Супергерои.

      Что происходит с Чонгуком, не понимает никто.       Тэхён шлёт вопросительный взгляд Намджуну, тот хмурится и пожимает плечами. Его способности к телепатии, как назло, не распространяются именно на младшего. Особенно, когда тот тщательно пытается что-то скрыть от посторонних глаз, тем более, от постороннего вмешательства в голову. Намджун мог бы попробовать применить силу, чтобы узнать, но это может не дать никаких результатов и точно не останется незамеченным, а Чонгук не из тех людей, кто склонен к прощению.       - Чонгук, - осторожно начинает Джин, украдкой нервно сжимая в пальцах пастельно-розовую ткань кофты. Тема совершенно не подходящая для семейного ужина, но больше молчать становится невозможным. Все заметно напрягаются, даже Юнги, до того момента лениво ковыряющий ложкой десерт, замирает. Чонгук отрывает взгляд от тарелки и поднимает его на старшего.       - Ты ничего не хочешь нам рассказать?       Шесть пар глаз прикованы к младшему. Тот хмурится и сильнее сжимает в руке ложку.       - Если не скажешь ты, скажу я, - Джину почти физически больно от того, с какой ненавистью на него смотрит Чонгук. Раньше всё было по-другому. Раньше Чонгук был маленьким и бесконечно милым. Раньше они все были одной дружной командой, без ссор, без недомолвок, без этой гнетущей атмосферы. Раньше.       - Что он опять натворил? – подаёт голос Юнги, откладывая ложку в сторону и подвигая мороженое Чимину, который слабо улыбается в качестве благодарности, но приниматься за угощение не спешит. Кусок в горло не лезет, и не только ему.       - Попал в полицейское отделение за драку. Кроме того, - Джин достаёт из заднего кармана штанов увесистый кожаный кошелёк, набитый денежными купюрами до отказа, и, почти не глядя, кидает на стол: - я нашёл это в кармане твоей куртки. Снова за старое? Чонгук, серьёзно?       - У этой зажравшейся свиньи денег хоть лопатой греби, с него не убудет, - уголки губ младшего приподнимаются в кривой, недоброй усмешке.       - Чонгук, мы супергерои. Мы должны помогать людям, - устало напоминает Намджун. Этот разговор уже был десять лет назад, когда он впервые встретил Чонгука на улице. Совсем маленького, но уже с большим опытом в мелких кражах. Тогда оказалось, что у этого ребёнка нет родителей, что на улице он давно и выживает, как может. Вера в добро и искренняя жалость способствовали тому, что Чонгук попал в их маленькую дружную команду супергероев, а позже необыкновенные способности проявились и у него. Десять долгих лет, которые Чонгук посвятил помощи старшим в их повседневной борьбе со злом, десять лет гармонии и счастья в их небольшой семье. А теперь всё заново.       - Ты понимаешь, сколько вреда твои умения могут причинить людям? Та же драка. Ты осознаёшь, сколько в тебе силы? Ты мог запросто убить того парня, - Джин искренне волнуется, и за самого Чонгука, и за пострадавшего от его рук парня, которому не повезло оказаться в не то время не в том месте. Дело обошлось, но сколько таких будет впереди, если это продолжится?       - Чем больше сила, тем больше ответственность. Ты один из самых одарённых среди нас, Чонгук. Я не хочу однажды проснуться и узнать, что ты прогремел на всю страну как самый опасный злодей.       - Спасибо, мам, пап, я всё понял, - следует саркастический ответ, после которого младший резко поднимается со стула, сверля тяжёлым взглядом Джина, и стремительными шагами покидает кухню.       - Мы с тобой ещё не договорили! – он старался, честно старался держать себя в руках, но иногда Чонгук не на шутку бесит. Джин весь воспламеняется, в самом что ни на есть прямом смысле этого слова, и тут же срабатывает противопожарная система. Остатки кофты противно липнут к телу, и это бесит ещё больше.       Хосок быстро переглядывается с Намджуном, понимая, что счёт до взрыва идёт на секунды, и в ускоренном темпе создает прочное силовое поле вокруг старшего, прежде чем тот с яростным криком возгорается снова с такой силой, что всех остальных, несмотря на защитное поле, отбрасывает к стенам. Тэхён искренне благодарит ускоренную регенерацию, Бога (кто бы ещё ею наградил?) и мысленно искренне обещает когда-нибудь, хотя бы раз, посетить церковь. Пока остальные приходят в себя, а Намджун пытается утихомирить бушующего Джина, он незаметно выскальзывает с кухни и идёт в свою, общую с Чонгуком, комнату.       Младший лежит на кровати, спиной к Тэхёну, и явно не горит желанием общаться. Тем не менее, Тэхён осторожно присаживается на край постели и долго смотрит на свои пальцы, сжатые в замок, не зная, с чего начать. Он всегда был самым лучшим другом для Чонгука, не было такого, чтобы между ними были какие-то секреты. В последнее время – месяц, два – сам на себя не похож. Из открытого, милого, искреннего ребёнка вырос дерзкий, высокомерный и вспыльчивый парень. Тэхён слышал, как лидер не раз говорил о том, что это, возможно, из-за переходного возраста. Многие мутанты переносят его гораздо тяжелее, чем люди. Но Тэхёна это объяснение не устраивало, не покидала стойкая уверенность, что дело в другом. Только в чём – непонятно.       По стене, прямо перед глазами Чонгука, проскакал заяц. Яркий, солнечный. Не пятно света, а вполне настоящий, живой заяц, сотканный из летних ярких лучей. И плевать, что за окном глубокая осень.       - Мне не нравится, когда ты так делаешь. Прекрати. – Чонгук надеялся, очень надеялся, что старший поймёт, что это очевидная ложь. Ему всегда нравились все иллюзии, создаваемые при помощи богатой фантазии Тэхёна в совокупности с его даром – возможностью воплощать в жизнь собственные мечты, изменять окружающую реальность. И, если быть до конца честным, Чонгук сейчас нуждался в этом как никогда раньше.       Но заяц посмотрел своими глазами-бусинками и начал постепенно тускнеть. Хочется крикнуть «Подожди, я пошутил, оставь, я давно влюблён в твои иллюзии», но баранье упрямство – визитная карточка. Гораздо проще закусить губу и сверлить глазами постепенно исчезающие хлопья солнечных лучей, которые только что были полноценным зверьком.       Когда он был маленьким, Тэхён часто погружал его в свои миры, не обращая внимания ни на вопли Юнги, когда он хотел зайти в дом, а с порога упал прямо в космос, ни на возмущения Джина, когда в разгар готовки вся кухня покрылась снегом, а потом оказалось, что и весь город тоже. Тэхёну регулярно влетало от всех, кроме Чонгука, однако это его не останавливало.       Чонгук знает, что две родинки на руке старшего – это на самом деле слоник, который остался от их путешествия в далёкую Индию.       Чонгук знает, что на Луне живут кролики. Раньше не жили, но однажды Тэхён решил поиграть с ним в космонавтов, и теперь остаётся только гадать, когда правительственные организации найдут этих кроликов. Тэхён говорил, что надёжно их спрятал, но в это смутно верится.       Но лучше всего Чонгук знает, что в зрачках Тэхёна – Вселенная, потому что, чёрт возьми, он столько раз в неё погружался. У этой Вселенной нет выходных, нет праздников. В ней нет проблем и плохого настроения. Единственное, что Чонгук всегда видел, стоя на краю бездны, это своё собственное отражение.       Эта Вселенная не зависит от того, использует старший свои способности или нет, потому что Чонгук пропадает в ней каждый раз, каждый грёбаный раз, когда смотрит ему в глаза. Не зависит от желания или нежелания самого Чонгука, потому что выбора нет. Просто. Нет. Когда дело касается Тэхёна, у Чонгука внезапно нет ничего, кроме бешеного сердцебиения. И вот честно, иммунитет к чтению мыслей в его ДНК как защита от посягательств Намджуна, - лучшее в этой ситуации. Хотя Чонгуку бы гораздо больше хотелось бы, чтобы в его ДНК был вплетён Тэхён. Весь. Со всеми своими дурацкими кроликами, галстуками, нещадно порезанными вещами, с любовью к постоянным прикосновениям и нелюбовью к острой еде. Но вместо всего, чего хотелось бы, у него на стене солнечный заяц. Вернее, то, что от него осталось.       - Ты никогда раньше этого не говорил. Обидно, знаешь ли, - говорит Тэхён полушутя, полусерьёзно. Он удобно устраивает голову на боку младшего, смотрит вверх, на дно собственной кровати.       Это ранит гораздо больнее, чем кажется, но Тэхён ведь старший, рассудительный хён, поэтому он будет глубоко дышать и стараться не думать о том, что всё вокруг буквально пропитано запахом младшего. Его собственным, естественным запахом, вперемешку с любимым парфюмом. Тэхёну всегда нравилось, как пахнет Чонгук, что скрывать? От него веет силой, надёжностью, защитой. Так было всегда, Чонгук никогда и никому не давал обижать его. Даже если огребал сам в своих нелепых попытках, не сдавался, перетягивал всё на себя. Был донельзя очаровательным в стараниях стать одновременно и опорой, и стеной. И чем дальше, тем хуже. Чонгук рос, росла его сила. Сколько раз он спасал ему жизнь? И не только от Сокджина, не досчитывающегося изредка своих запасов сладкого, но и от преступников, всевозможных злодеев, то и дело желающих захватить банк, город, мир.       - Я не люблю зайцев, - слышится с той стороны. Тэхён пожимает плечами и пальцем рисует в воздухе очередную фигурку кролика, оживающую прямо на глазах.       - Зато я люблю. Знаешь, ты на кролика похож.       Воцаряется неловкая тишина. Пока Чонгук убеждает себя, что в этой фразе нет ничего особенного, и тот факт, что он похож на кролика, никак не связан с тем фактом, что Тэхён любит кроликов. Чонгук не хочет быть связующим звеном где-то между любовью к кроликам со стороны старшего и любовью к старшему со стороны кроликов. Нет. В этом треугольнике кролики определённо лишние.       - Знаешь, мне кажется, ты всё-таки станешь первоклассным суперзлодеем и уйдёшь от нас однажды, - Тэхён рисует по памяти лицо младшего. Тот не спешит поворачиваться, а Тэхёну так даже проще говорить. Представлять, что все его слова адресованы не живому человеку, который тут, совсем рядом, а его портрету. Красивому, детальному, вплоть до шрама на щеке, до каждой мельчайшей родинки. На губах портрета улыбка светлая и искренняя, нежная. Не та ухмылка, которой Чонгук делится в последнее время налево и направо, а улыбка, которую он раньше всегда дарил ему.       - Часто ты об этом думаешь? – такие мысли, видимо, уже у всех. Только все остальные боятся говорить об этом вслух. Не из-за того, что Чонгук может психануть, из-за того, что это однажды может сбыться. А если так – каково им будет бороться против того, кто раньше был частью их собственной семьи.       - Всё чаще, - и это правда. Тэхён проводит подушечкой пальца по нижней, пухлой губе дымчатого, словно сотканного из тумана, портрета. Чонгук чувствует касание на себе и прикрывает глаза. Раньше старший часто так делал, Чонгук краснел, смущался, просил прекратить, но очень быстро привык. К собственному удивлению. Только никогда не знал, что был единственным, с кем Тэхён такое проворачивал.       - Я ещё всё больше склоняюсь к тому, что это всё влияние Юнги-хёна.       Чонгук удивлённо поднимает брови и разворачивается, чтобы посмотреть на него. Тэхён не отвлекается, выводит кончиками пальцев отдельные пряди волос и никак не реагирует его движения.       - Почему ты так думаешь? Юнги-хён же герой.       - Герой, который наполненные водой презервативы с балкона на людей скидывает? Отважный спаситель мира, останавливающий время в кофейнях, чтобы не стоять в очередях? Вот эту смесь социофоба с социопатом ты называешь героем? – Чонгук рассмеялся, наблюдая за тем, как длинные тонкие пальцы аккуратно выводят брови: - или вся та богатая ненормативная лексика, которой он тебя научил, делает его героем? Знаешь, он не суперзлодей исключительно из-за того, что он суперлентяй. Не смейся, я серьёзно! Мир всё ещё жив только из-за того, что он ленив!       Не смеяться выходит с большим трудом, после чего Чонгук молчит несколько минут, разглядывая нарисованный Тэхёном портрет. В его глазах он гораздо более симпатичный, даже красивый. Чонгук чувствует внезапный укол ревности к самому себе и протягивает руку, резко перечёркивая картину крест-накрест.       - Что ты будешь делать, если я действительно им стану? Ты пойдёшь за мной? – отчаянная надежда бьётся птицей в груди, но старший молчит. Только рука, протянутая, чтобы набросать последние штрихи, так и остаётся в подвешенном состоянии, заметно подрагивая. Чонгук чувствует себя худшим, пытается восстановить набросок, но туманные линии ему не подчиняются, только размазываются ещё больше. Ярость и от этого, и от гнетущего молчания разрастается чёрным комом в душе, Чонгуку важно, бесконечно важно знать ответ, знать его прямо сейчас. Но Тэхён продолжает молчать, и тогда своей же рукой он стирает портрет подчистую.       - Ты будешь противостоять мне? Ты попытаешься меня уничтожить? – Тэхён смотрит в никуда где рассеивается тонкая полупрозрачная дымка и чувствует, что где-то здесь начинается точка невозврата. Например, вот здесь, когда рука Чонгука ложится на запястье и до боли сжимает его. Или вот тут, когда Чонгук близко-близко, почти нос к носу. Это был бы отличный момент для невозврата, думает Тэхён, когда оказывается прижатым к кровати, подмятым под Чонгука. В угольных глазах плещется отчаяние, отдельными всполохами горит и затухает надежда, это всё сдобрено такой порцией ярости, что любому стало бы не по себе. Любому, но не Тэхёну. Глаза Чонгука – непроглядное море. Жадное, эгоистичное. Тэхён знает наверняка, что если утонет там, то его больше никто никогда не найдёт. И это, может быть, даже к лучшему.       - Что ты будешь делать, если я уйду, хён? – в его голосе столько боли, что садист в Тэхёне просыпается и жмурится от удовольствия. Нет, правда, это не он переворачивает Чонгука, это не он седлает его бёдра и до крови впивается ногтями в кожу на его груди. Тэхён добрый и милый, любит всё мягкое и пушистое. И Чонгука. Чонгука особенно. И садист, обычно дремлющий в самых тайных уголках необъятной тэхёновской души, в эти моменты скулит и воет, и просится наружу. Но обычно Тэхён запихивает его ещё дальше, ласково треплет Чонгука по голове и быстро отправляется на поиски важных дел. Обычно, не теперь.       - Если ты уйдешь, Гукки, - голос сам по себе снижается до медового, тягучего баса. Тэхён отказывается признавать, что это всё – тоже он сам, что это он, не отрывая взгляда от чужих глаз, шепчет почти прямо в губы, царапает широкую грудную клетку в попытках добраться до сердца, которое стучит так быстро, так сладко, словно перепуганная птица в клетке: - если ты однажды уйдёшь, я найду тебя.       Чонгук выглядит завороженным, наблюдая за движением тонких губ, по которым то и дело проходится кончик языка. Он бы мог применить свою силу, чтобы скинуть старшего, но зачем? Есть в этом что-то особенное, будоражащее, заставляющее кровь разгоняться по венам с космической скоростью, когда Тэхён смотрит вот так, сверху вниз, когда на его лице хладнокровие с одержимостью, присущей только маньякам, создают гремучую смесь. Чонгук не будет ничего с этим делать, Чонгук не хочет ничего с этим делать.       - И когда я найду тебя, Гукки, ты больше никогда никуда не уйдёшь. Я создам мир, только для нас двоих. Я могу, ты знаешь, - большой палец медленно, плавно скользит по чуть приоткрытым губам, как раньше по портрету, Тэхён выдыхает опасно близко. Сам Тэхён опасен. - Из этого мира ты никуда не сможешь убежать. Никогда.       Чонгук перехватывает его руку, смотрит с улыбкой, лукавой, нежной, любящей, смотрит так, что Тэхён теряется, забывается совсем и может только смотреть в ответ.       - Я и не захочу, хён. Я всегда был влюблён в твои иллюзии, хён. Я всегда был влюблён в тебя.