No name

      Мир соулмейтов по определению не идеален и напоминает собою телевизионную программу «Жди меня». С одной стороны, у человека где-то на земном шаре существует своя вторая половинка, с которой у него будет любовь-морковь, радость в горе и далее по списку, и так далее… С другой — главная проблема заключается в том, что метку с именем «суженного-ряженного» имеет только один из этой пары. Второй же в это время по примеру всех диснеевских героинь должен смиренно дожидаться свою половинку. Это похоже на что-то из серии: и создал Бог соулмейтов, и сказал им: «Будет у вас у каждого по паре. По паре того, кто будет любить и принимать вас такими, какие вы есть, несмотря ни на что». И сделал так, чтобы имя своей судьбы мог носить только один человек из пары. И смеялся, смеялся, смеялся…       Виктор Никифоров, будущий пятикратный чемпион мира по фигурному катанию, звезда «Инстаграма» (вторая после Кристоффа Джакометти) и просто секс-символ России, за месяц до четвертого дня рождения получил свою метку. Надпись, означавшую, что именно ему предстоит искать свою вторую половинку, надпись, которая обозначала, что теперь все в его руках. Все круто.       Однако, существовало одно «но». То самое «но», которое перечеркнуло все к чертовой матери. Имя его соулмейта было написано неразборчиво. Неразборчиво настолько, что ни врачи с их пониманием сложного почерка, ни многие эксперты в соулмейтах и не только не смогли прочесть, чьи же инициалы выгравированы на руке Никифорова. Казалось, человек, чья судьба подписалась на руке Виктора, писала ногой или ртом. Чем угодно, но не рукой. Даже для левши это было слишком неразборчиво.       В свои четыре года русский со всей взрослой ответственностью подошел к тому факту, что у него есть родственная душа. Перед сном он часто представлял, как соберет узелок на палочке по примеру многих мультсериальных персонажей и пойдет по миру на поиски своего соулмейта. Преградой служили, как тогда казалось, только родители, которые сколько ни пытались расшифровать инициалы на руке сына — все бестолку. Они уже тогда потихоньку и аккуратно начали готовить Никифорова к тому, чтобы он не тратил время на бессмысленные поиски неясно кого, а выбирал среди своих соотечественников себе девушку, а в последствии уже и жену. И только бабушка, приезжавшая к ним на выходные, рассказывала такие красивые истории про соулмейтов, что Виктор даже в четыре года не мог отказаться от своих поисков. Ну а кто там в четыре года думает о сложности этой затеи?       К семи годам Никифоров был очень занят тренировками по фигурному катанию, поэтому интерес к своей родственной душе немного поутих. Все же совмещать школу с ее нудными уроками и спорт-комплекс «Юбилейный», где Яков гонял его как в последний раз, — слегка утомительно. Однако Виктор все-таки не забыл про своего соулмейта и в тайне ото всех (ну он так думал) завел дневник, где записывал все, что когда-нибудь хотел рассказать своей паре.       Когда парню стукнуло двенадцать лет, в школе наступили первые дебаты «за» и «против» соулмейтов. Многие уже тогда встали на сторону «против», не представляя, как можно посвятить свою жизнь поиску непонятно кого?       Виктор же их не понимал. У его одноклассников — тех, кому судьба дала задачу искать свою родственную душу, — имена на руках были написаны четко и ясно. А они, видите ли, еще чем-то недовольны... Он каждый день, каждую свободную минуту всматривался в непонятные закорючки на своей руке, силясь разобрать хоть пару букв.       К шестнадцати годам Никифоров начал немного завидовать всем тем, кто когда-то отказался от своих соулмейтов и уже вовсю встречается с такими же независимыми людьми. К этому моменту у него уже появились: слава, признание, гордость родителей и Якова и золотые медали. Не было только любимого человека, той поддержки и любви, что не могли дать родственники. Но все равно парень пытался не сдаваться. Искал, искал, искал... Даже решил сфотографировать свою руку и выставить в только набирающей обороты социальную сеть «ВКонтакте». Правда, тогда у очень многих его фанаток вдруг неожиданно оказался плохой почерк... И это оказался не совсем удачный опыт. Также просил подписи всех фигуристов, друзей и знакомых, которых он знал, и не находил. И отчаивался, отчаивался, отчаивался...       В девятнадцать лет Никифоров наконец-то четко осознал, что встреча с соулмейтом ему не светит. Его родственная душа не знает, кто его вторая половинка, а разгадать таинственную надпись на руке Виктор не смог даже с годами. Мир поделился на две категории: те, кто не являлся его парой по судьбе, но при этом очень желал этого, и те, кто и не хотел, и не являлся его родственной душой. И во всей этой мешанине не находилось место для того, кто, может быть, и не хотел, но действительно являлся бы его второй половинкой. Парень и правда не мог ничего с этим поделать, поэтому оставалось только кататься, отдавая всего себя льду.       — Ну, если это судьба, то вы обязательно когда-нибудь встретитесь, — поддержал ученика Яков на очередной тренировке. Виктору тогда стукнуло уже двадцать один год.       — Ага, — коротко ответил он, хотя на самом деле ни на что уже не надеялся.

***

      С возрастом Никифоров перестал смотреть выступления других фигуристов, отдавая предпочтение хорошей разминке перед своим выходом. И все же исключения были. В этот раз им стал японский фигурист. Мужчина в это время как раз пересекал трибуну, и что-то буквально заставило посмотреть его на лед.       Кацуки Юри являлся фигуристом из разряда «Он может делать это идеально, но почему-то не делает». Именно с такими мыслями Никифоров смотрел программу японца. В свои уже двадцать семь лет Виктор с уважением относился ко всем фигуристам. Он мог честно оценить все ошибки соперников и неточности программы. Яков говорил, что из него может получиться хороший тренер. Ну, «когда вся дурь из головы выйдет». Но при этом русский никогда не ставил себя выше других фигуристов. Во всяком случае, не делал этого прилюдно.       Юри не был очень популярным фигуристом. В родной стране его знала почти каждая собака, но вот всемирной славы он так и не нашел. Кацуки вообще-то и не рвался в знаменитости, но всю жизнь лелеял мечту оказаться с самим Виктором Никифоровым на одном пьедестале. И, конечно, найти своего соулмейта.       Впрочем, и то, и то получалось у него достаточно скудно.       Ну соулмейта он не мог найти, потому что судьба распорядилась так, чтобы искать должны были самого Юри. Хорошо, тут не было его вины. А вот с фигурным катанием, несмотря на все вложенные силы, — не получалось.       Когда-то Кацуки верил в то, что «если долго мучится — что-нибудь получится». Однако, когда в Сочи он занял позорное шестое место, вера в данную поговорку испарилась. После этого он принял решение уйти из фигурного катания и вернуться домой. А что? Будет помогать родителям с «Ю-топией» и до отвала объедаться кацудоном. Не плохой, скажем так, вариант.       Виктор, наблюдая за выступлением Юри, будто примерз к полу. Даже с осознанием того, что он тут не просто как зритель и нужно готовиться к своему выступлению, русский не мог оторвать взгляд от японца. Да, он делал ошибки, падал. Но было что-то в его катании, что-то, что просто...       — Вау! — против воли вырвалось у Никифорова.       Когда Кацуки наградили самыми низкими баллами, Виктору сделалось настолько обидно, будто проиграл он сам. Даже кулаки против воли от злости сжались. Русский понимал, за что такие оценки, и по-хорошему выше судьи поставить просто не могли. И все равно на душе оказалось прискорбно.       Позже фигуристы столкнулись в холле спортивного комплекса. Кацуки выглядел так, будто потерял смысл жизни, — подавленным и уничтоженным. Хотя, возможно, так и было, и вряд ли бы сам Виктор Никифоров выглядел лучше, получи он шестое место.       И пятикратный чемпион отчего-то не отпускал чужой проигрыш. Хотелось как-то поддержать этого паренька... Быстро сориентировавшись он стянул с ближайшего стола салфетку и, пока японец не ушел далеко, подбежал к нему. Вблизи Юри выглядел еще хуже, и у русского ярко вспыхнуло желание его обнять. Но насколько ему было известно — японский менталитет не терпит таких резких всплесков внимания.       — Можно автограф? — Никифорову пришлось буквально сунуть салфетку парню под нос, так как тот и вовсе ничего и никого вокруг не замечал. Кацуки остановился, отсутствующим взглядом окинул Виктора и опустил взгляд на протянутую к нему руку. Японец посмотрел вокруг себя и даже заглянул за спину. Затем показал на себя указательным пальцем, как бы спрашивая: «Это ты мне?»       — Да, конечно! — Виктор обворожительно улыбнулся. Юри смутился и стал настолько очаровательным, что сердце Никифорова вдруг забилось с небывалой силой, а на губах невольно расцвела настоящая улыбка.       — Но... но у меня нет ни маркера, ни ручки, — английский у Кацуки был хорошим, чистым. Но из-за того, что голос дрожал, звуки смазывались или попросту терялись. Покраснев, парень замолчал.       — Минуточку, — Виктор залез в карман своей олимпийки, немного покопошился и наконец достал тоненький черный маркер, — всегда с собой. Фанаты, сам понимаешь.       На эту фразу японец как-то весь стушевался, и мужчина мысленно выписал себе подзатыльник за неосторожно брошенные слова, которые задели парня.       Юри не понимал.       — Извини.       Он отрицательно покачал головой, и Виктор понадеялся, что это означает лишь: «Ничего страшного». Писать на весу — затея заранее провальная, поэтому Кацуки пришлось подойти к самому ближнему столу со спортивными журналами. Однако его рука так и застыла в воздухе, и сам японец неуверенно замялся.       «Серьезно?! Ну давай, скажи, что ты не знаешь моего имени».       — Виктор Никифоров, если что.       Юри недоуменно на него взглянул.       — Ну мое имя, — русский глупо хохотнул, — если ты вдруг...       — Я знаю, как тебя зовут, — и может Виктору показалось, но Кацуки стал выглядеть обиженным, — я просто... — парень выдохнул, поправил съехавшие очки и слегка покраснел, — не знаю, что написать.       — Оу, — Никифоров прикусил щеку изнутри, так как желание обнять парня стало невыносимым, — ну, думаю, что: «Самому преданному поклоннику Виктору Никифорову от Юри Кацуки» у нас не поместится. А вот: «С любовью! От Юри Кацуки для Виктора Никифорова» — вполне.       Виктор не смотрел, что там пишет юноша. Вместо этого он засмотрелся на самого Юри. Для представителя типичной азиатской внешности Кацуки был и правда красив: большие карие глаза, красивые полные губы, пухленькие щеки, на которых по определению должны появляться ямочки при улыбке. Что конкретно из всего этого привлекло в японском фигуристе, Никифоров сказать не мог, но он серьезно оказался очарован им.       Невовремя проснувшаяся совесть намекнула на то, что у Виктора, вообще-то, есть своя родственная душа, которую он должен отыскать. Да и у самого Юри наверняка существует вторая половинка. (А то, что этот парень мог оказаться «тем самым», Виктору, почему-то, не пришло в голову.) И от этого сразу стало грустно. В голове отчего-то четко и ясно стала вырисовываться картина, где они вместе выгуливают Маккачина или смотрят какой-то ванильный фильм по телевизору и переодически целуются. И в воображении это выглядело все настолько настоящим и правильным. Так, как, наверное, и должно быть у нормальной влюбленной парочки.       Из собственных мыслей его вывел мужской крик, который окликал Юри. Повернув голову на источник шума, Никифоров с трудом опознал в нем тренера японского фигуриста. Кацуки быстро что-то черкнул на салфетке и отдал ее Виктору.       — Извини, мне надо бежать, — Юри неуклюже лавировал между толпой, затем резко остановился и повернулся к русскому, — поздравляю с победой! — крикнул он и, уже окончательно полностью покраснев, бросился прочь.       Виктор еще несколько минут продолжал махать ему вслед той самой салфеткой, изображая известный жест прощания.       В общем-то автограф ему и не нужен был. Более того, Никифоров и сам являлся особым фанатом раздавать направо и налево свою подпись. Но в случае с Юри Кацуки захотелось его поддержать, показать ему, что даже весь из себя крутой Виктор Никифоров по достоинству оценивает японского фигуриста. И это правда.       Он бегло посмотрел на оставленный ему автограф, и в голове громкой вспышкой что-то взорвалось. Инициалы… Такие неровные, непонятные. Да, блин, говоря прямым текстом — кривые. Русский фигурист ошалелыми глазами смотрел на салфетку, на которой меньше десяти минут назад подписался его соулмейт. Его соулмейт, черт возьми!!! Руки, как назло, принялись трястись, и у мужчины никак не получалось поднять свой рукав, где таилась метка, дабы сверить подписи. И когда это наконец-то получилось, он взвыл в голос.       — Идентично... — вдруг севшим голосом прошептал Виктор.       Он так и стоял столбом посреди спортивного холла, неверящим взглядом смотря на свою руку и салфетку с автографом.       — Ты решил подработать статуей, друг мой? — Кристофф, лучший друг и вечный соперник, появился внезапно и в своей любимой манере обнял Виктора за талию.       Никифоров резко вскинулся, будто ожил и, не обращая внимание на швейцарца, начал кого-то выискивать глазами.       — Где он?       — Кто? — Крис тоже для вида повертел головой.       — Крис, где он?! — Виктор вцепился руками в куртку Джакометти.       — Я все еще плохо понимаю, о ком мы говорим, — он аккуратно отцепил от себя русского и постарался взглянуть тому в глаза. — Кого ищем-то?       — Крис, ты понимаешь?! Это он! Мой соулмейт! Я нашел его, он меня нашел, мы нашлись — не важно! У меня, твою мать, есть соулмейт!       — Так, стоп! Теперь все еще раз: медленно, с расстановкой и желательно на языке, который я знаю.       Виктор выдохнул, сосчитал про себя до десяти и приступил заново: «Крис, я нашел своего соулмейта!»       В этот раз вышло короче, эмоции от сбывшейся детской мечты немного уже погасли. Никифоров протянул другу салфетку с инициалами Юри и показал свою руку с меткой. Джакометти долго «стрелял» глазами туда-сюда и в конце удивленно присвистнул.       — Ну, друг, поздравляю! — Кристофф полез обниматься, но русский, быстро приняв ласку, отпрянул.       — Крис, блин, что делать? Я совершенно не знаю, что делать!       — Для начала успокойся и расскажи мне, кто в итоге твой соулмейт?       — Юри Кацуки.       — Он, да? — Крис задумчиво почесал подбородок, — я видел, как он с тренером выходил из комплекса.       Русский тут же ринулся к выходу, но сильная рука друга его тормознула: «Ну и куда ты намылился?»       — Мне нужно найти его.       Джакометти мысленно правда очень порадовался за друга, так как таких живых, настоящих эмоций у Никифорова он не видел, наверное, никогда.       — Виктор, жизнь не гребаный фильм про любовь, тут нельзя просто прийти к человеку и сказать: «Привет, я Виктор, я не люблю арахисовую пасту и кошек. Ах, да, еще я твой соулмейт».       Никифоров горько взвыл в нежелании признавать логичность слов своего друга.       — Крис, я ждал его всю жизнь! Всю, понимаешь?! Почему я должен ждать еще?       — Потому что ты о нем ничего не знаешь, — швейцарец начал говорить серьезно, — уж хотя бы для приличия Гуглом воспользуйся!       Виктор насупился, чем стал напоминать ребенка, которому не купили мороженное. Хотя, возможно, что с того самого дня, когда он получил метку соулмейта, он так и не повзрослел…       — Ну и к тому же, — Джакометти еще раз изучил салфетку с подписью, — он же шестое место занял, да?       Русский лишь утвердительно кивнул.       — Знаешь, вот если бы ты заявился ко мне на порог, весь такой в золотых медалях. И тут я с шестым местом, здрасте… Дай ему время отойти хотя бы от этого. И узнай о нем немного больше, чем просто имя с фамилией.       И тут весь мир Виктора Никифорова рухнул.       Мужчина смиренно вернулся в Санкт-Петербург, обиженный на весь мир и в том числе на свою золотую медаль. Всей душой он рвался к Юри, и если голове-то еще можно было что-то доказать, то сердцу уже, как говорится, не прикажешь. Яков полностью поддержал слова Джакометти, поэтому центр ненависти чемпион сфокусировал на Фельцмане, так как сам Кристофф находился у себя на родине, а на полку с медалями долго дуться не получалось. Смешно это было.       По наставлениям своего друга он все же попытался пробить Юри через интернет. Но информации оказалось настолько мало, что у Виктора появилось еще больше интересующих его вопросов. Из того малого количества фотографий, что предоставила ему всемирная паутина, — Никифоров сохранил все. И каждый день, как Отче наш, пересматривая их, мужчина понимал, что влюбляется все больше и больше.       «Не, ну если он не твой соулмейт, то я даже не знаю, кто я!» — гласило сообщение от Плисецкого с прикрепленным к нему видео, где Юри... нет, не так, его соулмейт в идеале откатывал его, Виктора... нет, соулмейта, программу. И это оказалось настолько восхитительно, чувственно! Никифоров поймал себя на мысли, что и вовсе перестал дышать. Каждый взмах руки, мимолетный взгляд, что успел поймать объектив камеры, все это буквально кричало о том, что Кацуки так же, как и он ждет свою родственную душу. Нуждается в ней.       И снова весь мир перевернулся. К черту Якова и Криса с их наставлениями, к черту золотые медали и шестые места. К черту все!       Русский не собирал чемодан — он просто поскидывал туда все, что было в его квартире, и с Маккачином подмышкой отправился в аэропорт этим же днем. И только в самолете он решил-таки сообщить всем о своем отъезде постом в «Инстаграме», а иначе бы тренер просто запер бы его в кладовке с инвентарем.       Япония встретила его теплом и уютом, особенно это чувствовалось после заснеженного Питера. Родители Юри оказались, наверное, самыми добрейшими людьми на всей планете. Приняли они Никифорова с Маккачином с большими почестями: накормили до отвала как его, так и собаку. И пока Маккачин, сытый и наглаженный со всех сторон, мирно спал, Виктора отправили на источники. И там, наконец-то оставшись один на один со своими мыслями, позволил себе задуматься о том, что и как он будет объяснять своей родственной душе. Последней адекватной мыслью всплыло предложить Юри себя в качестве тренера. Все же талант у парня был, Никифорову же оставалось только подтянуть ему технику. В принципе, этот план выглядел неплохо, и мужчина, наверное, даже далеко не уйдет от наставлений Криса о том, что выпаливать все разом на голову Кацуки не самое мудрое решение. И в нужный момент, когда японец будет готов, он ему признается.       Когда Юри, весь взмокший, в расстегнутой куртке и слегка располневший влетел в купальню, из Никифорова разом вышибло все мысли. Громко бьющееся сердце грозило вот-вот сломать несколько ребер. Русский медленно (со стороны могло показаться, что сделано это было ради эффекта, но на самом деле ноги предательски тряслись) поднялся, протянул руку к Юри и уже собирался предложить ему свои услуги в качестве тренера. Однако язык, видимо, решил сегодня работать в паре с сердцем.       — Привет, я Виктор, я не люблю арахисовую пасту и кошек. Ах, да, еще я твой соулмейт.       Это было ужасно неловко, но так по-настоящему.       Ну а когда, собственно говоря, все шло по намеченному плану?       И да, у Юри действительно появлялись ямочки на щеках, когда он улыбался.