Видящие. Колдун.

Ключи тихо звякают о столик. Устало сброшены обувь и куртка. Тихие шаги. Реальный мир давно принял его в свои объятия, выдёргивая из плоскости концерта, но голоса всё ещё нашёптывают полузабытые напевы, наговоры, заставляя иногда сбрасывать с пальцев маленькие яркие искорки. Магия была его существом. Существом, дарующим и облегчение, и боль одновременно, и потому он приручил ещё одну. Магию слова. Пустая спальня надолго не задерживает тёмную фигуру мужчины. Вновь шаги, и тихий шорох двери... Он замирает, с потаённой нежностью в чёрных глазах глядя на спящего в постели юношу. Лицо молодого человека, так знакомо повторяющее его собственные черты лица, было спокойно, но вместе с тем дышало уже тем самым протестом, что ведёт из сложного подросткового возраста во взрослую жизнь. Алексей тихо улыбается, разглядывая плывущие над спящим разноцветные сферы. Он сам когда-то зажигал их своей магией. Давно, когда его совсем маленький сын боялся темноты… Колдун вздыхает, ощущая сонную тишину спальни. Хоть кому-то его сила помогла. И сейчас она возвращалась, проскальзывала в действиях взрослого-ещё-ребёнка то тут, то там соскользнувшей искоркой, вспыхнувшим предметом обихода, лопнувшей лампочкой... Или вот так вот – ассоциативной безопасностью – зажжёнными во сне сферами. Он только ещё входил в силу, пробовал себя, не всегда контролируя. При таких родителях у него почти не было возможности родиться просто человеком. НЕ-Видящим. Прикрыв аккуратно дверь в детскую, музыкант проходит на кухню, щелчком пальцев зажигает под чайником конфорку и, пока тот тихо ворчит, согреваясь, Алексей набирает номер жены. «Аппарат абонента…» Не дослушав, отключает его. Её ночные отлучки пугают его. Напоказ почти смирившись, он каждые полгода не спит, ожидая её у окна. Красивая, изящная, лёгкая – она для него - весь мир. Та, что окрашивает жизнь в хоть какие-то цвета, кроме оттенков серого… Он закрывает дверь, открывает окно и закуривает, прищурившись в облаке дыма. Холодный октябрьский воздух врывается в комнату, шуршит на огне в попытке его задуть и растворяется в сонной тишине квартиры. Если бы не ОНА… Алексей замирает, глядя в звёздное небо: к сорока годам видеть то, что со сцены он видит на концертах, стало бы совершенно невыносимым, если бы не Она. Человеческие пороки, рождаемые демонами, что толпятся там же, среди людей. Совращая, извращая, угнетая, вовлекая в то, чего и быть-то не должно… Зрение мага, Колдуна улавливает эти малейшие движения, перемещения. И в душе в очередной раз что-то надламывается, когда его тексты не понимают. Не понимают то, о чём он говорит, поёт, пытается донести. Когда кто-то уходит, уводимый демоном в обличии человека. Арбениной в этом плане проще. Она – Боец. С неё станется броситься в толпу, отвлекая на себя внимание, читая стихи, пронзительно свистя, хватая за руки, наконец… Вспомнив коллегу, он усмехается, отвлекаясь. Слишком резкая, слишком сумасшедшая, бросающаяся очертя голову - хвала Высшим Силам, что он не работает с ней. Тот же жест – пламя конфорки затихает, и яркий огонёк сигареты гаснет в пепельнице. Алексей закрывает окно, игнорируя закипевший чайник, и уходит в спальню. Книга всегда была верным средством скоротать долгие, бессонные ночи, стереть из памяти лица тех, до кого он не смог достучаться, донести слова об опасности. Наверное, быть Колдуном – худшая из участей. Уметь извлекать из магии мелкие бытовые удобства, развлекать и уберегать ребёнка от его ночных страхов… но оказываться абсолютно бессильным перед демонами, рыщущими по толпе то здесь, то там. Охотнику в этом плане проще. Он может отвернуться, закрыть глаза и перестать видеть. Слабое Истинное зрение – их благословение. Бойцу ещё проще: очертя голову броситься в толпу, искореняя причину своих теоретических мучений – Видит и Бьётся он одинаково эффективно. Ну, ладно, не броситься и не в толпу. Но что-то такое сделать определённо. Особенно, если с помощниками и формулами, которыми не владеют Охотники… Вернувшись из душа, Колдун дотягивается до книги, включает ночник и ложится на кровать. Оставалось надеяться, что ожидание продлится недолго… В половине пятого, в предрассветный осенний час оконная рама тихо прошуршала, открываясь. Успевший задремать Алексей встрепенулся. В самый раз, чтобы увидеть, как на окно ступает удивительно изящная ножка. Алла тихо спрыгивает на пол: вся ещё в объятиях сумасшедшего ветра, ночи, драйва от полёта. Она пахнет счастьем. Она всегда пахнет счастьем. Тонкая рука отпускает резное древко метлы, и та мгновенно становится невидимой, словно теряясь в рисунках обоев. Пропуская сквозь пальцы взъерошенные прядки волос, слегка призывая их к порядку, женщина оглядывается. Он не видит её лица, следя за ней из-под прикрытых ресниц. Но чувствует её как никогда. И слышит. Слышит, как по тихому её приказу закрывается тугая оконная рама, как, повинуясь прикосновению, начинают чуть сильнее греть батареи... - Замёрзла?- тихо спрашивает он, поднимая от подушки голову. Женщина быстро оборачивается, тихонько смеётся и плавно скользит на кровать, в страстном, сладком поцелуе прижимаясь к мужу. Его широкие горячие ладони ложатся на её талию. Она вся – замёрзшая, дрожащая то ли от холода, то ли от счастья пережитого полёта - льнёт к нему нежной кошкой. Тонкие пальчики совсем незаметно пробираются под халат – на плечи мужа, и Алла, тихо мурлыкнув от удовольствия, прижимается ближе, вдыхая родной зАпах. Его запах. Запах приручённого хищника в их постели. Они так до конца не поняли, кто кого очаровал, приворожил, приручил. Вольнолюбивая ведьма-вне-закона, глава крупного клана. Своенравный Колдун, с достоинством несущий бремя Видящего… Они не вспоминают, кто первый заступил чей Путь, но тот, кто это сделал, определённо был прав. Алексей разом меняется с ней местами, прижимая женщину к постели. И ведьму ведёт от вкуса, от поцелуя, от властности. От власти. От власти, которую он над ней имеет. Она делает скорее протокольную попытку ощериться, но он прижимает рукой её горло и грубо целует. Бедро. Задранная юбка. Рука. Она изгибается змеёй, пытаясь отползти, но руки уже прижаты к подушке. И она сдаётся. Пальцы окунаются в его волосы. Тихий стон, звучащий словно подтверждение её капитуляции. Торжествующая улыбка. И властная, яркая ведьма с тихим довольным хохотом вмиг исчезает из постели, появляясь секунду спустя сидящей на краешке кровати. Алексей с ухмылкой вздыхает и оборачивается к жене, с укоризной глядя в светлые глаза. - Ну и ну,- она покачивает красивой ножкой.- Доблестный Видящий и гадкая неугодная Ведьма. Он окончательно поворачивается на спину, закидывает руку за голову, готовясь к новым её выкрутасам. Но она непривычно тиха: просто смотрит на него и улыбается. - Иди сюда,- наконец не выдерживает Алексей, а ей словно того и надо. Мягко двигаясь, она вытягивается на животе рядом с мужем и, устроившись на его плече, неотрывно смотрит в тёмные глаза. - Устал,- шепчет она в тишине спальни.- Чего не спишь? - Тебя ждал,- отвечает он, хотя, пожалуй, и не стоило. Она и так знает. Алла улыбается: ласково, любяще. Протягивает руку и, мягко проводя по его лицу, заставляет прикрыть глаза. Он не сопротивляется. Её тонкие пальцы – лучший целитель. Отгоняют дурные и тяжёлые мысли, так правильно гладят по голове... Он ощущает примесь её магии – и не сопротивляется. Только притягивает ближе её саму и целует. Не жадно. Благодарно. Она отвечает, ощущая, как повинуясь ЕГО магии одеяло накрывает обоих, уютно подтыкаясь с краю. - Я хотела приготовить завтрак,- шепчет она ему в губы. - Кирилл – большой мальчик. Справится,- отвечает он, напоследок целует её и помогает улечься удобнее. Алла вздыхает, прикрывает глаза и, улыбаясь, засыпает…

Я люблю тебя...