***
Гермиона едва успела подумать, что Святочный Бал — необычайно волшебный и великолепный, что уже ничто и никто не сможет его испортить, когда перед ней возник Рон Уизли. Рон, у которого всегда отлично выходило портить ей настроение даже в самый хороший, удачный день. Гермиона сама не ожидала, что её так сильно заденет и разочарует их ссора. В первую очередь она была зла на Рональда, во вторую на — Гарри. Переизбыток чувств накрыл её ужасным, болезненным уколом в сердце, Гермиона поняла, что вот-вот заплачет. Она чувствовала себя последней дурочкой, когда выбежала из зала, и упала на ступеньки не в силах больше сдерживать слёз. Солёная, теплая влага щипала глаза, стекала по щекам и падала на платье. Гермиона ждала, что Рон или Гарри вот-вот выйдут за ней, попытаются утешить, попросят прощения, пообещают больше никогда так не делать. Она в конце концов всегда ставила их на первое место, но никто из них так и не появился. И, спрятав лицо в складках платья, Гермиона тихо рыдала, не в силах встать и доплестись до своей комнаты, чтобы, плюхнувшись на кровать рыдать, пока Морфей не утащит её в свои объятия. Она не знала, сколько времени прошло, сколько она просидела вот так, утопая в жалости к себе и в злости на мальчишек, раздраженная, плачущая и дрожащая как осиновый лист на холодно ветру. Такой он и нашёл её. Сел перед ней на корточки почти неслышно. Только шумное дыхание выдало Виктора, и не услышь его Гермиона так и продолжила бы тихо рыдать над своей трагедией. Из-за глупого Рона Уизли. Он прикоснулся к её руке, мягко пытаясь убрать её от лица. Но Гермиона лишь старательнее спрятала его. Ей не хотелось, чтобы Крам увидел её заплаканную и уродливую, Грейнджер и так полагала, что его приглашение было ошибкой. Она переспросила дважды, не веря своим ушам. У Виктора почти не было друзей в Дурмстранге, не говоря уже про Хогвартс, но девчонки, гораздо красивее Гермионы, постоянно вились вокруг него, желая заполучить хоть крупицу внимания. Но все его внимание было отдано Гермионе Грейджер. Кто мог пригласить на Святочный Бал Гермиону-воронье-гнездо-вместо-волос? Пожалуй, у Рона Уизли никогда не хватило бы на это ума, но вот Виктор Крам, несмотря на то, что он многим казался недалеким, был достаточно умён. — Гер-виона, — позвал он негромко, но она всхлипнула, покачав головой, отказываясь смотреть на него. На долю секунды на губах Грейджер мелькнула улыбка. Сколько ещё способов найдет Виктор, чтобы исковеркать её имя? Она едва не исправила его. Гермиона думала, что Крам, наверное, считает её полной дурой, когда на самом же деле Виктор ругал себя за то, что посмел оставить её так надолго. Будь он рядом, никто не решился бы расстроить её. — Что случилось? Гермиона промолчала. — Кто обидел тебя? Она всхлипнула, так ничего и не ответив. — Я сейчас же пойду и врежу ему со всей силы, — пообещал Крам, и Грейджер резко вздёрнула подбородок, почти лихорадочно мотая головой. Мерлин, сможет ли Рон или Гарри пережить удар Виктора? — Нет, нет, не нужно… я сама виновата… — протараторила она, заглядывая в его глаза и видя в них искорки озорства и безграничной нежности. Крам думал о том, что другая на её месте, была бы рада, если бы из-за неё кому-то разбили нос, это потешило бы женское тщеславие. Но вот Гермиона совсем не такая, и это одна из многих причин, по которым он сейчас сидит рядом с ней, вместо того, чтобы веселится с остальными. У неё самая красивая улыбка из всех, кого ему доводилось видеть, добрые понимающие глаза и тёплые руки. Виктору не нравилось, когда она плачет, но он не мог отрицать, что даже с покрасневшими глазами и шмыгающая носом, Гермиона все ещё очаровательна. — Мне очень жаль, что я испортила тебе вечер, — произнесла она искренне, опуская глаза вниз и снова шмыгая носом. И он тянется к ней, чтобы схватить за руку, мягко сжимая её хрупкую кисть. Есть разница между жестоким, азартным Виктором, который побеждает в квиддиче, и тем, что сейчас ласково смотрит на девушку, поглаживая её дрожащие, длинные пальцы. — Я надеюсь, музыканты ещё играют, — произносит Виктор глубоким голосом. Они так редко разговаривают, что слышать его голос для неё — настоящая роскошь. По спине пробегают мелкие мурашки, а сердце отчего-то стучит так быстро, что вот-вот разорвёт грудь, предчувствие чего-то волшебного зарождается внутри, волнует и делает Грейджер ещё более неловкой, чем обычно. — Я не очень хочу возвращаться туда, — сопротивляется Гермиона, но Крам смотрит так умоляюще и отчаянно, так виновато, что даже, несмотря на то, что ей совсем не хочется возвращаться, она идёт с ним, чувствуя, как он нежно, но требовательно сжимает её ладонь. Танцевальный зал пуст, и свечи почти потухли, но музыка всё ещё продолжает свой тихий, робкий плач. Когда они останавливаются посредине опустевшей комнаты, Гермионе сложно поверить, что недавно здесь была толпа танцующих. Виктор осторожно за талию пододвигает её ближе, и девушка нерешительно кладёт руки на его широкие плечи. Она выглядит такой хрупкой и маленькой рядом с ним, мужественным и высоким, и в то же время они так прекрасно и гармонично сочетаются вместе, что это не может не завораживать. Гермионе кажется, что нет ничего романтичнее, чем танцевать в опустевшем зале, в свете догорающих свечей, чувствуя его теплое дыхание на своем лице. Но потом Виктор наклоняется к ней и целует, осторожно, нежно, совершенно, и девушка вдруг осекается, полагая, что это стоило ссоры с глупым Роном Уизли.***
Турнир Трех Волшебников, конечно, омрачен смертью Седрика и возвращением Волан-де-Морта, но в день отъезда учеников Шармбатон и Дурмстранг Гермиона Грейджер сама не своя и расстроена далеко не этим. Виктор уезжает, и, возможно, она больше никогда его не увидит, и оттого ей хочется расплакаться. Но Грейджер не хочет ещё сильнее усложнять отъезд Крама, и потому старается быть беззаботной и веселой, и только улыбается на прощание, обмениваясь с ним несколькими фразами, и обещает писать. Она знает, что он верит. Верит, что Тёмный Лорд возродился, и потому боится за неё. Но, по крайней мере, Виктор больше не пытается убедить её распрощаться со здравым смыслом и поехать с ним. Им тяжело прощаться и ещё сложнее расстаться, и Гермионе так хочется верить, что однажды, ей ещё выпадет случай повидаться с ним.***
Они обменивались письмами много лет, Гермиона рассказывала Виктору обо всём, что происходит, а он ей. Он никак не мог перестать уговаривать её держаться как можно дальше от войны, а она убеждала его не приезжать в Англию и не рисковать понапрасну своей жизнью. Но разве имеет Гермиона право всё решать за него? Ей кажется, что да. Видеть его снова в день свадьбы Флёр и Билла словно впасть в сладкий сон прямо на поле боя. Война еще не закончена, над всеми ними висит Дамоклов меч. Но глядя на Виктора Гермиона забывает об этом, забывает и о том, что любит Рона Уизли, больше заинтересованного в том, чтобы полениться лишний часок и набить рот чем-то вкусным, чем ею. Виктор почти не изменился, всё так же силен и красив и, улыбаясь, зовёт её танцевать, и ноги Гермионы подкашиваются, она отчаянно пытается не вспоминать Святочный Бал и их первый поцелуй посреди опустевшего зала, но это кажется сильнее её. Виктор по-прежнему смотрит на неё с нежностью и трепетом, хочет уберечь от всего мира, но Гермиона сама рвётся в бой. Он говорит, что однажды она устанет от битв и тогда, возможно, захочет обрести мир в его объятиях.***
На то, чтобы понять, что было грандиозной ошибкой думать, что Рон Уизли когда-нибудь изменится ради неё, Гермиона потратила пять лет. Ей хочется драть себе волосы на голове, чтобы наказать за собственную глупость. Их брак был её главной ошибкой. Её жизнь с ним больше походила на нескончаемую войну (Гермиона бы лучше с Тёмным Лордом сражалась, чем с вечным беспорядком, бездельем, обжорством и эгоизмом Рона). Когда они подписывают бумаги о разводе, Гермиона словно снова может дышать. Но, правда, есть несколько аспектов, которые она никак не учитывала, когда принимала решение. Например, то, что справлять Рождество в одиночестве невероятно жалко и грустно. В потрёпанном свитере она в одиночку сидит за лениво накрытым праздничным столом, осознавая собственную ничтожность, когда за дверью раздается тихий, даже робкий стук. Гермиона думает, что, возможно, это Гарри и Джинни и их сын, но потом она одергивает себя, вспоминая, что Поттер всегда предпочтет ей Рона, и это больно. Потому что Уизли после развода достаётся куда больше, чем ей. Она плетётся в коридор, откидывая прядь волос назад, совсем разбитая и уставшая. Гермиона сказала бы, что удивилась бы меньше, если бы за дверью был Волан-де-Морт, а не Виктор Крам собственной персоной. Он молча протягивает ей связку с апельсинами и разглядывает с улыбкой, проявляющейся даже в искрящихся глазах. Гермиона принимает их, чтобы убедиться, что это не сон, а Виктор, стоящий перед ней, правда из плоти и крови. — Готова ли ты обрести мир? — всё, что спрашивает он, и Гермиона улыбается. Впервые так ярко и легко с самого развода. Они совсем недавно расстались с Роном, и начинать новые отношения сейчас кажется Грейджер неправильным. Но, глядя в тёмные, искрящиеся нежностью глаза Крама, она не может ответить ему «нет».