Золотой рассвет

      Золотом мелькают яркие платья и новенькие туфли, мимо то и дело быстрым шагом проходят официанты, раздавая всем бокалы с шампанским. Вечер Денверса Уилтона вышел замечательный. И гостей он позвал весьма почтенных, хотя были здесь и некоторые, пришедшие со своими знакомыми.       Он давно стоит и наблюдает. Он ждёт чего-то, он ищет, и он сбит с толку. С чего ему начать? Как рассказать обо всём? Никогда бы он не мог подумать, что его когда-нибудь напугают подобные вопросы. Но тем не менее, так оно и есть.       Он продолжает смотреть и вдруг видит её среди толпы, несмелое, но такое знакомое движение, холодный взгляд, подаренный ему ненароком, как случайному незнакомцу, встретившимуся на балу.       Он чуть не сгорает от этого взгляда.       За долю секунды мужчина успевает почувствовать себя иначе, усомниться и тут же опять поверить себе. Как странно и… нелепо.       Аккуратно миновав толпу, он наконец оказывается совсем недалеко, смотрит ей в спину и сжимает кулаки, словно это каким-то образом должно придать ему уверенности. Шаг, ещё один, и её лицо, радостное и светлое прямо перед ним. Лиственные глаза её, с интересом рассматривающие незнакомца, сияют, как золотые блики на бокале с шампанским.       — Добрый вечер? — начинает она, удивлённо хлопая ресницами.       Он стоит и так же удивлённо смотрит на неё, не в силах оторваться, не смея заговорить и подавляя бесконечное желание немедленно подбежать к ней и обнять.       — Д-добрый… вечер, — наконец отвечает мужчина и начинает постепенно приходить в себя, — Меня зовут Генри Джекилл, можно просто Генри. Девушка сначала думает, что ей послышалось, переспрашивает его и заливается смехом. Генри никак не ожидал такой реакции.       Но её смех, как красивый и тонкий звон, подобный непрерывно сталкивающимся вокруг бокалам, напоминает ему о…       — Динь, очень приятно. Видите ли, я читала о вас книгу, причём не так давно, — улыбается она и осматривает нового знакомого, как какой-то редкий экспонат.       — Правда? — смеётся Генри, — Мне последнее время слишком часто это говорят. Но, должен вас огорчить, у меня нет ни альтер-эго, ни даже разделяющей сыворотки. А вот вам повезло носить имя одной прекрасной феи из известной сказки мистера Барри.       Динь смеётся и смотрит так, как будто перед ней действительно появился персонаж из книги.       — Да, да… Знаете, в детстве я почему-то не любила эту книгу. Да и Динь там не самый положительный герой… Как вы думаете, я на неё похожа?       — Ничуть, — не сразу отвечает доктор, полуулыбнувшись. От её слов у него опять ноет сердце, и руки самовольно тянутся к девушке.       — Разрешите пригласить вас на танец? — находит он оправдание своим непонятным действиям, и тонкая ослабевшая рука как будто случайно оказывается в его ладони, а их лица выражают абсолютнейшее непонимание того, как это произошло.       Уже поздно, но для приличия она слегка кивает и встаёт ближе.       — Как вы… тут живёте? Совсем одна? — вдруг спрашивает Генри с небольшим беспокойством.       — Вполне себе живу, а что? И почему вы думаете, что я одна?       — Я знаю. Это видно по… глазам. У вас такие грустные глаза! — взгляд его вновь устремляется на девушку, прямо на это очаровательное лицо, и учёный смотрит ещё чувственнее, чем говорит, желая скорее достучаться до неё, — Но очень… красивые, — подряд выговаривает Джекилл, почти смущаясь.       — Благодарю, — она улыбается, и это выглядит, как ответный реверанс в сторону его любезности. Они кружатся в вальсе, и всё остальное кружится тоже, как и нескончаемый поток мыслей в их головах.       — Вы живёте не своей жизнью, — он вновь произносит это ненарочно и ожидая какого-то ответа от неё.       — Почему?..       — Неужели вы не чувствуете… что это не ваше? Что вы другая, что не одиноки на самом деле, что кто-то ждёт вас днями и ночами, а вы непонятно почему всё остаётесь здесь, где вам совсем не место?       Странно всё это звучит для Динь, но она поражается тому, как точно доктор подбирает слова. В голове у неё, наверное, ежесекундно происходит по тысяче микроскопических взрывов, каждый из которых рождает всё новые эмоции на милом лице.       — Простите, я ввёл вас в непонимание таким вопросом…       — Слышите, музыка играет медленнее, наш с вами танец почти завершён, — она словно не придаёт значения его последним словам и, повернув голову, как бы невзначай спрашивает, — Я бы хотела потанцевать вон с тем темноволосым мужчиной, как считаете, он не откажется?       — Разве вам можно отказать… — отстранённо произносит Генри, и девушка тихо смеётся на его лестный комплимент.       — Могу я… попросить вас об одном одолжении? — чуть серьёзнее произносит Джекилл почти шёпотом.       — Смотря о каком, — хитро улыбается она, а её рука против воли самой девушки ещё крепче хватается за плечо доктора, как будто бы иначе Динь тотчас же упала. Или не смогла бы дышать, если этот танец закончится.       На секунду ей почти показалось, что так и есть.       — Не танцуйте ни с кем больше… — вдруг произносит Генри, словно обращаясь совсем не к ней.       — Это очень неожиданная просьба, — удивлённо и всё так же смеясь отвечает Динь, — И достаточно смелая. С чего бы мне…       — Да, да, извините. Забудьте лучше, я порой несу полную ерунду… — и музыка, внезапно для обоих, стихает, и словно остаются только они одни в этом зале, чудачливый незнакомец и милая девушка со странным именем. Всё в их глазах движется неясно и расфокусированно. И они оба как-то слишком быстро сдаются, — Спасибо вам за чудесный танец.       Генри возвращается к своему столику и больше не смотрит на девушку. А та не понимает, что произошло секунду назад, не помнит, что ответила. Она стоит неподвижно, в самом центе зала, и вокруг безостановочно кружат в парах люди, смеясь и заглушая мысли своим смехом.       Маленькая фигурка девушки постепенно удаляется из глаз доктора, когда та садится за столик в противоположной части зала и беспечно ловит взгляды разных молодых людей. Будто уже успела забыть о Генри, будто он — неважный старый знакомый, с которым они встретились спустя многое время, и, поговорив минуту, опять разошлись.       Джекилл вздыхает долго и тяжело, отворачивается и закрывает глаза, подперев лоб рукой. Можно было бы подумать, что у него неудачный день, или что он только что потерял «любовь всей своей жизни». Но это всё, конечно же, не так, быть этого не может, он только что стоял перед ней и так весело говорил и смотрел на неё, рассуждает Динь, когда кто-то в очередной раз приглашает её на танец.       И почему она отказывается?       Девушка вскакивает с места и говорит «да» первому встречному. Кавалер с улыбкой берёт её за руку, она так же кладёт ладонь на его плечо. Он говорит что-то, выспрашивает у неё, и Динь вроде бы отвечает, но мысленно находится уже не здесь.       Всё совсем не так, а ей почему-то ужасно хочется убежать к этому Генри, чтобы он погладил её по голове и сказал, какая она всё-таки непослушная, ведь он же почти предупреждал, он просил её не танцевать… Как всё это глупо. Если даже она и влюбилась в него за пару минут, чего, естественно, не может быть, такие мысли всё равно совершенно абсурдны. И ей кажется, «этот Генри» был здесь не просто так, и как будто всё это уже происходило: её пытались спасти, от чего бы то ни было, а она вырывалась и совершала тысячу ошибок в своём метущемся состоянии, она была готова бежать куда угодно, не зная дороги. А ей всего-то хотели помочь. С ней просто разделили один обыкновенной танец, и тут, даже тут она умудрилась всё испортить. Ей просто надоело, надоело это всё, какое-то туманное озеро, из которого нет возможности выплыть. А возможность ведь появилась…       Который раз она уже ошибается?       Наконец «освободившись», она непонятно зачем бежит к тому столику, где сидел Генри, и на удивление находит его место пустым. Она не расстраивается и не жалеет, только непонятливо смотрит на свободный стул. Затем, чтобы не привлекать внимания, садится и так же смотрит в другую сторону.       Что-то неясное не даёт ей покоя, что-то абсолютно невозможное, но такое знакомое будто бы очень давно. И она опять думает, как всё это бессмысленно. Почти так же, как верить в волшебные сказки со счастливым концом. Но она не ребёнок и не сумасшедшая (в чём уже начинает сомневаться), хотя до сих пор что-то живёт совсем глубоко в её сердце, что-то похожее на несбывшуюся мечту… или надежду? Что-то, до чего мистеру Джекиллу удалось добраться за один танец, в то время, как никто другой не мог даже разглядеть этого «чего-то» за всю её жизнь. Как такое возможно? Скорее, он просто на всех имеет подобное влияние. Хотя с виду даже и не скажешь.       А, впрочем, всё это такая чепуха, такой бред! Ну какие тут чувства, какие «с первого взгляда» или «долго и счастливо»? Минутное увлечение, всем ведь известно, что нас тянет к людям, которых мы плохо знаем, манит эта загадочность и интерес. Но, стоит узнать человека получше, и вся эта «волшебность» пропадает.       Только Генри Джекилл больше не пропадал у неё из головы.       Ей больше не хочется танцевать, и от мыслей о таинственных незнакомцах болит голова. Она возвращается домой раньше, окончательно погубив свой «яркий вечер» бутылкой рома. Он никогда ей не нравился, но сейчас почему-то хотелось именно его.       Странный был вечер. Ей кажется, что она будто бы уже скучает по Генри, и хочет увидеть его ещё раз… Но осекается, вспомнив, что он ушёл, не оставив никакой возможности с ним связаться. Можно, конечно, расспросить Денверса, найти среди приглашенных некоего Генри Джекилла, достать его адрес… Но зачем? Ей же это на самом деле не нужно, это же простая фантазия, о которой стоило сразу же забыть. Как и о самом ничем не связанным с нею незнакомце, с которым у них был только единственный общий танец и взгляд, непонятный и незаконченный, примерно такой же, как и их диалог.       Динь допивает содержимое стакана и случайно роняет его на пол. А может и не случайно? В таком случае она и вправду уже сходит с ума.       Ей хочется оставить на полу эти осколки, как напоминание о том, что она, Динь, давно так же сломана и разбита, и её никак уже нельзя починить. Что этот Генри сделал? Дал неизвестную надежду, как будто бы пообещал что-то; сказал, что она живет не своей жизнью. Динь ведь и сама чувствовала это. Но не знала, как объяснить, к кому пойти с этим.       Динь всё сидит и смотрит на рассвет, расплывшийся в квадрате окна, считает чёрных птиц, кружащих над крышами домов и не может понять, что с ней.       И Генри, шагая по бесконечным улицам Лондона, почти подходит к дому, думая, что ничего ещё не кончено. Он встретит её ещё раз, не смотря на то, как ему тяжело, стоя совсем рядом, осознавать, что она видит в нём чужого, ничуть не знакомого ей человека. Он добьётся того, чтобы она вспомнила.       Ведь он думал, ей хватит простого напоминания; когда-то, там, в Сторибруке, на таком же празднике он пригласил её на танец и попросил не танцевать больше ни с кем. И она сначала рассмеялась, приняла это за вызов, за какие-то ограничения, и тут же решилась их нарушить. Она хитро посмотрела на Джекилла, затем отошла в сторону и уже встала с каким-то молодым человеком, собираясь танцевать. Тогда она посмотрела на доктора, стоящего далеко в стороне и такого печального, старающегося не встретиться с ней взглядом. Ей тогда стало так жаль его, она поняла, что это была та откровенная мысль, о которой он так и не смог промолчать. Ему действительно бы хотелось, чтобы она танцевала только с ним. И Динь мгновенно извинилась, побежала в другой конец, к своему Генри, подошла ближе и подняла голову. Он, заметив её, мгновенно просиял, и фея взяла его за руки, ведя танцевать. Играла медленная тихая музыка, и они, двигаясь ей в такт, так же медленно кружились, обнимая друг друга. Генри помнит, как она положила свою голову ему на грудь и устроилась, как ребёнок на руках у матери. Так же чувствуя себя защищённой.       Он сидит у себя в комнате, не способный назвать это домом. Нет, Динь — его дом, и только дав ей всё вспомнить, только разбудив, он сможет вернуть её.       Он смотрит на плывущий по сонным улицам рассвет, ложась на кровать и думая о своей потерянной фее.       И пусть пока он не знает, как, но он спасёт её. Спасёт обязательно. Ведь, как часто напоминали ему герои, темнее всего бывает перед рассветом.       А рассвет и есть самое лучшее время для пробуждения.