Стриптиз-бар "Игривая кошечка"

Если однажды вы свернете с Третьей авеню, что в Южном Бронксе, в одну из подворотен, то совершенно точно окажетесь у дверей стриптиз-бара «Игривая кошечка»; разумеется, не стоит обманываться неприметной вывеской круглосуточной аптеки, что вы увидите сперва, ведь, стоит вам войти, вашим глазам откроется одно из самых популярных заведений ночного Нью Йорка, окутанное полумраком, неоновыми лампами и клубами искусственного дыма. Именно в такой обители порока, тьмы и разврата можно без проблем подцепить себе кого-нибудь на одну ночь, — если ты не дурна собой, детка — напиться до беспамятства и звона в ушах, купить диск с домашним порно отвратительного качества и вдоволь посмотреть на хорошеньких девиц, вытворяющих на пилоне такое, что в аду у них есть все шансы свергнуть самого сатану. Сантана Лопез работает здесь полтора года и всей душой ненавидит и это место, и идиотское название, — вы только вдумайтесь: игривая! мать ее! кошечка! — и ужасную танцевальную обувь, иногда до крови трущую ремнями ноги, и пол, о который всегда так больно падать с самой высоты пилона; большую часть дневной выручки она откладывает на съемную квартиру получше и, если очень повезет, — новый паспорт. Но иногда, как и сегодня, Сантана просто-напросто скучает; она сидит на одном из кожаных диванчиков, закинув ногу на ногу, и неторопливо потягивает из большого треугольного бокала «Маргариту», бесплатную для всех работающих в баре, любуясь переливами истерично-красного света из прожектора на стекле. Ее смена закончилась десять минут назад — девочек в «Кошечке» достаточно, так что одной из лучших танцовщиц вовсе не обязательно выступать с ночи до утра, а когда тут еще и выпивку предлагают «за так», это будто сами черти намекают тебе, что стоит остаться подольше. Неоновый свет дрожит на ее волосах, меняя цвет с красного на оранжевый, а потом на зеленый, фиолетовый, синий и дальше по кругу; латиноамериканка рассеянно оглядывает тесное темное помещение, пропахшее потом, дешевыми сладкими духами и выпивкой, и уже даже не морщится от химического дыма с клубничной отдушкой, неприятно щиплющего ей ноздри, после забиваясь в легкие. Все меняется, как только к пилону, покачивая до неприличия красивыми широкими бедрами, выходит Бриттани С. Пирс — так, кажется, ее всем представляет ведущий, тщетно пытаясь переорать в микрофон улюлюканье и свист — и тотчас без особого труда приковывает к себе взгляды. Сантана, признаться, сперва растеряно думает, что, должно быть, это ангел, сошедший с небес, хоть она не верит и никогда не верила во всю эту религиозную чушь; блондинка, суматошным блеском впорхнувшая на сцену, так символично одета в белое боди с крохотными крылышками, пришитыми к задней части одежды, что Лопез даже хочется рассмеяться. Латиноамериканка сразу понимает, из какой она породы, она ведь знает таких – эти девочки не обычные стриптизерши, а скорее вишенка на огромном торте, старательно украшенном взбитыми сливками: они никогда не раздеваются полностью, потому что у них такие кукольные личики и гибкие тела, что демонстрировать публике силиконовую грудь просто нет смысла. Порочный ангел делает всего-то пару движений, вызывая у зрителей новые вспышки оглушительного свиста и аплодисментов, а у Сантаны ухает вниз сердце, начиная наливаться странной, еще не понятной до конца, но почему-то приятной тягучей болью. Пайетки на белых ангельских крылышках ярко сияют, отражая неоновый свет, режущий глаза, а латиноамериканка судорожно кусает губы, пытаясь вспомнить, как и зачем дышать. Бриттани извивается под музыку в фиолетовом прожекторном свете, двигаясь так, что даже Лопез, поддавшейся на ее колдовские чары, самой хочется подойти и запихать девице в кромку боди побольше «зелененьких», да что там — всю сегодняшнюю выручку; когда ее рука уже почти достает из сумочки первую мятую сотню, девушке даже приходится ударить себя по пальцам. Светловолосая девчонка цепляется сгибом колена за пилон, опрокидывается всем телом и, раскинув руки, с головокружительной скоростью проносится по кругу в десятке сантиметров от пола, а Сантана с ужасом осознает, что так же головокружительно у нее перед глазами пролетает целая вселенная, как детская модель из папье-маше, подвешенная к потолку за веревочку. Она пытается переключиться на свой бокал с коктейлем, — на неоновые огни, на ломающиеся пьяные тела, на что угодно! — но порочный ангел снова и снова приковывает к себе взгляд; в какой-то момент латиноамериканке даже кажется, что Бриттани улыбается только ей одной — а затем улетает в очередном изящном пируэте. Она выбегает из ставшего еще более душным и тесным бара на улицу через задний ход, и еще полчаса не может придти в себя, тщетно пытаясь унять дрожь в руках, пока ветер в пятый раз не гасит желто-рыжий огонек зажигалки, а уже вторая сигарета падает из непослушных пальцев в лужу. * Однажды Сантана застает Бриттани в общей гримерке всю трясущуюся от плача, неестественно сгорбившуюся и закрывающую лицо ладонями — и ясно понимает, что именно не так, а уже через мгновение возвращается в зал, нежно, но уверенно стиснув руку блондинки в своей, и с силой бьет в лицо того нетрезвого ублюдка, поднявшего руку на ее ангела. Мужик, сплевывая на пол зубы с кровью, материт латиноамериканку с ног до головы, пока охранники его не оттаскивают, из ее сегодняшней выручки вычитают несколько стодолларовых купюр, а оглушительный визг оказавшихся рядом девиц, успевших за ночь пару раз ширануться дурью, все еще звучит у нее в ушах — Лопез на это все, честное слово, совершенно плевать. Она просто отводит Бриттани к себе домой, потому что ту со съемной квартиры выгнала хозяйка, как-то прознав о ее работе, почти насильно загоняет под горячий душ и заставляет выпить чай с коньяком. — Вот, возьми; возьми-возьми-возьми, пожалуйста, — у слегка нетрезвой Бриттани заплетается язык, когда та пытается говорить, а лицо с подрагивающими в надвигающейся истерике губами выглядит таким испуганным, что Сантана сдается и, взяв из ее рук три стодолларовые купюры, торопливо засовывает в свою сумочку, чтобы не дать себе передумать. На руках и лице Бриттани цветут грязно-багровые синяки, а коньяк жжет горло, но она пока старается выглядеть бодрой, разве что вот-вот опять расплачется. — Не стоило возвращать мне деньги, ты ничего не должна, я просто помогла дорогому мне другу, — говорит Сантана и целует своего ангела в лоб, убирая с лица ее длинные светлые волосы. Когда Бриттани спит на диване в единственной комнате, подобрав под себя ноги, у нее чуть-чуть дрожат ресницы, а у Лопез при виде нее снова болезненно ноет-сжимается сердце. Она клянется, что тот ублюдок обязательно сполна заплатит за каждый синяк, дурным цветком распускающийся на коже Бриттани — как и заплатит хозяйка старого жилья. Сантана всей душой ненавидит и Нью Йорк, и их бар, и это идиотское название, выдуманное каким-то извращенцем; Сантана ненавидит — но вот на сцену снова врывается Бриттани в неизменном амплуа ангела, и все становится как будто чуточку лучше, чуточку более правильно. Блондинка проносится в паре сантиметров от пола, раскинув в стороны руки и стиснув ногами пилон, и Лопез как и всегда просто не может отвести от девушки взгляд. Уже давно большую часть дневной выручки она откладывает, ничего не говоря об этом Бриттани; в этих деньгах — их новая квартира, новые паспорта и новая жизнь. …если однажды вы свернете с Третьей авеню, придя к дверям неприметной круглосуточной аптеки, спрятанной в самом конце подворотни, возможно, вам повезет, и Сантана со своим неоновым белокурым ангелом станцуют именно для вас.