Викторианский роман

      Наверное, она повторяет судьбу своей бабушки, любя одного, но будучи замужем за другим. Хотя такое несчастье постигает многих; мало кто живет со своим мужем и понимает, что счастлив. Однако Генриетта точно не относилась к числу таких людей. Ее брак многим мог показаться образцовым, что так и было. Однако, было то, что беспокоило ее уже не одну неделю и заставляло задуматься: любит ли она Джорджа как прежде.       Нет, когда-то Генриетта действительно была счастлива, даже очень. Она сама выбрала своего мужа, не слушая подруг, отговаривавших ее выходить замуж за своего двоюродного брата, который был ее еще и старше на двадцать лет. Генриетту это нисколько не пугало. Она была влюблена и знала, что в ее браке все будет хорошо. Так оно и оказалось. Казалось бы, вечное чувство начало угасать, но вдали от двора Генриетта быстро поняла, что-то, что она испытала к принцу Эрнсту — это всего лишь сильная симпатия, а, может, это было просто влечение, трудно сказать.       Эрнст стал для нее запретным плодом, который очень хочется попробовать, но никак не получается. Какое-то странное наваждение посещало ее каждое утро, когда солнечные лучи проникали в спальню. В такие минуты она все реже вспоминала о муже, хотя не переставала думать о своих детях. Спустя несколько месяцев жизни при дворе Генриетта стала забывать, как он выглядит, нежные интонации в его голосе. Все это казалось таким далеким, словно было с ней в прошлой жизни, и она никогда не была счастливой женой.       О, как она боялась повторить печальную судьбу своей бабки. Но все же их многое отличает. Она любит мужа, а он ее, и она никогда не изменяла ему, даже не думала об этом. До недавнего времени. До того момента, как принц Эрнст стал обращать на нее внимание.       Генриетта даже не помнила, когда это началось. Сейчас она смутно помнила, как случилось так, что стала позволять Эрнсту проявлять к себе знаки внимания. Признаться, ей — первой красавице света и главной моднице двора королевы Виктории — очень льстило подобное внимание. Однако это бросало тень на ее репутацию. Но ничего недозволенного не происходило между ней и Эрнстом.       Они даже ни разу не целовались, лишь только переглядывались и только один раз они были наедине в комнате. Наверное, моралисты сразу же осудили бы ее, сказали, что замужняя женщина не имеет права быть в спальне с другим мужчиной, и назвали бы ее изменщицей. В тот вечер ничего непоправимого не случилось. Генриетта всего лишь отрезала прядь своих волос, исполняя просьбу Эрнста. Это был сентиментальный жест, так поступали лишь в рыцарских романах, когда дама дарила прядь волос, которую мужчина хранил у сердца, и она согревала его в трудные минуты. Эрнст же сказал, что это будет напоминанием о том, как глубоко он ее любит и как сильно ее уважает. Он не хотел делать ее своей любовницей, да и вряд ли бы она не согласилась на это. — У вас очень красивый профиль, — невзначай сказал принц из далекого Кобурга.       Генриетта легко улыбнулась ему, а ведь это многие до этого момента говорили ей. Художники любили изображать ее портреты, считая, что ее лицо, осанка и природная грация просто созданы для позирования, и она никогда не отказывала именитым живописцам. Джорджу нравилось, что по всему дому висят портреты его дорогой жены, ибо, когда она куда-то уезжала, он мог любоваться ею. — Мне часто это говорят, Ваше Высочество, — ответила она, опуская лицо, чтобы не встречаться взглядом со своим собеседником. — Вы, наверное, знаете, что меня часто изображают на портретах. — Это был комплимент красивой женщине, — Эрнст улыбнулся и покинул ее, больше не став беспокоить.       Странно, но почему она весь вечер улыбалась после этого. Королева даже заметила, что Генриетта стала какой-то странной. Виктория все списала на то, что ее подруга такая мечтательница, не смотря на то, что постоянно занималась общественно-полезными делами, требующими серьезной отдачи.       Во дворце она скучала по дому, и Эрнст стал ее отдушиной. Да, у нее была дружба с королевой, но все же ей не хватало мужа и детей. Генриетта занялась стрельбой и рисованием, и принц Эрнст разжигал ее интересны, говоря, что с ее талантом она может заниматься, чем ее душа пожелает. Генриетта тихо смеялась на это. Женщина ее статуса не могла быть тем, кем хотела, прошли те далекие времена, когда ее бабка могла за поцелуи просить проголосовать за ее партию. Сейчас общество этого не поймет и осудит ее, как и за симпатию к принцу Эрнсту.       Генриетта ничего не делала, чтобы привлечь его внимание к себе. Она наоборот старалась, чтобы он не замечал ее, но, оказалось, это почти невозможно: трудно не приметить первую красавицу света, да и, наверное, Эрнста очаровывало то, что она была холодна с ним, делая вид, что не понимает его тайные знаки. Но она все прекрасно понимала. — Все же в стрельбе из лука вы преуспели не так хорошо, — улыбаясь, произнес Эрнст. — Никогда не любила охоту, но почему-то сейчас очень захотелось освоить стрельбу из лука, — Генриетта сняла грубые перчатки, предназначенные для этого вида спорта. — Говорят, многих мужчин пугает, когда женщина старается вторгаться в его сферу деятельности. Порой у меня складывается ощущение, что боимся, будто нас столкнут с нашего пьедестала, — начал рассуждать Эрнст, когда они двинулись вдоль искусственного озера. — Однако, как и всегда: мужчины будут воевать, а женщины воспитывать идей. — Но мы добились уже многого, — Генриетта слегка наклонила голову на бок, отчего ее каштановые завитки коснулись изгиба шеи. Эрнст был очарован этим зрелищем, затаив дыхание, наблюдая за этим простым движением головы. — И я рад этому, — мужчина завел руки за спину.       Отец никогда не считал хорошим знаком, когда женщина слишком умна. Он считал, что умные женщины все хитры по своей природе и обязательно будут плести заговоры у него за спиной, но Эрнст так не считал. Ему нравились такие непростые головоломки, как Генриетта Сазерленд-Левесон-Гоуэ. Он не понимал: отвечает ли она на его чувства или же просто принимает правила игры. Генриетта вовсе не молоденькая придворная дама, не знающая, что происходит между мужчиной и женщиной на самом деле. Она давно замужем, и говорят, что счастливо, и конечно, она прекрасно знает все те тайные знаки, что оказывает мужчина женщине, которую он избрал в качестве объекта обожания. — Говорят, что ваш Стаффорд-Хаус — уютный уголок для всех, кто любит творить, — Эрнст бросил краткий взгляд на свою спутницу. — Так было всегда, например, у моей бабушки тоже постоянно собирались художники и писатели, а так же политики, — Генриетта посмотрела на дворец, видневшийся вдалеке.       Нет, ей не хотелось скрыться в нем, и не видеть принца. Нет, она просто подумала, что придворная жизнь начала ее затягивать так, что сейчас она позволяет другому мужчине увлекаться ею. Это не хорошо, и не плохо. Наверное, ей все же стоит съездить домой, чтобы увидеть детей, а еще стоит увидеть мужа. — Говорят, она была похожа на казненную французскую королеву, — вспомнил Эрнст. — Вовсе нет, хоть я не помню ее, но помню рассказы матушки о ней. Она была неординарной женщиной, в которую были влюблены все мужчины и женщины, — в эту минуту Эрнсту показалось, что она говорит о себе самой, ведь Генриетту любили все. Она стала предметом восхищение для всего двора, все хотели одеваться как она, все хотели такие же украшения как у нее, и такую прическу. — Наверное, вы очень на нее похожи, — зачем-то пробормотал Эрнст. — Я видел ее портрет, и мне показалось, что у вас много общего. — Возможно, — Генриетта широко улыбнулась. — Хотя вы лучше, — она слегка покраснела от этого странного комплимента. — Со временем это станет понятно, — уклончиво ответила она, намекая на то, что только после ее смерти современники смогут оценить ее вклад в историю Великобритании. — Нет, это понятно уже сейчас. Вы подруга королевы, хранительница ее гардероба, а еще самое главное украшение всего двора, — она снова отвела от него взгляд, чтобы он не заметил румянец на ее щеках. Принц совсем не должен видеть то, как он вгонят ее в краску. Это совсем не вульгарные комплименты, но она все равно зарделась, как юная ученица пансиона, которая лишь только начала познавать жизнь. — Мне нужно идти, — она подобрала юбки, и, не дав возразить Эрнсту, покинула его.       Вечером он прислал ей письмо. Он извинялся за свою бестактность, восхищался ею, и снова засыпал комплиментами. Она снова улыбалась, и, кажется, уснула с улыбкой на губах, словно была рада такому странному открытию, как любовь. Сколько раз мужчины признавались ей в любви, она и со счета сбилась, но почему-то только сейчас в ней это скрытое признание отозвалось трепетом.       Генриетта не сожгла это письмо, она бережно сложила его, положив в шкатулку, где хранила всякие, милые сердцу, мелочи. Нет, она не была влюблена в принца из далекого Кобурга, но успела проникнуться к нему глубокой симпатией, которая кажется ею так и останется. В этом она была уверена.