Hundreds of

Третья сигарета за два часа. Уже не так много. Откинувшись на спинку кресла, Кёнсу устало трет глаза. Бросив взгляд на написанное, он закрывает блокнот: больше сегодня написать не получится. Снова прикрыв глаза, молодой писатель замирает. Через пару минут он слышит тихие шаги. На его плечи ложатся руки и слегка поглаживают напряженные мышцы. - Опять тут сидишь, - Чондэ даже не спрашивает, утверждает. - Хватит, не мучай себя. - Я много написал. Мне даже нравится. Почти, - мягкие губы Кёнсу скользят по запястью Чондэ, ненадолго задерживаясь на холодном металле цепочки. До не просто слышит, он с закрытыми глазами видит мягкую улыбку Кима. - Пойдем спать. Уже поздно. Рано. Не важно. Скоро рассвет. - Подожди. - Кенсу тянет Чондэ к себе, обнимает того за пояс, утыкаясь лицом в живот, и чувствует руки в чуть отросших волосах. - Давай поднимемся на крышу. Хочу посмотреть рассвет. С тобой. - Эй, романтик. Мне на работу вставать через 4 часа. Чондэ чувствует легкие поцелуи сквозь футболку. - Ай, черт с тобой, До Кёнсу. Пошли. Только плед захвати, там холодно. 　 Встречать рассвет стало их маленькой традицией. Одной из многих. Как и поцелуи Чондэ по утрам, пока Кёнсу еще спит. Как и записки на кухне, в ванной, гостиной. Как и дурацкие сопливые фильмы, которые они смотрят вместе. Чондэ обнимает Кёнсу, в то время как тот кладет голову на плечо старшего. Как и бесконечные "люблю" сорванным от оргазма голосом. 　 Кёнсу пишет четвертый роман. Предыдущие романы, а так же два сборника рассказов, оказались очень успешными. Чондэ преподает в академии Искусств. Он один из самых талантливых преподавателей. Кёнсу всегда с головой уходит в мир своего нового произведения. Чондэ непременно вытаскивает его в реальный мир своим пением. Их жизнь можно отследить по фотографиям. Кёнсу и Чондэ с друзьями. Кёнсу с родителями Чондэ. Чондэ с родителями Кёнсу. Фото с дня рождения Кёнсу. Чондэ в креме от торта, который сам пёк на день рождения своего парня. Кёнсу пишет очередной рассказ. Чондэ поет, играя на пианино. Кёнсу целует Чондэ. Чондэ обнимает Кёнсу. Руки Кёнсу и Чондэ с парными кольцами на безымянных пальцах. И хотя Кёнсу всегда уходит в мир нового произведения с головой, он всегда возвращается. Возвращается к Чондэ.

***

　 Чанёль сидит в своей квартире. В его руках недавно вышедший роман молодого писателя До Кёнсу, с которым они дружат больше 15 лет. Взгляд Чанёля случайно падает на фотоальбом. Там сотни фотографий. Его, его друзей, семьи. Но он вспоминает другой фотоальбом, который он хранит в закрытом шкафу. С сотнями других фотографий. Кёнсу целует Чондэ. Чондэ обнимает Кёнсу. Руки Чондэ и Кёнсу с парными кольцами на безымянных пальцах. Чанёль немного завидует Кёнсу. Не потому, что тот теперь богат. Не потому, что тот любит и любим. Просто у Чанёля хорошая память. Может, он не помнит, что было с ним, когда он был маленьким, или не вспомнит, как звали девочку, которая призналась ему в любви в 3 классе. Но он помнит. Помнит счастливые глаза Кёнсу. Яркую улыбку Чондэ. Он помнит их смех, объятия, тайные, а затем и не очень поцелуи. А еще он помнит аварию. Кёнсу был на пассажирском сидении, Чондэ - за рулем. Он помнит, что машина была разбита с левой стороны. Он помнит, как молился в больнице. 　 Судьба милостлива, на самом деле. Она оказалась добра к До Кёнсу: пара переломов и открытых ран. Но это не страшно. Он тоже помнит. Его друзей, семью, романы. Помнит, что любит свою жизнь, и за что он её любит. Судьба добра к До Кёнсу. Она не сделала ему больно. Потому что он не помнит. Не помнит мягких рук, разминавших его усталые плечи посреди ночи. Не помнит утренних поцелуев. Он не помнит записки на кухне, в ванной, гостиной. Он смотрит дурацкие сопливые фильмы в первый раз. Он больше не достаёт плед. В его квартире тепло, а на крышу ему выходить незачем. Не рассвет же смотреть. 　 До Кенсу могло бы быть невыносимо больно, Но он не помнит последние три года своей жизни. А Пак Чанёль - хороший друг. Он снял парное кольцо с безымянного пальца. 　 Кенсу пишет пятый роман, который обещает быть невероятным. Он уходит в мир нового произведения с головой. Вот только теперь ему больше никто не поет, чтобы вернуть его обратно.