Краски

На грузовом корабле дел мало даже у командира. Принять отчёты предыдущей смены, проверить, что с ящиками в трюме, запросить у компьютера несколько навигационных расчётов – и, по сути, остаток смены мало чем отличается от свободного времени. «Гроумолл» неспешно ползёт на втором варпе, скорость хотя бы чуть выше противопоказана этой ржавой посудине. Дукат не сдаётся. Минимум раз в двое суток он устраивает учебную тревогу: приготовиться к отражению вражеской атаки, расстрелять засеченный сенсорами астероид или обломок космического мусора, отработать план эвакуации. Таких учений на «Гроумолле», кажется, не проводили со времён его выхода из дока полвека назад, но никто из команды не выказывает удивления. Отступлений от дисциплины новый гал не прощает – к тому же они, вероятнее всего, сами рады хоть как-то встряхнуться. Усердие команды не слишком компенсирует её неопытность и, что куда безнадёжней, вопиющую техническую отсталость корабля. Людей можно обучить, многие хотят совершенствовать свои навыки – взять того же Дамара. Но если у тебя в инженерном нет анодинного конденсатора, ты никак не сократишь время зарядки батарей до тридцати секунд. У Дамара временами появляются идеи – он приносит Дукату свои расчёты, подолгу сидит за пультом, пытаясь улучшить системы. К Дамару иногда присоединяется Зиял, и первый помощник старается объяснить ей свои планы, знакомит её с устройством корабля. Дукат не уверен, много ли от неё пользы в инженерном, но Дамар не возражает против её присутствия – так пускай работают вместе. Зиял, конечно, нужны друзья. Нужны сверстники, кардассианские и баджорские ребята, с которыми она могла бы говорить о «Бесконечной жертве» и поэмах Акорема, о лакарианских операх, о пути Пророков, о платьях и причёсках, в конце концов. Что может дать ей этот корабль? Что может ей дать он сам, Дукат? Зиял тщательно разглядывает в зеркальце свои тонкие надбровные гребни, плетёт косу по журнальной картинке в падде. Дукат смеётся, хвалит, Дамар хвалит следом за ним. Зиял совсем взрослая, ей давно пора кем-то увлечься, но здесь… Дамар из хорошей семьи, однако перспективы его военной карьеры весьма сомнительны. Перспективы самого Дуката ещё более сомнительны, но он рассчитывает подняться вновь. Даже если сейчас батареи его корабля заряжаются по две минуты и дисрапторы не способны протаранить броню лёгкого клингонского разведчика. Они ещё вернутся в Лакат со славой – и вот тогда Зиял сможет выбирать из лучших. В медотсеке Зиял проводит регенератором по синеватому пятнышку на колене: расшиблась на бегу, в инженерном высокие порожки. На следующий день Дамар неловко подаёт Зиял руку, помогая пройти по ним – и растерянно моргает под взглядом Дуката. Дукат не знает, что он скажет дочери, если она спросит, можно ли ей вместе с Дамаром сходить в увольнение на лисипианскую торговую станцию. Но Зиял не спрашивает. Зиял идёт с Дукатом, и её тёплая ладонь лежит на его локте. Первым делом Зиял ведёт его не за платьями, не за украшениями. Она хочет купить себе краски. «Помнишь, я рисовала немного на Терок Нор?» Дукат кивает. Какие краски тебе нужны? А кисти, а бумага? Настоящие рисунки всё-таки намного притягательнее тех, что сделаны с помощью программ в падде, верно? А ты видела репродукции Напарта Малора? А как насчёт Тессы Камалар и её ламанской школы? Всё, что угодно, лишь бы не говорить с Зиял про те годы, которые они провели на Терок Нор втроём. Лишь бы не упоминать Напрем. Кажется, если он заговорит об этом вслух, что-то внутри надломится, лопнет. А там и так уже достаточно трещинок. Зиял, наверное, это чувствует. Умная девочка. Она горячо рассказывает ему про свои любимые картины, про то, как училась смешивать краски, словно его намеренный уход от темы ускользнул от её внимания. Только в уголках губ на пару секунд мелькает ироничная отстранённая улыбка. Точно так же Зиял улыбается, когда Дукат пытается спросить её о днях, которые она провела в плену на Дозарии. «Мы всё время голодали, на жаре было тяжело дышать. Меня били не очень часто, но больно. Да, мы добывали дилитий. В шахте часов по шестнадцать в день, наверное. Нет, в бараке меня никто не трогал. Этого вообще не было: после работы все просто падали на пол, кто где. Может, и болела, не помню. Мы старались не подавать виду: те, кто не мог работать, были не нужны. Я не помню, о чём я думала. Давай не будем в этом рыться». Этими короткими сухими ответами всё ограничилось в первый раз. Дукат старается больше не упоминать о Дозарии, как просила Зиял, но иногда вопросы всё же соскакивают с языка. Ему кажется, Зиял нужно поговорить о том, что с ней происходило последние пять лет. Может, тогда в её глазах реже будет появляться застывшее, безучастное выражение, которое так пугает Дуката – будто она смотрит на него сквозь ледяную корку. Корка эта временами кажется совсем тоненькой, а потом поверх намерзают новые и новые слои. Может, дело и не в Зиял вовсе, может, она права? Просто Дукат никак не может смириться с тем, что был далеко от неё, никак ей не помог, пока она ворочала камни и всхлипывала под пинками бриннов. А теперь вот он пытается зачем-то разворошить чужую рану. Зиял улыбается – сдержанно, понимающе. Я не трогаю то, что у тебя болит, твердят серые глаза. Так и ты не трогай моё. Зиял посмеивается над аляповатыми пятнами на картинах подражателей Тессы Камалар, Дукат спорит, поддразнивает. Они пробираются к выходу из торгового центра, и Дукат чуть крепче сжимает её руку, прежде чем выпустить её и дать Зиял пройти вперёд. На «Гроумолл» возвращаться не хочется. Они покидают базу, и через несколько дней на корабле начинают барахлить репликаторы. «А чуть раньше не могли сломаться?» - бурчит Дамар себе под нос, задирая подбородок под панелью. Лисипианцы, несомненно, помогли бы – а сейчас будьте добры, справляйтесь сами. Суп за завтраком пересолен, офицеры и солдаты едят через силу, лишь Зиял вычерпывает свою тарелку до дна и, вполне довольная, возвращается в каюту Дуката. «На Дозарии у нас соли вовсе не было, - смущённо улыбается она, - а пить хотелось ужасно, голова кружилась. Мама всегда говорила, что в жару соль очень нужна. Вот сейчас и захотелось». Дукат поднимается из-за стола, подходит к ней. Можно спросить у Зиял, не слишком ли ей жарко на корабле, можно посетовать на Дамара и его инженеров, которые никак не наладят репликаторы. Можно просто выйти, ему уже пора на мостик. «Мама… мама знала, в чём нуждается организм, - собственная улыбка кажется Дукату вымученной, неестественной. – Она была толковым врачом». Бледные пальцы Зиял сцепляются на коленке, комкая ткань платья. «Я скучаю по ней». Дукат переступает с ноги на ногу, его ладонь ложится на спинку кресла, легонько касается черноволосой макушки. «И я». Зиял шумно выдыхает, не поднимая глаз, и трёт костяшками пальцев складки на переносице. «Она всё говорила про тебя. Что ты обязательно прилетишь за мной и заберёшь меня к себе. Что ты меня никогда не бросишь. Она держала меня за руку, и крови было очень много, я стояла на коленях – у меня штанины промокли. Мама всё время дрожала, лицо у неё было совсем белое. Но она только повторяла, что я справлюсь, что я выберусь оттуда». Он хочет сжать плечо Зиял, но он стиснет слишком сильно, причинит ей боль. Он убирает руки за спину. «И ей очень хотелось посмотреть на тебя», - блестящие глаза заглядывают Дукату в лицо. Он кивает, опускается в кресло рядом с ней. Пальцы осторожно обводят мягкий гребешок у неё на щеке, и влажная рука Зиял накрывает их. Внутри что-то всё-таки треснуло, хрустнуло. Но это можно перетерпеть. Это легче перетерпеть, чем всё, что давило на рёбра много дней подряд. Зиял прикрывает глаза, прижимается лбом к его груди. Морщится: щёку царапает броня. «Мы её увидим, - тихонько вздыхает она. – Небесный храм или что-то ещё… Что-то должно быть. Правда?» Дукат в этом вовсе не уверен, но он лишь разводит руками: «Представляю, что твоя мама со мной сделает, когда она до меня доберётся». Зиял слабо хихикает сквозь подступающие слёзы, худенькие плечи вздрагивают: «Ещё бы! Тебе многое придётся объяснять». И первым делом - свои поступки на Дозарии. Дукат устало хмыкает, расправляет затекшие плечи. До смены осталась пара минут, он снова пойдёт проводить учебную тревогу. Давно он не проверял своих людей – разленились, будто они на яхте ференги, а не на кардассианском военном корабле. А Зиял, быть может, снова попробует что-то нарисовать. Он сделает всё, чтобы у Зиял было много ярких красок.