(fucking) golden trio

Понедельник - встретиться с Химчаном, затариться чаем кофе водкой ничем, нахуй никуда не идти и никого не видеть, попросить Дэхена заехать по пути за сигаретами и мармеладными мишками. Вторник - встретиться с Химчаном, позвонить папе маме никому, сгонять в аптеку за жаропонижающим, проваляться весь день в постели, слать смс Чонопу, попросить Дэхена завернуть в аптеку после работы. Среда - Химчан, иди на хуй (!!!), позвонить Чжунхону (из вежливости спросить про их отношения с Баном), ныть Чонопу в трубку, что соскучился чтоб домой быстрее пиздовал, попросить Дэхена купить какой-нибудь вкусненькой мерзости, чтоб прям задница слиплась. Четверг - Химчан-все-еще-пшол-вон, ответить на звонок мамы ("да, все хорошо", "Дэхен и Чоноп заняты, мам", "нет, они еще никого себе не нашли", "да не долбимся мы в жопу, мам, где ты вообще такого нахваталась, черт тебя раздери?!", "они самые натуральные натуралы", "я сказал что-то смешное?"), отвесить Чонопу подзатыльник, чтоб в следующий раз домой вовремя приходил, чтоб один, блять без всяких вешающихся на шею баб Енджэ это вообще-то моя сестра без тот-самый-Суун-я-тебе-о-нем-рассказывал, рыдать в плечо Чона, который обязательно погладит да пожалеет, лобик/глазки/губки/щечки/ушки расцелует, может, отсосет, а может, даже выебет, а то вот прям обстановочка располагает. Четверг - договориться встретиться с Химчаном (в пятницу!); игнорить снующего перед собственной кислой рожей туда-сюда-обратно Чонопа, в задницу его послать в пизду на все четыре стороны (и вещички попутно предложить помочь скидать, чтоб быстрее); где-то к одиннадцати вечера под Муном ноги в стороны раздвигать, чтоб потом еще и мощнявый торс ими обвивать, лодыжки на пояснице скрещивать, пяточками больно-пребольно этому ублюдочному (по-щенячьи преданно в глаза заглядывающему, и щелочки свои раскосые до смешных размеров вылупляя, когда Енджэ под ним стонет шлюховато-проституточно-прошмандовски-блядски и гнется-гнется-выгибается) чуть выше крепких ягодиц надавливать. Пятница - ровно в ноль-ноль ноль-ноль Дэхена поздним ужином дохуя ранним завтраком накормить; с Химчаном, наконец, встретиться и переебать ему в щщщи, чтобы на хуйню всякую не намекал больше, бровями своими общипанными вверх-вниз мотыляя; у бухих в хламину Муна и Чона поинтересоваться что случилось и как так вообще он же переживал ведь так сильно дверь перед рожами нахуй закрыть, ключи от квартиры и тачек предварительно отобрав; в двадцать два тридцать под окнами их элитной многоэтажки долбоебов, горланящих серенады хуйню откровенную, слушать; в двадцать три ноль-ноль, накинув тонкое пальто поверх свисающей с его плеч футболки утырка девяносто третьего года рождения и сползающих с дохляцкой жопы шорт-парашутов того, что девяносто пятого года, лететь вниз, чтобы за шкирняки оттаскать, потому что переживает, что загребут Енджэ спать, вообще-то, собирался; в двадцать три сорок пять лежать между в зюзю уебаными долбанами и слушать оды, которые они в два рыла в баре насочиняли, оды его заднице "Гималаями возвышающейся пред горизонтом, куда ни глянь - везде она", "гладенькая как водная гладь озера Байкал" (Енджэ и знать не хочет, откуда они про озеро это узнали, они ж тупни...оба), "вы хуле несете?!" - ржет Енджэ, перебирая пальчиками засаленные, замасленные волосы обоих; о, Вселенная, спасибо, что помогла ему пережить этот день. Суббота - прописать обоим пиздюлей отправить в душ, дать таблеток на дорожку (им в торговый центр ехать, а Чон с Муном зеленые, как ебучие инопланетяшки, и разговаривают на хуй пойми каком языке, подтверждая теорию Енджэ) и накормить завтраком; прелюдно сначала одного, потом второго засосать, чтоб не пялились нахер на кобелей его, чтоб, сука, рты на чужое добро не разевали, на очередную скривившуюся от отвращения девицу красноречиво посмотреть, мол, "мои это хуи, иди, вон, другие ищи, их тут много, рассадник целый, а эти члены меня ебут" (Ю Енджэ - блядь, каких свет, может, и видывал, но фэйспалм именно с него усиленно прошибает); вечером завалиться в квартирищу и скорее-скорее покупочки-покупки примерять, а особенно рубашку размера "чхве чжунхончик" и чокер новый (вот последний, вот серьезно, больше он их покупать не будет), в гостиную быстрым шажочком медленно да размеренно вбегать входить и между хлещущими кофё горе-алкашами задницу свою втиснуть, ножки так "хоп" и друг на друга сложить, ручками на себя прекрасненького показать, мол, "что скажете, господа хорошие?", на что получить что-то вроде "к этому штаны прилагаются или ты совсем уже разблядовался?"; остаток вечера посылать обоих вернуться туда, откуда они вчера пришли, чтоб упились там вусмерть (не забыв перед этим на Енджэ переписать свою недвижимость и не обойдя стороной возможность распоряжаться счетами). Воскресенье - ... Завтрак у него ну просто роскошный, ну прям вообще лакшэри. Да кто ж запеченную курицу с овощами в шесть утра в воскресенье жрет-то? Енджэ, конечно, кто ж еще. У него там еще и клубника со сливками да пломбир (как в детстве) часа своего дожидаются. Так вот Енджэ жрет и плачет, плачет и жрет. Перед собой смотрит, туда, где записочку убористым почерком написал. "Я ухожу. Вы заебали. Все. Чао, уебы". Ммммм королева драмы Ю Енджэ. Дэхен с Чонопом когда этот пиздец увидят, обоссутся от смеха...ну, Чон-то точно. - Ты ебнулся, что ли? Хрена тут в полседьмого забыл? - хрипит спросонья Чон, вразвалочку в кухню "впархивая", во всю ширь зевает и пузо почесывает. Ну просто ахуенно, вот он, - завидный женишок во всей своей красе, окольцовывай не хочу. - О, наконец-то животик набивать начал, а то я уж было думать начал, что ты фотосинтезируешь. Заебал уже со своими худейками. Отрасти пердак, а, Джэ? - и этот полоумный в глаза Енджэ так просяще заглядывает. - Не, ну он у тебя, конечно, и сейчас ничего так, ну ты ж знаешь, как сильно я его люблю... - Ит май эсс, - Джэ, видно, нихера Чона и не слушал, на рожу его сонную пялился, вот и кряхтит первое в голове всплывшее, пока меняет положение, забираясь с ногами на высокий барный стул. - Бля, ну так а я о чем сейчас? Только б ей и питался, отвечаю. Так что давай, наращивай еще жирочек. Вон, Чоноп тоже со мной согласен. Ты ж согласен, да? - орет Дэхен вползающему (зомбирующему) Муну. - Жопа - эт хорошо. Жопа Енджэ-хена - эт ахуенно. И чем больше, тем лучше, - конечно же, соглашается Оп и продолжает путь к спасительной кофеварке. Енджэ губехи облизывает, взглядом откусывая кусочек за кусочком от шоколадного пресса Муна. Чон хмурится и младшего по плечу костлявому шлепает. - У меня ващет тут тоже все заебись. - Дэхен на свою стиральную досочку средних размеров показывает, пару раз хлопая по напряженным мышцам. Вот же ж показушник, как же ж старается. - Чего ты на меня так не лупишься, м? И Енджэ бровочки свои на переносице сводит и супится. - Я с вами вообще-то не разговариваю... Чоноп за спиной Джэ останавливается, горячий кофе прихлебывая и от наслаждения постанывая. - О, что это тут у нас? - и ладонью к правому локтю старшего тянется, ту самую записюльку вытаскивая... И через секунду давится. - Блять, Оп, ты чего? - ржет Чон, руками по столу как тюлень цирковой тарабаня. - Уходит он. Далеко собрался-то, беглец? - хыхыкает Мун, настала очередь Дэхена давиться. - Ээээээээ??? - о оо оооооо вот он, вот он, - акцент тот самый, чоновский знаменитый сатури (обычный, блять, деревенский говор, с которого, сколько Джэ Чона знает, все прутся). - Нихуя себе проснулись-потянулись. Позволь полюбопытствовать, а куда путь-то держишь? - Дэхена конкретно все это забавляет. Вот из двадцати четырех прожитых Чоном лет и двадцати двух - муновых, они с Енджэ провели около четырех. И он от них за это время раз десять "съебывал". Один раз, правда, реально удачный был. Он там даже новым трахалем обзавестись успел. Вот только хуй этот слился, считай, сразу...всего-то на два месяца его "мужественности", бьющей в грудь кулаком, хватило. И разгневанный Енджэ в знакомую квартиру по ступенькам взлетает (попотеть лишним никогда не бывает) и ебошит в дверь так, что когда она распахивается, самодовольно ухмыляющийся Чон по зубам получает, потому что тормознуть Джэ себя не успевает (да, боже, дааааа). За спиной у Дэхена Чоноп маячит, в чем, сука, мать родила. И уже за спиной Муна маленькая тоненькая брюнеточка прячется. "Вы, - говорит, Джэ, - вообще ахуели. Это ж ни в какие ворота. Я ушел, жить начал. Ну нахуя? Ну зачем вы так?" И Чон скалиться перестает, Мун девчулю в другую комнату выпроваживает (нечего ей разборки семейные слушать, и похуй, что интересно), сам же трусы натягивает и к хену своему (маленькому) быстрее-быстрее. "Он все равно не смог бы дать тебе то, что можем мы" - и Чон плечами пожимает, мол, "это факт", мол, "Енджэ, ты и сам это знаешь". "Скольких же вы переебали, пока меня не было? Что, никто, кроме меня, обслужить вас качественно не может?" - Джэ недобро ухмыляется, заставляя Дэхена опасно глазами сверкнуть и Чонопа руки в кулаки сжать. "А его ты как, тоже по высшему разряду? Заебись хуй заглатывал, да? Все, на что способен, показал?" - рычит Мун, резко дергая на себя за хрупенькое запястье (хруст суставов мгновенно отрезвляет помутневший рассудок, застеленный красноватой пеленой), и Джэ в прихожую вваливается. "Так вы тоже тут славно развлекаетесь. Что же вам мешает и дальше?" - зубоскалит Енджэ, руку из стальной хватки выдергивая, и вперивается в братьев хищным взглядом. "Или моя задница настолько хороша, что покоя вам не дает?" - и гогочет мрачно и темно, голову до треска в позвонках запрокидывает, горло беззащитное на обозрение выставляя. "Ты никуда отсюда не пойдешь. Ты понял? Понял, блять? Смотри сюда. Смотри, блять, вот сюда", - и Чон на шею пальцем тычет, туда, где первая буква греческого алфавита гордо красуется, вся такая шедеврально вырисованная. И следом на шею младшего брата кивком указывает, где такая же лабуда пузень свою выпятила. "Пошел.на.хуй", - цедит Джэ, намереваясь развернуться и съебаться нахуй отсюда, да вот только жопой к этим двоим поворачиваться было бы не самой лучшей идеей. "Наш. Хоть и ведешь себя, как шалава последняя, ты наш, блять. Ты же знаешь, что мы пометим тебя. Блять, Енджэ, просто позволь уже. Мы заебались в эти кошки-мышки играть..." "Это я-то себя так веду?" - Енджэ ушам своим не верит. Они тут буквально перед его приходом омегу какую-то (клеймленную, между прочим...отвратительный запах какого-то левого альфы Джэ в ноздри забивается) в два члена поебывали, а он же еще и крайний остался. "Вы в любую свободную и занятую дырку готовы хуи свои пристроить, а я еще и самый охеревший тут?" "Да мы назло тебе, идиота кусок! Чертова ж ты омежка", – вскипает Чон. "Ты ушел от нас. И пока мы тут преданно, как псы, ждали, когда одумаешься и домой вернешься, ты свою жопу подставлял какому-то чмырю...так, значит, и нам можно хуйней страдать. Мы квиты", - и уже Чоноп бесится, подбирается весь, словно к прыжку готовится, а Енджэ с где-то там на дне плескающимся вызовом в глазах таращится, мол, "и что же ты мне сделаешь, вот даже если я - блядь, что же ты, Мун Чоноп, мне сделаешь?" И взгляд на старшего переводит, то же самое и ему адресуя. "Как же ахуенно вы конфликты решаете, уебки! Вы, сука, альфы или что за хуйня? Нет, ну верно, давайте обидимся и пойдем ебать все, что движется, просто потому, что ваша потенциальная омежечка деру дала…ути бедняжки какие. Сейчас, хорошие мои, славные мои, по головке вас поглажу", - Енджэ истерическим хохотом заливается, когда нахмурившиеся альфы слова его в голове прокручивают. Ебанааааа, как же все по-ебанатски вышло-то. "Все, время для самолюбования кончилось. Хуи в штаны спрятали, и если это не со мной, то вообще, блять, забыли, как ими пользоваться, понятно?" – деловито заявляет Енджэ. "Все, время блядства кончилось. Жопу на замок", – парирует Чон. Енджэ изящненько так ручку вытягивает и средний пальчик демонстрирует. "И отпустите вы уже ее домой, идиоты", - Енджэ в сторону своей якобы бывшей комнаты кивает, где, прислонившись ухом к двери, молоденькая омежка скандал этого ебанутого трио с упоением подслушивала. - Да вы меня заебали, понятно? Сил уже нет вас терпеть, - и Енджэ снова белугой ревет. По столу ладошкой "хлобысь", и братья аж подпрыгивают от неожиданности. Ложку с зачерпнутым и уже подтаявшим мороженным кидает, взглядом траекторию ее прослеживая, и в сложенные перед собой руки мордашку зареванную прячет. Мун с Чоном ахуевше переглядываются. Чот нихуя себе страшно. - Ээээм, Джэ, ты у нас с ебаньцой, конечно, но чтобы так… - как-то неловко шутит Дэхен, брату младшему кивая, типа "ну скажи хоть что-нибудь, блять, помогай, давай". - Енджэ, ты беременный, что ли? – совсем не по-альфачьи хихикает Мун, у Чона глаза от подобного предположения на лоб лезут, а Енджэ на ультразвук срывается. - Он просто одержимый… - Дэхен с места подскакивает, омегу со стула сдергивает и на ногах помогает устоять. В глаза опухшие смотрит (жуть-то какая, мамочки-святочки). А Енджэ…этот маленький кусок говна по имени Ю Енджэ пальчик указательный поднимает и такой: - Бууууп буууп… - в пипку чоновского огромного носа тычет и ржет, как припадочный, сука, ржет. - Всрали, да? – хехекает он, ладошки друг об друга потирая. - Это вам за пятницу и субботу, поняли, говнари? – сердито хмурится Джэ и, жопой виляя, восвояси удаляется. - Маленькая мстительная сучка, - шипит Чон. Мун кофеечек свой как-то слишком громко прихлебывает (пузыри пускает), отставляет чашку в сторону и в одну точку задумчиво пялится. Беременный Енджэ, блять. Он бы на это посмотрел. - Я бы тоже, - рядом грустняво вздыхает Дэхен. "Вот же ж, - чертыхается Чоноп, - реально вслух, что ли, сказал?" Обрюхатить бы. - И не говори, Чоноп, и не говори. Да блять!