох в самых невинных фразах, не выдерживает, наконец, и вскакивает с места, подходя вплотную и опираясь руками в бортик раковины по обе стороны от Чимина. Тот машинально вздрагивает от неожиданности, почувствовав спиной широкую чонгукову грудь, но Чонгук понимает отчего-то, что он всё равно ждал подобного. Он тычется носом Чимину в шею и шумно вдыхает, не удержавшись. — Я не знаю, хён, — начинает он дрожащим от напряжения голосом, — не знаю, зачем ты привёл меня к себе в дом, зная о том, что я чувствую. Но я больше не могу так. Если ты сейчас обернёшься, я поцелую… Договорить он не успевает, потому что Чимин, в самом деле, разворачивается, хватаясь мокрыми пальцами за крепкую шею, и целует его сам, не дожидаясь исполнения угрозы. От неожиданности младший делает шаг назад и больно стукается затылком об стенку, но это уже не имеет никакого значения, потому что полные губы Чимина обжигают огнём поверх собственных, а его язык оказывается во рту быстрее, чем возможно успеть что-либо сообразить, и это так чертовски здорово и горячо, что Чонгук едва ли не скулит в голос. Чимин привстаёт на носочки, крепче впечатываясь пальцами в кожу на загривке, словно оголодавший, и позволяет прижать себя ближе за поясницу. Если бы Чонгук был в состоянии думать сейчас, он бы непременно задался вопросом, какого чёрта они тянули так долго, но он не. Его хватает только на то, чтобы оттащить Чимина из кухни в гостиную, но тот сопротивляется, бормочет что-то про диван, и, наконец, ведёт к себе в комнату. Кровать у Чимина полуторная, застеленная тёмным постельным бельём, таким же тёмным, как мысли Чонгука при взгляде на неё. — Слушай, — умудряется он вместить между поцелуями в шею и рваными выдохами, когда Чимин уже стягивает с него футболку, широким жестом проходясь по бокам, — у нас ведь ничего нет, ты уверен, что готов так сразу…? Чимин кусает его за ключицу и задушено смеётся, и если он сейчас пошлёт Чонгука куда подальше, то будет абсолютно прав, потому что не время и не место для подобных вопросов, когда между их телами плавится воздух от напряжения. — Нам необязательно доходить до главного, — сообщает старший вполне очевидную вещь и сдёргивает-таки футболку с чужих плеч, опрокидывая Чонгука на спину и меняя их местами. Чонгука трясёт от мысли, что Чимин его хочет, и это всё происходит. На самом деле, а не в его неспокойных снах, прерываемых храпом отчима, не в голове, когда он подолгу сверлит Чимина взглядом, пока тот не видит, а прямо здесь, в чиминовой комнате. В какой-то момент он осознаёт, что готов отдаться без всякой защиты, если только старший попросит, хотя поначалу совершенно не собирался заходить так далеко. — Такой чувствительный мальчик, — шепчет Чимин, приспуская с Чонгука собственные шорты, которые не так давно ему одолжил, и тот едва слышно поскуливает в подтверждение этому заявлению, когда Чимин слегка скребётся короткими ногтями по выпирающим тазовым косточкам. Чонгуку плевать на то, что старший всё ещё полностью одет, но если он не прикоснётся к нему прямо сейчас, Чонгук сойдёт с ума. Шрамы на спине сладко ноют, соприкасаясь с нагревшейся тканью пододеяльника, и это первый раз, когда стигма причиняет ему не дискомфорт, а наоборот. Ему интересно, чувствует ли Чимин то же самое, но спросить об этом прямо сейчас было бы глупо и неуместно, впрочем, вопрос быстро растворяется в сознании, стоит Чимину мягко обхватить его член мягкой горячей ладонью. Чонгук в бессознательном состоянии крепко цепляется за ткань на чиминовой пояснице, после сжимая желанную ягодицу едва ли не в кулак, пробравшись рукой под ткань, отчего старший шумно выдыхает и двигает рукой чаще и жёстче. После всего Чонгук отчаянно борется со сном, устроившись у Чимина на груди и перехватив его рукой поперёк пояса. Хочется растянуть этот момент ещё на бесконечность, и он бездумно трогает чужое плечо и чуть ниже губами, не в силах оторваться, пока старший легко массирует пальцами кожу головы, зарывшись во влажные пряди. Ему немного совестно за то, что Чимину пришлось расправляться с собственной эрекцией своими силами, но с другой стороны, это его первый сексуальный опыт в целом, поэтому его можно понять и простить. Чимина, кажется, всё и так устраивает.***
Их отношения, безусловно, кардинально меняют вектор, но всё ещё остаются не до конца понятными. Тянет друг к другу с невероятной силой, что, впрочем, вполне объяснимо, но Чимин словно находится в постоянном напряжении. С той ночи они не обсуждали ничего, просто естественным образом перешли на новый уровень физических контактов, хотя до самого главного, впрочем, так до сих пор и не дошли. Чонгуку не хочется торопиться, ни в коем случае, но Чимина он всё же не понимает. Словно есть что-то, что мешает ему, что-то, о чём Чонгук не знает. Напрямую Чонгук спрашивать боится, опасаясь лишиться и того немногого, что у них есть сейчас. Теперь он обычно провожает старшего до дома после их посиделок в гараже, потому что так Чимин позволяет себя целовать на прощание. Ребятам говорить они не стали, но кое-кто, как кажется Чонгуку, всё же догадался сам. Он знает их совсем недолго, но почему-то уверен, что, даже если они им откроются, всё будет в порядке. — Чонгук, — спрашивает старший в один из таких вечеров, — ты веришь в разделённые души? Они стоят возле подъезда Чимина, в ярком пятне света от фонаря. Чонгук напрягается и молчит, вглядываясь в лицо старшего и стараясь разгадать его эмоции. Чимин озадаченно наблюдает за его реакцией, но молчит тоже. — Если это такая глупая шутка, хён, то не смешно, — наконец говорит Чонгук, так и не сумевший ничего прочитать по лицу, но чем больше они смотрят друг на друга, тем больше он понимает, что, чёрт возьми, никакая это не шутка. Видя замешательство Чимина, он обхватывает его одной рукой, принимаясь водить по спине через ткань куртки, время от времени останавливаясь, чтобы надавить пальцем, и комментирует. — Две большие звезды, одна под правой лопаткой, — указывает пальцем точно на неё, и Чимин чувствует, как по коже в этом месте расползается тепло, — вторая ближе к позвоночнику, — он снова давит, — звезда поменьше под левой, и ещё две ниже. Чимин дышит через раз, пока Чонгук уверенными движениями на ощупь очерчивает стигму на его спине, ни разу не промахнувшись. До него с трудом доходит происходящее, но когда всё же доходит, он дёргается в сторону от чонгуковой руки, опустив голову, чтобы не встречаться с ним взглядом, и шипит тихо, — Не подходи ко мне. Чонгук остаётся стоять на улице в полном недоумении, когда Чимин стремительно скрывается в своём подъезде.***
Чимин несколько дней не появляется в гараже, не отвечает на телефон и не ходит в универ, по словам Тэхёна. — У него день рождения послезавтра, долго он собирается шкериться? — ворчит Сокджин делано сердито, но на самом деле переживает, как и все. Чонгук даже не пытается прикинуться непричастным и ходит все эти дни мрачнее тучи, но никто не пристаёт к нему с расспросами до поры до времени. Ровно до того момента, как к нему подходит Юнги: — Отойдём поговорить? Они выходят на улицу в мокрый октябрь и отправляются прогуляться по парку рядом с гаражным комплексом. — Чимини очень сложный мальчик, — начинает Юнги негромко, и Чонгук чувствует, что тот знает, о чём говорит, — поэтому, если вы поссорились, не вини себя сильно. Но, — он делает паузу и останавливается посреди дороги, чтобы заглянуть младшему в лицо. — Но? — не выдерживает Чонгук изучающего взгляда. — Но его характер это не всё, о чём стоит знать. Чимин связан некоторым… условием, — он с трудом подбирает слова, раздумывая, поверит ли вообще Чонгук в то, что он собирается ему рассказать, — поэтому он боится сближаться с тобой окончательно. В один день ему придётся тебя оставить, и избежать этого он не в силах. Он просто не хочет ранить тебя, а заодно и себя слишком сильно, понимаешь? — Что за условие, хён? — Чонгук перебивает нетерпеливо. — Только не надо мне говорить о том, что у Чимина есть соулмейт, ладно? Юнги озадаченно молчит, потому что собирался сказать именно это, и Чонгук понимает его без слов. — Если это единственная причина, — Чонгук говорит уже увереннее, потому что начинает чувствовать раздражение от всей этой глупой ситуации, — подержи, — он снимает с себя куртку и отдаёт ничего не понимающему хёну в руки. Чонгук разворачивается к нему спиной и, ухватившись руками за края тонкого свитера, осторожно тянет его вверх. Юнги не сдерживает тихого вздоха, потому что стигма сильно воспалилась за те дни, что они не виделись с Чимином, и верхняя половина спины теперь выглядит так, словно Чонгука стегали плетями, зрелище не для слабонервных, но Чонгук знает, на что идёт. Он знает, что Юнги в курсе, и поймёт всё правильно. — Тогда что произошло между вами? — спрашивает старший, когда Чонгук одевается обратно. — Я не знаю, хён.***
Чонгук не сомневается ни секунды, когда заносит руку, чтобы нажать на кнопку видеозвонка, и подносит красивый букет гортензий поближе к камере. Дверь ему открывает женщина, которую он себе представлял именно так, и никак иначе. Мать Чимина с возрастом не утратила ни красоты, которую к тому же сполна передала сыну, ни обаяния. Она горячо благодарит его за букет и даже не интересуется, кто он, и зачем пришёл к ним в дом, говорит только, что Чимин у себя в комнате и чувствует себя не очень хорошо. Чонгук знает, ведь он здесь за тем, чтобы это исправить. — Привет, — тихо говорит он, заходя в комнату без стука. Он знает, что Чимин не спит, потому что теперь он чувствует и это. Как и то, что Чимин уже давно не злится. Старший сидит на кровати по-турецки, уткнувшись носом в какую-то игру на мобильном. Он медленно поднимает взгляд на вошедшего, тут же выдавая себя с головой. Чонгук осторожно присаживается рядом и почти не удивляется, когда Чимин тут же оказывается практически у него на коленях, мягко обнимает его и неспешно поглаживает широкой ладонью по спине. Ему тоже было больно. — Снова шла кровь, — говорит Чимин в подтверждение и добавляет чуть раздосадовано. — Ты долго. Возможно, ему и правда следовало прийти немного раньше, но с другой стороны, хотелось дать Чимину пережить мимолётную обиду. Они долго сидят в тишине, крепко вжавшись друг в друга, словно восполняя запас энергии за прошедшие дни, Чимин кладёт голову Чонгуку на плечо, обхватывая руками и ногами сразу, ладонями накрывая самое чувствительное место между лопатками, будто извиняясь. Там болеть больше не будет, он сделает для этого всё возможное. — Когда ты понял? — нарушает Чимин тишину первым. — Когда увидел тебя спящим в гараже, в самый первый день. Это было за пару недель до моего дня рождения, стигмы ещё не было. Но я просто… понял. — Почему не рассказал мне сразу? Чонгук задумывается, но только для вида. — Потому что я раздражал тебя одним своим присутствием? Мне было страшно, даже когда ты пришёл в больницу тогда. — Хорошо, а потом? — Чимин увлечённо водит ладонями по рубашке на груди Чонгука и опасается поднимать на него глаза. — А потом всё было понятно и так. Я думал, о таком не говорят вслух, — удивляется Чонгук.— Я ведь чувствовал всё это, значит, и ты должен был. Эта внезапная перемена отношения ко мне и взявшееся из ниоткуда чувство влюблённости, разве тебя это не удивило? — Я просто влюбился, — вскидывается Чимин, весь красный от смущения, — так ведь бывает, почему я должен был удивиться? Тебе стоило мне рассказать! Знаешь, как было сложно сдерживаться, чтобы… — Не особенно-то ты и сдерживался, — смеётся Чонгук негромко и неожиданно целует в нос. Совсем легко, только для того, чтобы успокоить взволнованного хёна. — Не хочешь выйти к чаю? Она переживает. Чонгука в самом деле стоит познакомить с мамой, а ещё рассказать ей наконец правду. Чонгук легко сжимает его ладонь в своей, когда они выходят из комнаты, и Чимин благодарно улыбается, чувствуя, что всё пройдёт как надо. А ещё он теперь тоже чувствует Чонгука, чувствует, как его сердце заходится тёплыми волнами, и первым выдыхает в ту же секунду, как младший откроет рот: — Я люблю тебя.***
Позже ночью Чимин долго не может уснуть, несмотря на прижавшегося к его боку тёплого Чонгука, поэтому залезает в интернет, прикрывая краешком одеяла экран мобильного, чтобы не светить слишком ярко, и до утра читает статьи о видах душевной связи. Оказывается, что чем крепче связь, тем сильнее боль, которую испытывают соулмейты при проявлении стигмы, а кровотечение вообще встречается в одном случае на несколько десятков тысяч. Эта ужасная особенность вопреки всему заставляет его улыбнуться, потому что вся эта болезненная лихорадка позади, зато Чонгук вот он, рядом с ним.