Аромат этого вечера

Уютный ноябрьский вечер. Тёплый, атмосферный, обволакивающий магией осенней поры. Оживлённый проспект, на который выходят окна Сони. Конечно, что для Москвы семь вечера? Для кого-то повод неспешно пройтись, а для кого-то очередной марафон: успеть на автобус, забежать в последней вагон отъезжающего от платформы поезда в подземке, поймать такси. Егорова же предпочитала остаться дома в этот холодный вечер. В квартире пусто, и девушка с радостью наслаждается умиротворённостью и тишиной. Мама отправилась в театр на трёхчасовой спектакль, поэтому ждать её возвращения так рано не имело смысла. Тишина. Длинный бежевый растянутый свитер почти до колена, тёплые гольфы, и Соня, наконец-то, согрелась. Ни грамма косметики, небрежно уложенные волосы и запах увлажняющего крема, нанесённый на руки несколькими минутами раннее. Соне нравилось быть такой домашней. Нравилось, садясь на диван, подзывать к себе Аркашу и, нежно поглаживая его, сидеть и слушать джаз. Да, дома она совсем другая. Переступая порог своей квартиры, Егорова ощущает, как холод, сосредоточенность и невозмутимость вдруг куда-то исчезают, словно испаряются. Ей нравится чувствовать себя хрупкой, незащищённой, маленькой девочкой в этом уютном свитере, таком просторном, не подходящем, как минимум, на два-три размера. Но это только дома. Соня возвращается из прихожей с огромной коробкой, явно старой, рвущейся со всех сторон. Содержимое гремит, и прибежав на неизвестный звук, Аркаша, как и всегда, ласкается у ног хозяйки. — Пойдем, мой хороший, — улыбается девушка, еле удерживая увесистую коробку, найденную на днях на антресолях. — Сейчас включим хорошую музыку, — берёт телефон, и через несколько нажатий комнату окутывает приятная мелодия. — И будем готовиться к празднику. Соня подходит к искусственной ёлке, возвышающейся до потолка, и не в силах больше бороться с тяжёлой коробкой, аккуратно ставит её на пол. Ей не терпится открыть, взглянуть туда, увидеть содержимое. Она знала, что для неё там — всё её детство. Красочное, яркое, пахнущее мандаринами и сверкающее цветными огнями. Кто-то живет, не оборачиваясь назад. Да, надо жить в моменте, жить сейчас, но как не вспоминать прошлое, если именно оно сделало нас такими, какие мы есть? Для Сони воспоминания — это то, что греет душу. Согревает каждый раз, когда она чувствует холод на своих ладонях. Кто-то коллекционирует открытки, кто-то магниты, привезённые из разных уголков земли, или маленькие статуэтки, красующиеся на полках. Соня же коллекционировала моменты, самые дорогие, самые тёплые, самые искренние. Которые нельзя подарить или продать, которые не подлежат обмену. Они не продаются и не покупаются. Моменты, длинною в жизнь. Счастье, длинною в бесконечность. Эти мысли с периодичностью прерывали уведомления, неприятным звуком приходящие на телефон. Сорок минут назад Егорова выложила фотографию и посвятила несколько строк новогоднему празднику. Лайки и комментарии бежали непрерывным потоком. Видимо, пришло время отключить уведомления. Однако это не помогло вновь погрузиться в приятные размышления. Музыкальная композиция прервалась, когда телефон девушки зазвонил. — Да, привет, — её голос мягкий и даже немного сладостный от нескрываемой улыбки. — Да, вечер, и правда, добрый. — Я видел твою публикацию в Инстаграмме. Удивительно, но даже я, человек, непонимающий, как при сырости и отсутствии снега, да ещё и в ноябре, можно ощущать праздник, проникся атмосферой, — Егорова чувствует, что он улыбается. — Соня, я покажусь слишком невоспитанным, если напрошусь на чай? Эмоции взяли верх. Девушка слышит, как бьется её сердце. Сердце, которое заполонила Любовь к нему. Как же долго она ждала его первый шаг. Как же долго она наблюдала его невозмутимость, натыкалась на изображаемое равнодушие, в которое не верил он сам. Девушка делает вдох и улыбается. Кажется, её улыбка озаряет эту темную комнату, освящённую лишь подсветкой кухонного гарнитура и цветными огоньками гирлянды, уже висевшей на пустой ёлке. — Не слишком, — смеётся. — Я не сочту это за наглость, Гецати. Жду. Нажимает «завершить» и едва успевает подумать перед тем, как раздаётся настойчивый стук в дверь. — Я так понимаю, отказ ты не рассматривал, — открывает дверь и видит его. Красивого, брутального, с лёгкой улыбкой на лице. — Проходи. — Я подумал, что тебе необходимо украсить вечер небольшим чаепитием, — Константин протягивает небольшую белую коробку с весьма вкусным содержимым, как отметила Соня, вдохнув приятный запах. — Яблочный пирог. Я надеюсь, ты любишь. По-моему, он отлично вписывается в твою осенне-зимнюю меланхолию. Девушка берет коробку и тут же ощущает тепло на своих ладонях. Ещё горячий. Запах яблок и корицы тут же окутывает комнату, в которой снова звучит джаз. Тусклый свет придаёт магии этому и без того магическому вечеру. Волшебно. — Сам выпекал? — смеётся, заведомо зная ответ, аккуратно кладёт пирог на стеклянный столик и приглашает Константина в гостиную. — Я тут затеяла ёлку нарядить, нашла старые ёлочные игрушки. Те, из детства. Мужчина садится на пол, рядом с таинственной коробкой, и медленно открывает её, выпуская чудеса наружу. Ещё мгновение, и Соня оказывается рядом. Десятки разноцветных игрушек предстают перед ними, будто маня в то славное время, когда эти самые хрупкие украшения красовались на ёлках в каждом доме и каждой квартире. Малиновые шишки, желтые гномики, белые и синие снежинки, разноцветные узорчатые шары — магия в руках Кости и Сони. Девушка осторожно касается игрушек, боясь выронить хоть одну из них. Она смотрит и видит целый мир в этих незамысловатых украшениях. Это было что-то особенное, настоящее. Неподдельное. — Мы всегда вешали такие на ёлку, — улыбается Гецати. — Только мы живую украшали. В той, что из леса, в ней что-то особенное, магическое, что ли. А запах... Хвоя так пахнет! — А я, сколько себя помню, всегда искусственную наряжала, — тише произносит Соня и достаёт ещё несколько цветных шишек. — Когда папы не стало. В общем, мы с мамой не смогли занести живую ёлку в дом. Молчание, прерывающееся лишь мелодией, которая так плавно и нежно лилась, завораживая своей красотой и степенностью. Константин молчал, зная, что Соня ещё не все сказала. Ему так нравились её размышления. Мужчина вслушивался в каждое слово, пытаясь растворится в ее мыслях. И в ней самой. — Знаешь, для меня новогодний праздник — это всегда что-то далёкое, но в то же время близкое сердцу, душе, — продолжает девушка, вешая несколько игрушек на искусственные ветки. — Каждый год 31 декабря мама заваривала мятный чай, ставила на стол корзину с печеньем, песочным, с джемом внутри. Я любила с абрикосовым. А ещё у нас всегда были гости. Родственники, друзья, соседи — кто угодно. Но были всегда. И каждый год я слышала смех, доносящийся с кухни и радио, вещающее одним и тем же голосом. А ещё, может, я странная, но я любила звук шелестящей мишуры. Это что-то исключительно новогоднее, сказочное. — А я любил дождик. Знаешь, эти длинные тонкие блестящие нити, которые, если разбросать по квартире, не убрать и по окончании праздников, — смеётся Константин, берет серебристую мишуру и бережно, аккуратно расправляя, кладёт на ветки. — Так вот, я всегда разбрасывал. Родители ругались, а я каждый год разбрасывал. Только бабушка понимающе улыбалась и гладила меня по голове. Говорила родителям: «пока видит ребёнок в этом счастье и радость, не лишайте его праздника. Праздник живет не в подарках под ёлкой, праздник живет в душе.» И знаешь, она была чертовски права. — Очень мудро, — задумалась. — А моя тётя мне всегда желала «не переставать мечтать». И я каждый раз ей отвечала, что я и не собираюсь переставать, — смеётся и вешает последнюю игрушку. — Я думаю, в таких праздниках и сосредоточены все мечты и желания. Мечты там, где заливистых смех, приглушённый звук радиоприемника, а лучше пластинка или магнитофон с джазовой музыкой на кассете. Там, где яркие цветные огни отражаются в стеклянных ёлочных игрушках. Там, где пахнет свежий мятный чай — мои мечты оттуда. — А сегодня они все здесь, в этих шарах, мишуре, шуршащей, как ты любишь, — констатирует мужчина и делает несколько шагов назад, чтобы взглянуть на украшенную ёлку. Только подумать: Соня и Костя, люди, чьи взгляды едва пересекаются в объективах камер, готовятся к Новому году, делясь воспоминаниями из своего детства. — Кстати, о чае. Может, попробуем пирог, пока он совсем не остыл? — Ах, да, придётся подождать, пока вскипит чайник, — девушка нажимает кнопку и тут же включается ярко-синяя подсветка. — Ты можешь пока порезать, только на небольшие кусочки. Вот нож. Несколько минут и все было готово: чай заварен, а пирог поделён на несколько равных частей. — Я только свежий заварила, — вдыхает приятный аромат. — Жасминовый, тебе понравится. — Отчего же не мятный? — спрашивает Константин, делает глоток и ощущает, как тело пронизывает тепло. — Очень вкусный. — Зачем же мятный? Это запах того времени, той истории, того момента, — объясняет и прикасается ладонями к горячей кружке. — Жасминовый — это новая история. Я хочу пить его завтра, послезавтра, через месяц и вспоминать аромат этого вечера, сегодняшнего вечера. Константин улыбается и пробует яблочный пирог, который всё же ещё не остыл. Соня следует его примеру. Кусочки яблок словно тают во рту, а корица в сочетании с жасминовым чаем даёт блаженное послевкусие. Непрекращающаяся музыка, любимый джаз, будто подпевает их незапланированному ужину. Константин протягивает руку, и девушка вкладывает свою хрупкую ладонь в его. Оба ощущают желанное тепло. Мужчина медленно встаёт и подходит к Соне, сидящей напротив. Мгновение, и она в его руках. Летает так плавно и воздушно, словно та снежинка, красующаяся на ёлке. Обхватив руками его шею, Соня чувствует безграничный полет. Ощущает полёт, самый настоящий! И не понимает, что это явь. Как только её ступни касаются пола, она слышит долгожданные слова: — Мы так красиво украсили ёлку, что будет жалко все это снимать. Но я обещаю, что на следующий год мы поставим живую, и ты вспомнишь запах хвои, — осторожно целует шею, боясь испортить волшебный момент. Соня чувствует нежное прикосновение, ощущает его щетину на своей бархатной коже, и по спине тут же бегут мурашки. Боже, за эти мурашки можно всё отдать! — Скоро вернётся твоя мама, мне пора, — слегка отстраняется, но по-прежнему не сводит глаз. — Тогда до завтра. Встретимся в пять. — Но вручение конвертов в шесть, — не понимает. Ничего не понимает, когда вновь чувствует его прикосновение. — Я знаю, я заеду за тобой в пять, — улыбается и целует так кротко и осторожно, словно боясь нарушить гармонию, которую они создали в этот вечер. — До завтра. — До завтра, — девушка улыбается, встаёт на носочки, но не решается обнять. Ещё будет время. Она уверенна: обязательно будет. Закрыв дверь, Соня возвращается в комнату и, счастливая, ложится на кровать. Улыбается, берет в руки ещё тёплую кружку и вдыхает аромат этого вечера: горячий жасминовый чай и тёплый яблочный пирог, поделённый на двоих.