<center>***
</center> Один скучный день перетекал в другой, как виски стекает из горла в стакан... Ноя. Кого еще? Еврей глушит уже какую порцию этой отравы. А рядом сидит Шон. Тот тоже пьян. Уже пьян, а потому и лезет к Ноа целоваться, обняться. Омега абсолютно теряет голову от алкоголя, а вот альфа уже привык к вечному пьянству "только по праздникам". Но календарь еврея отличался от любого другого. Ведь каждый новый день - красный день календаря. "А почему нет? " — Всегда отвечал почти мертвой совести Максвелл. Альфа был голоден, а омега пьян. что плохого? разве может кто назвать секс по пьяни пороком? Нееет. Это блаженство. Именно в такие моменты можно согласится. В ход пошла пьяненькая улыбка — Андресен.. Андерсен.. ~ — Тянет Максвелл, усмехаясь, видя, как Шон вскинул голову, поправляя очки в тонкой оправе. В комнате веет запахом алкашки, альфы, нецелованной, неласканной омеги. — Чего, Ной? — Слегка насупился Шон, щурясь по привычке. — Ты очень хороший.. Пьяный Андерсен расплывается в улыбке, а Ноа только и рад этому. Да и как такому не радоваться? Хотя полумертвая совесть кричала, заходилась истерикой, чтобы алкаш отстал от Андерсена, но кто бы ее слушать стал.. Также поступил и Максвелл, резко навалившийся на Шона. Еврей заулыбался шире, подмигивая с намеком. Андерсен как-то смутился, что плохо получилось из-за виски в крови и поставил руки между своим телом и евреем. — Нет! — Твердо заявляет парень, хотя это больше похоже на протест, когда хочется, но перехочется, как во много живущей вместе супружеской паре. Вот точь-в-точь. Как такое можно воспринимать серьезно? Верно, так и Максвелл думал. Наклоняясь, тот начал поцелуй с Шоном. Тот вдруг начал резко пинаться, пытаясь выбраться, но руки не слушались. Они были как ватные. Ною было честно плевать на то, что творит Шон, ведь более важным сейчас являлось трахнуть этого самого Шона, потому что... Потому что просто хочется. Хочется поцеловать этого омегу, тратрахать до своей потери пульса. Лучше момента не придумаешь, вот правда! Шон пихался, сопротивлялся. — Пусти, ебанат! — вдруг вырвалось у Андерсена. Ноа рыкнул от такой грубости и вжал тело мужчины в кровать: — сейчас ты у меня не только за ебаната ответишь! — Шепнул тот на ухо Андерсену, как тот замер на пару секунд.<center>***
</center> Проходит немного времени, как Шона оставляют без одежды, привязанным за запястья к изголовью дивана. Тот громко материться, пытаясь брыкаться, ведь он приличный, да как это так вообще? Чтобы захотели - трахнули. —А хуй на! — решил Шон, озвучивая свою позицию. — Что "хуй на"?! Вот что "Хуй на"?! Я тебе покажу сейчас... — Фырчит алкаш, допивая стакан с виски, приближаясь к Шону. Слышится звук расстегивающейся ширинки. Ноа проводит пару раз по члену, хотя член и так был вполне стоячим. Омега невольно потек. Нежный запах имбиря разнесся по всей комнате, ударяя в нос альфе. Ной тут же начал напирать, поглаживая чувствительное во всех местах тело Шона. ― Пусти… Отпусти! ― слегка скулит омега, но течка выдает того с головой. Конечно, Шон никогда не признается, что ему бы хотелось ласки, но… Это заметно. Максвелл видит метания Андерсена, ухмыляясь, придерживая того за бока слегка. Пьяный разум овладевает телом и нижним мозгом альфы, что в сером веществе отдается призыв: «Трахни! Ну же!» Все эти брыкания, попытки оттолкнуть лишь сильнее возбуждают алкаша, ведь… Да не ведь. Просто возбуждают и все. А потребность в трахе у еврея ежесекундно была, есть и будет. ― Да, именно так, сильнее извивайся.. ―хрипло произносит Ноа на ухо Андерсену. ― Возбуждает… Омега начинает активнее пытаться вывернуться, чтобы остаться нетронутым, как вдруг его полустон-полукрик разрезает до этого достаточную тишину комнаты. Все тело Андерсена будто разрывает, начиная с ануса. Ударами током кажутся толчки Ноа. Больно, неприятно, даже со смазкой… ― Урод… ― надрывается в шипении Андерсен, прогибаясь в спине, а Ноа все сильнее вбивался в парня, теряя самообладание, не обращая никакого внимания на крики и чужие стоны, глуша свои в поцелуях в шею омеги.<center>***
</center> Каждый из них теряет счет времени, не замечая уже ничего кроме блаженного удовольствия, которое клубком завязывалось внизу их торса. Шон не выдерживает, содрогаясь в очередном вскрике, пачкая свой живот липкой жидкостью, а следом кончает и Ной, смываясь быстро в душ, не освобождая Андерсена от пут. Омега лежит, томно дыша, прикрыв глаза, через пару секунд до него доходит осознание всего, что случилось и в спину Ноа Максвелла летит злое: «Ебанат!»