Останься

– Хён, – говорит Чонгук однажды, – как думаешь, можно ли любить двух человек одновременно? Тэхён, до этого вопроса игравший в компьютерную игру, оглядывается, некоторое время смотрит на Чонгука молча, а затем говорит: – Думаю, можно. Но одного из них ты, наверное, будешь любить сильнее? Чонгук жмет плечами. Ему кажется, что он восхищается Юнги и Чимином одинаково, но испытывать краш по каждому из них начал в разное время. Юнги он увидел тогда, когда Намджун привел его в компанию. Хён казался суровым человеком, которому в принципе было все равно, есть ли рядом с ним люди или нет. Это восхищало, потому что Чонгук сам не отличался душевным хладнокровием. А Чимина Чонгук знал давно - как лучшего друга Тэхёна (эта мысль заставляет его скривиться, но он не ревнует Тэхёна, нет, нисколько). И Чимин он такой… красивый очень, почти что неземной, Чонгук вообще думает о том, что нельзя быть таким нереальным. Ему иногда кажется, что коснись он Чимина, тот исчезнет, как мираж. Потому что… ну разве люди могут быть такими?.. Они оба классные, на самом деле. И достойные того, чтобы в них влететь с самого первого взгляда. – Хён, а ты когда-нибудь так влюблялся? – спрашивает Чонгук у Тэхёна, который настолько поглощен войной против сил зла, что сначала даже не слышит вопроса. Он повернут к Чонгуку спиной и тому не видно его лица, но Чонгук почему-то уверен, что – нет, не влюблялся, Тэхён однолюб – отдает все одному человеку до конца, даже если это не взаимно. Тэхёнова русая макушка медленно исчезает, когда он снова поворачивается к Чонгуку. Лицо у него задумчивое, немного отрешенное, такое, как если бы Тэхён был в двух мирах сразу – мысленно все еще сражаясь на виртуальном поле боя, но уже медленно возвращаясь к внешнему миру. – Нет, – говорит он. – Я бы так не смог, скорее всего. И улыбается квадратно так, будто не понял, что Чонгук сейчас открыл ему одну свою тайну. Чонгуку от этого немного обидно, потому что Тэхён всегда был его хёном, лучшим другом, который жил по соседству. И этот хён сообразительный, у него отлично развита интуиция, он все понимает, но никак не хочет это комментировать. Хоть Чонгуку и нужно знать, сошел ли он с ума или все нормально. *** То, что у него поехала крыша, Чонгук понимает, когда через пару недель, во время просмотра аниме, Тэхён встает со своего кресла и опускается перед ним на колени. – Хён, что ты делаешь? – заторможено спрашивает Чонгук, все еще не до конца веря увиденному. Он не спит вот уже неделю, ходит в универ на автомате, учится и общается тоже на автомате, поглощая при этом кофе литрами. Виной всему Чимин и Юнги, их окончательное воссоединение, которое выбивает у Чонгука почву из-под ног. Чонгук не чувствует сначала, кажется, ничего – он балансирует в пространстве где-то между радостью от того, что эти двое удивительных людей наконец смогли пересечь все трудности и быть вместе, и болью – от невзаимности, от невозможности реализации своих странных чувств и желаний, от того, что каждый раз он кажется самому себе в их компании лишним, он кажется даже самому себе лишним в последнее время, совсем далеким и чужим, будто потерявшимся от этой новости и своего осознания ее. И когда Тэхён встает перед ним на колени, Чонгук еще не до конца уверен, что действительно видит это. – Ты такой уставший, – говорит Тэхён – и в его глазах нет ничего, только беспросветный и огромный космос с миллиардом бриллиантово рассыпанных по нему созвездий. – Да, хён, – Чонгук слабо улыбается и прикрывает глаза. – Что ты делаешь на коленях, встава… – но его дыхание замирает где-то на полуслоге, а глаза расширяются, когда Тэхён кладет свою руку ему на пах. – Что ты делаешь? – осторожно спрашивает Чонгук, отодвигая его руку. – Я хочу помочь, – отвечает Тэхён. – Чонгуки, – ласково зовет он снизу, – не отказывайся, а?.. Чонгук смотрит в его большие, бездонные глаза, а Тэхён потирается щекой о его коленку, словно большой ласковый кот. И эти его волосы русые, уже порядком отросшие, так что закрывают глаза, и губы розовые пухлые, не такие, конечно, как у Чимина… «Чимин. Юнги», – вдруг вспоминает Чонгук и его будто ледяной волной окатывает. – «Как я мог забыть…» Он вскакивает так резко, что Тэхён валится назад, на пол. Чонгук нервно ерошит свои волосы и чувствует головокружение. У него горит коленка, о которую терся Тэхен. Чонгук знает, что они с Тэхёном друзья и не должны. Но они и друзья с Чимином и Юнги, и Чонгук также не должен. Он вообще многого не должен, и в итоге все делает неверно. – Мне всего лишь нужно поспать, – тихо произносит он, глядя на Тэхёна, который даже не думает вставать с пола – разлегся там, приподнявшись на локтях, и задумчиво молчит. – Спать мне нужно, – бормочет Чонгук, направляясь к двери. Ему действительно необходим сон, такой глубокий, уютный и безмятежный, чтобы там не было Чимина с Юнги, которые теперь всегда вместе, как сиамские близнецы (он и сам думает о них, как о чем-то едином, целом и произносит про себя не «Чимин», «Юнги», а «Чимин и Юнги»). Чтобы в этом сне Чонгук отдохнул от них, а затем и от себя, от своих навязчивых мыслей и желаний, которые преследуют его день за днем призрачным фантомом, выматывая и порабощая. Чонгук очень устал. И поэтому он совершенно не ожидает, что дверь, которую он открывает, резко захлопнется перед его носом, а сам он окажется быстро развернут и толкнут к этой двери. Тэхён, нависший над ним, кажется немного чужим, пугающим. Впрочем, Чонгук не удивляется – они все сейчас чужие, непохожие на себя обычных. Это так – будто он попал в королевство кривых зеркал, какую-то параллельную реальность, где все не так, как должно быть, как было раньше. Его это не пугает, пугает Чонгука то, что Тэхён вдруг наклоняется к нему – близко-близко, так, что он может разглядеть родинку у того на носу. Тэхён согревает холодные губы Чонгука своим теплым дыханием, а затем просто прижимается губами к его губам. Вот это пугает. И то, что прикосновение, обычное, совсем простое, обжигает губы каленым железом так сильно, что Чонгук невольно вздыхает в поцелуй и чуть задушено стонет, может от шока, а может от силы того ощущения, что сейчас испытывает. Он дрожит, ему внезапно становится очень холодно, потом жарко. Все от того, что у Тэхёна такие настойчивые губы или от того, что он крепко сжимает плечи Чонгука своими руками? Чонгук не знает. Он вырывается и сбегает. Сначала в прихожую, где надевает куртку, шапку; засовывает ноги в ботинки – быстрыми пугливыми движениями. Застегивается на все пуговицы и замки, будто мечтая таким образом отгородиться от того, что произошло. Тэхён стоит, смотрит на Чонгука и ничего не говорит. И совсем не пытается остановить его. *** А ночью Чонгук видит Тэхёна. Во сне он очень настойчив, и эти чертовы губы у Чонгука везде, обжигают его, метят, не дают забыть. Тэхён снится ему всю ночь, и это совсем не похоже на тот уютный безмятежный сон, о котором Чонгук мечтал. В итоге он просыпается не выспавшимся, помятым и возбужденным. Чонгук думает, что дело в губах Тэхёна и что он виноват в том, что он не может прогнать его из своей головы. Поэтому, после универа, Чонгук приходит к нему и требует: – Хён, что ты сделал? Исправляй. И тянется к недоуменно смотрящему на него Тэхёну. Недоумение быстро сползает с его лица, и Тэхён с готовностью целует Чонгука. Теперь по-взрослому, просовывая язык между его губ, посасывая губы и открываясь ему навстречу. Чонгук уверен, что это временно и все пройдет. *** Но вот проходит две недели, и Чонгук обнаруживает себя сидящим в том же кресле, а у его ног, на коленях – Тэхён. Это так, будто кто-то отмотал Чонгукову жизнь назад, на тот самый момент, когда Тэхён впервые уселся вот так перед ним, а он просто не стал уходить. Тэхён охуенно сосет. Чонгук не знает, как так вышло, где он этому научился, но выходит то, что выходит. Все, что Тэхён делает с ним – чертовски грязно и очень возбуждает. У Чонгука темнеет в глазах, когда Тэхён берет за щеку и смотрит снизу вверх потекшим от возбуждения взглядом. Когда он сильно сжимает губы на основании члена, а затем проходится по всей длине, впуская в себя. Когда он своими длинными пальцами мнет мошонку и яйца Чонгука, а потом рукой помогает себе заглатывать глубже и глубже, давится, но упорно натягивает голову на член. И стонет, мычит задушено, потому что самому это нравится, и Чонгук видит, как у него топорщатся штаны. Чонгук не может смотреть на это, он закрывает глаза – а на внутренней стороне век будто выгравировано – Чимин и Юнги. Он бесится, он хочет выгнать их из себя, хочет перестать любить и нуждаться в них, хочет перестать представлять, как Юнги будет брать его быстро и сочно, словно текущую сучку, а Чимин будет вбивать свой член в его рот, заставляя его задыхаться от похоти. Вместо этого Чонгук трахает в рот человека, которого называет своим лучшим другом. И это кажется ему омерзительным. Но Тэхёну вроде бы все равно, даже нравится – он улыбается с его членом во рту, а Чонгук со стоном снова закрывает глаза. Он вплетает пальцы в волосы Тэхёна и двигается еще жёстче, еще быстрее, и, наконец, полностью открыв глаза, стонет – у Тэхёна слюна течет по подбородку, взгляд расфокусированный, удовлетворенный. – Чимини… Юнги-я… – стонет Чонгук. И кончает. Тэхён высовывает свой длинный язык, на котором его, Чонгука, сперма, а потом закрывает рот и глотает все. Глаза у него непроницаемые, грязные, как тусклое, давно не протираемое стекло. Они не светятся миллиардом звезд, как раньше. Чонгук наклоняется к нему, стирает с края его губ белесую каплю и ласково тычется лбом ему в щеку. Ему хочется попросить прощения, но язык не слушается. Чонгук не понимает, почему Тэхён делает все это. *** Несмотря на то, что Чонгук пытается остановить это, он раз за разом проигрывает. Ласковым прикосновениям Тэхёна, когда тот легко ведет пальцами по его щеке, или объятиям, когда Тэхён окольцовывает его руками и Чонгуку становится спокойно и тихо – в нем как-то умолкают все внутренние метания, надежды и страдания, и ощущение такое, будто укутали в теплую одеялку. Чонгук проигрывает низкому голосу, просящему или требующему; тому, когда Тэхён цепляется за него, когда целует. Его глазам, темным и загадочным, как бескрайнее море. В конце концов, раз за разом проигрывает. Чонгук все еще не знает, зачем Тэхён делает то, что делает. Он не знает, зачем приходит к нему снова и снова. В какой-то из тех спокойных и лживых дней, когда еще можно притвориться друзьями, теми именно, кем они были раньше, Чонгук сидит в кресле, смотрит футбольный матч, а Тэхён роняет тихое: – Чонгуки. И Чонгук с дрожью, пробежавшей по позвоночнику, поворачивает к нему голову. Он знает, что означает этот тон и темный блеск в глазах Тэхёна. – Ты… – Чонгук поджимает под себя ноги, чтобы – ни в коем случае. Он все еще преисполнен надеждой сохранить дружбу с Тэхёном, но кажется, что уже совсем поздно. – Чонгуки. Тэхён поднимается с дивана и подходит ближе, не понимая, что эта близость – как оголенными проводами по коже Чонгука, по всей его душе, которая болит от осознания того, что они зашли слишком далеко. Чонгук избегает смотреть Тэхёну в глаза, изо всех сил пялится в телевизор, но чертов голос все еще настойчиво проникает ему в уши: – Чонгук. Тэхён садится на полу рядом с креслом, на котором он сидит, стягивает свои шорты – и Чонгук больше не может смотреть телевизор. Тот звучит каким-то нелепым и смешным музыкальным сопровождением к тому, что происходит, а Чонгук смотрит лишь на Тэхёна, который вытаскивает свой большой возбужденный – о да, – член и обхватывает головку. Она с влажным хлюпающим звуком скользит между его пальцев, а Тэхён быстро и сбито дышит и смотрит, смотрит, смотрит на Чонгука. Будто душу вынуть из него пытается. Чонгук не может этого вынести. В его голове что-то взрывается жаром, быть может, там раньше тлел огромный вулкан, который сейчас проснулся. И лава, растекшаяся жадным пламенем внутри, сметает образы Чимина и Юнги, стирает их из Чонгука. Но он не в состоянии чувствовать облегчение, он рвется встать с кресла, но Тэхён опережает его – и так со спущенными шортами и стоит на коленях, обнимая ноги Чонгука. И смотрит с голодной жаждой и мольбой в глазах. – Подожди… – он хватает руки Чонгука и покрывает их поцелуями – беспорядочными и обжигающими. – Пожалуйста, останься. Чонгук под его губами тлеет, растекается по креслу и задыхается. Тэхён легко прикусывает костяшки пальцев, смотрит снизу вверх; его глаза – большие, взволнованные – вспарывают Чонгуку грудную клетку – и от этого и хорошо, и больно одновременно. – Перестань, – шепчет он, но тот неистово выцеловывает каждый палец, зарывается лицом в Чонгуковы ладони и еле слышно дышит, и дрожит. Потом поднимает голову, и Чонгук видит решительность в глубине его зрачков. – Я сделаю все сам, – хрипит Тэхён. – Вини во всем меня. Ты здесь ни при чем… Чонгуки… Свое имя Чонгук слышит как просьбу. И сдается. Снова. Позже, когда Тэхён, раскрытый и готовый, садится на его член, весь мир Чонгука сужается до одной единственной точки, в которой тот двигается на нем, с лицом, на котором смешались боль и наслаждение. Для Чонгука наступает конец света. И мощная волна этого спасительного Армагеддона уничтожает в его памяти всех тех, в кого Чонгук был влюблен раньше. Тэхён задыхается и стонет, то ли от исступления, то ли от боли, то ли от всего сразу, а Чонгуку кажется, что красивее него он еще никого не видел. И в тот момент, когда Тэхён наклоняется к нему и хрипит: – Чонгук. Назови меня моим именем! Назови! Ну пожалуйста! Хотя бы раз!.. Чонгук готов простить ему все, даже это. И он шепчет: –Тэхён, Тэхён, Тэхёна-а-а… – и разбивается о свой собственный шепот, который звучит в голове громче, чем любой крик. *** Когда позже Чонгук шагает домой по заснеженному Сеулу, то вспоминает мертвые глаза Тэхёна, который просил его остаться. Он ушел. И сейчас идет, переставляет свои непослушные тяжелые ноги по снежным дорогам и чувствует, что еще немного – и он повернет назад. Чонгук останавливается около сугроба. На улице кружит метель, крохотные злые частички снега царапают ему лицо – и это и холодно, и больно. Но Чонгуку все равно. Ему хочется свалиться в этот сугроб и заснуть навсегда. Зима в этом году совсем суровая, беспощадная, не такая, к которой они все привыкли. Она обнесла белоснежным одеялом дома, машины и деревья, украсила город, сделав его совсем сказочным, немного нереальным. Чонгук хочет, чтобы его тоже занесло. Чтобы его никто не нашел под снегом. Он долго вглядывается в сугроб, покрытый хрустящей корочкой льда. «Снаружи он жесткий, а внутри совсем мягкий», – отстраненно думает Чонгук, вглядываясь в белоснежную чистоту до рези в глазах, – «а я трус». Эта внезапная мысль шокирует его. Он думает, что все то, что он сделал – низко даже для него самого. Чонгук ведь никогда не считал себя положительным героем и совершенно непонятно, что Тэхен в нем нашел… – Я его бросил. Я бросил его одного, черт побери! – Чонгук резко разворачивается и бежит обратно. О Чимине и Юнги он не думает. *** Чонгук заходит в квартиру Тэхёна, врывается в нее, даже не постучавшись, и запоздало осознает, что входная дверь была открыта. Он осторожно проходит в зал, но Тэхёна там нет. Тогда Чонгук подходит к двери, ведущей на кухню, осторожно заглядывает туда и слышит: – Тэхён, тебе надо прекращать, – доносится по громкой связи из телефона голос Сокджина. – Я не могу, – тихо говорит Тэхён. Он сидит за столом, одетый в безразмерную серую толстовку, и прячет лицо в своих руках. – Я понимаю. Но ты делаешь себе только хуже, – вздыхает трубка голосом Сокджина. – Я знаю, – Тэхён отнимает руки от лица, и Чонгук видит, какое что оно красное и опухшее. «Он плакал?» – в груди у Чонгука что-то болезненно сжимается. – Я все знаю хён, но я не могу! Я люблю его! – Тэхён зажимает себе рот руками и приглушенно воет-плачет, зарываясь лицом в ладони и как-то весь сжимаясь. У Чонгука внутри что-то ломается, падает и с грохотом разбивается. Он на подкашивающихся ногах проходит дальше – навстречу Тэхёну, вот такому, любящему, сломленному и очень-очень сильному. Способному не только вынести свою любовь и чужую невзаимность, но и годы долгой дружбы с ним, с таким засранцем. Тэхён поднимает на него уставшие заплаканные глаза. – Хён, прости, но мы сами разберемся, – говорит Чонгук трубке, не сводя глаз с Тэхёна, и отключает связь. Затем садится рядом с Тэхёном, тот отодвигается от него дальше, такой открытый сейчас и уязвимый, что у Чонгука быстро-быстро заходится сердце где-то под ребрами. – Я тут подумал… – говорит он. – И решил немного пожить у тебя. Что скажешь? Тэхён молчит. Только его глаза – бескрайное темное море – неожиданно светлеют, и Чонгук начинает улыбаться. – Вот и славно, – говорит он, а потом тянется к нему, сгребает в охапку, прижимает к себе близко-близко и утыкается носом ему в шею. Они молчат, а за окном тихо падает снег.