Демонический предел

      — … давали достаточно еды, но он…       — Я знаю, что он предпочитает голодать, Найша. Это не наша забота. Если он сдохнет, то… что ж, мы ничего не потеряем с его смерти.       Звук металлической тарелки заставил Иллидана чуть приподнять голову с холодного камня. Он уже несколько минут слышал женские голоса сквозь сон и настолько привык, что не придавал этому особого значения, пока не услышал, как кто-то тащит стальную посудину по неровному каменному полу, как будто специально создавая источник шума. Поморщившись, Иллидан протер кулаком черную повязку на своих глазах.       Жутко хотелось спать, но за три тысячи лет пребывания здесь маг уже успел привыкнуть к тому, что Стражи будили его жестоким образом. Калифакс, которого Ярость Бури возненавидел с самого начала, любил стучать по металлическим прутьям чьим-то мечом, поднимая такой шум, что Иллидану приходилось затыкать уши ладонями в попытках спастись от эха. Но сейчас далеко не звук от тарелки заинтересовал ночного эльфа, сколько суровый простуженный голос, которого он не слышал уже… полгода? Год? Впрочем, сейчас это было не важно — Иллидан уже давно потерял точный счет времени, а делать засечки камнем на камне было крайне глупо, хотя чародея порой посещала подобная мысль.       — Кажется, он проснулся, — услышав голос Найши, маг повернул голову в сторону решетки, прислушиваясь к разговору двух женщин.       — Да, Найша. Я вижу. Не могла бы ты оставить нас наедине?       Смотрящая, отпустив стальной прут решетки, который до этого долгое время сжимала в своей ладони, неуверенно отступила от Майев, продолжая наблюдать за пытающимся подняться с пола Иллиданом.       — Вы уверены, госпожа? Не думаю, что он настроен говорить с Вами.       Старшая Стражница, присев перед дверью, уставилась на Предателя оценивающим взглядом. Иллидану не нужно было ее видеть — он всегда чувствовал, когда Майев смотрела на него, и в такие моменты он ощущал холод, исходящий от воительницы.       — Он всегда готов говорить со мной, — отозвалась Песнь Теней, махнув рукой надсмотрщице. — Иди, Найша.       От ее равнодушного ледяного голоса у Иллидана перехватило дыхание. Почувствовав ком в горле, он все же заставил себя подняться с подстилки, в упор «смотря» на Стража пустыми глазницами, в которых горели зеленые магические огоньки, заменившие охотнику на демонов глаза. Впрочем, даже его взгляд не мог сравниться с очами Майев, не выражающими абсолютно ничего, кроме серьезности. К счастью и удивлению Иллидана, сегодня Смотрящая не взяла с собой излюбленную глефу, а значит, их разговор мог пройти спокойно, без вспышек агрессии и ненависти.       Какое-то время Майев молча смотрела на Предателя, не зная, о чем с ним можно заговорить. Иллидан чувствовал, что она опасается его. Сидя в одной кожаной броне, без латного доспеха, Песнь Теней казалась уязвимой — но недостаточно уязвимой для того, кто боялся ее больше, чем Пылающий Легион и Саргераса. Эта женщина была непредсказуемой и с Иллиданом вела себя более чем соответствующе.       Так и не услышав ничего от тюремщицы, маг усмехнулся, подобрав с пола небольшой камень. Он бы с удовольствием кинул его в Майев, вот только толку от этого бы не было. Поэтому, покрутив камушек в ладони, он опустил его на место, зная, что Стражница внимательно следит за всеми его движениями.       — Зачем ты пришла, Майев? — наконец поинтересовался Иллидан. Ухмылка на его лице сменилась фальшивой улыбкой, причем настолько мерзкой, что Майев захотелось выбить ему все зубы. — Без тебя мне жилось намного спокойней.       Будучи вечно угрюмой, Страж нахмурилась еще сильнее, продолжая сидеть напротив металлической двери, рядом с оружейной стойкой, на которой покоились клинки Аззинота, к которым женщина боялась прикасаться.       — Ты не в том положении, чтобы язвить, Предатель.       — Тогда назови хоть одну причину, по которой я должен с тобой сейчас говорить.       Понимая, что ступает по очень тонкому льду, Иллидан вздрогнул, когда осознал, что тюремщица поднялась на ноги и приблизилась к решетке. Он отчетливо слышал каждый ее шаг, напряженное дыхание, то, как она хватается за дверь и разом открывает ее, тут же переступая порог камеры.       Одно мгновение — и Стражница оказалась рядом с пленником, сжав его подбородок сильной рукой, так, что у Иллидана свело челюсть.       — Я могу вырвать твой язык, если он тебе не нужен, — фыркнула эльфийка, царапая сломанным ногтем его щеку. — Если ты еще не понял, то я пришла сюда не для разговоров. И я буду очень рада, если мы сделаем все по-быстрому. Сможешь уложиться в десять минут?       — О чем ты?       Вместо ответа Стражница влепила ему пощечину — такую, что Иллидан вновь почувствовал себя беззащитным перед этой суровой женщиной. Он хотел возмутиться и уже открыл рот, чтобы сказать что-нибудь колкое по отношению к тюремщице, как почувствовал, что воинская, не похожая на женскую рука беспощадно сжала его естество сквозь набедренники. Иллидан зашипел, ощущая, как его член предательски твердеет в ладони Майев.       — Прислонись к стене, быстро, — рявкнула она, приспуская его штаны, в которых ночному эльфу уже стало тесно.       Не став спорить с ней, Иллидан прижался к холодному камню, едва сдерживая хрип, рвущийся из-за ласк Стражницы, и попытался расслабиться, представляя на месте Майев свою возлюбленную, Тиранду, в итоге доставшуюся Малфуриону. Он уже привык, что тюремщица использовала его как любовника, но никак не мог смириться с ее частыми потребностями. Будь Иллидан на свободе, он бы никогда не согласился взять Майев. В отличие от Тиранды, эта женщина почти не привлекала его. Да и какой нормальный мужчина стал бы засматриваться на ночную эльфийку, чье некогда красивое лицо покрывали отвратительные шрамы? Но в тюрьме Иллидану выбирать не приходилось. Вот только воображение часто подводило охотника на демонов в самый неподходящий момент из-за суровой реальности, о которой Иллидан ни на секунду не забывал. Представляя верховную жрицу, он все же понимал, что ее движения не были бы такими жесткими, как движения Майев, которую не заботило состояние узника, и Шелест Ветра не стала бы царапать его бедра, даже если бы знала, что мага это чертовски заводит. Стражница, второй рукой сжимая его ягодицу, как будто специально впивалась ногтями в огрубевшую кожу Иллидана, заставляя того изредка шипеть от боли.       Будучи на грани, Майев внезапно отстранилась от пленника, дрожащими пальцами избавляясь от комплекта кожаной брони, облегающей ее подтянутое тело. По ее учащенному дыханию Иллидан понял, что Стражница испытывает сильное возбуждение, мешающее нормально соображать. Она частенько заваливалась к нему в таком состоянии после тренировок с более молодыми Смотрящими и патрулирований многочисленных коридоров пещер. Бывало, что и пытки Иллидана заканчивались тем, что Майев седлала его прямо посреди камеры, совершенно не беспокоясь насчет других тюремщиков. Ее возбуждала грубость и агрессия, доводя до настолько невыносимого состояния, что Песнь Теней не давала своему узнику спокойно жить. Он бы никогда не подумал о том, что одна из претенденток на роль Верховной жрицы способна испытывать такое влечение к мужчинам лишь из-за проявления силы. По привычке потянувшись к ней, Иллидан ничуть не удивился, когда пальцы расправившейся с броней Стражницы легли на его губы, останавливая все попытки поцеловать ее. Впрочем, охотник на демонов нисколько не расстроился — прикасаться к ней ртом он любил меньше всего.       — Это лишнее, Иллидан, — поправив высокий хвост, Майев избавилась от последней одежды, бросив белье в общую кучу. Ярость Бури вздрогнул, когда Страж, держась за его плечи, уселась сверху, коленями сжимая его бедра. — Удовольствие получают не от поцелуев, если ты этого еще не понял.       Жар, исходящий от ее тела, манил соскучившегося по женщине Иллидана, из-за чего охотник постоянно морщился, стараясь выбросить из головы мысли о своей тюремщице. Нет, он никогда не желал ее добровольно. Она всегда заставляла хотеть ее. За это Иллидан ненавидел ее больше, чем за все побои и предъявленные обвинения. Но сильнее всего гордость чародея страдала от одного-единственного понимания: ему это нравилось. Он получал удовольствие от унижения, и эта мысль никак не укладывалась у него в голове. За эти тысячелетия Майев так извратила его разум, что Иллидан боялся никогда не стать прежним. Что, если он когда-нибудь сумеет выбраться отсюда? Вдруг Тиранда к тому времени уже передумает и уйдет от Малфуриона, как только охотник на демонов выберется на поверхность?       Рука Стражницы, сжавшей его достоинство, сразу же отвлекла молодого мужчину от подобных мыслей.       — Признаться, я скучала по нему, — усмехнулась Майев, одной ладонью держась за грудь Иллидана, а другой помогая себе насаживаться на возбужденную плоть. — Наверное, это единственная причина, по которой я тебя еще не убила.       Иллидан фыркнул.       — Я думал, все дело в приказе Малфуриона оставить меня в живых.       Стражница удивленно повела бровью. Она молчала, пока естество Иллидана полностью не погрузилось в нее, а затем довольно выдохнула, сдерживая самодовольную улыбку и нервный смешок.       — Мне плевать на твоего брата, Ярость Бури. Меня не интересует то, что сказали он и твоя Тиранда много лет назад. Они уже забыли про тебя, Иллидан.       По привычке оскалившийся Иллидан хотел было дернуться и сказать в ответ что-нибудь колкое, но Майев, впившись ногтями в его плечи, не позволила ему даже пошевелиться. Маг, до последнего пытаясь сопротивляться накатившему возбуждению, все же сдался этой женщине — сдался в очередной раз, как какой-то юный эльф, который не мог думать ни о чем, кроме близости с представительницами прекрасного пола. Почувствовав, как горячие губы прижимаются к его уху, Иллидан услышал едва различимый шепот:       — Ты скучал по мне, Предатель? — Стражница, чуть приподнявшись над его бедрами, вновь опустилась обратно, позволив возбужденной плоти проникнуть в ее влажное лоно, из-за чего Иллидан издал тихий стон. — Тебе не хватало этого?       Иллидан, не умеющий переступать через гордыню и не желающий показывать Майев своих слабостей, отрицательно покачал головой. Песнь Теней вновь глухо засмеялась, и от ее смешка у Предателя по коже побежали мурашки. Что могло быть хуже, чем эта женщина, не дающая ему прожить остаток своих дней в спокойствии? Майев, схватив Иллидана за подбородок, повернула его голову к себе — и впервые за долгое время Ярость Бури обрадовался тому, что не мог четко разглядеть ее уродливого лица.       — Ты лжешь мне, Иллидан. Я помню, как ты всякий раз говорил, что не будешь скучать по мне… — ее пальцы, отпустив мужскую челюсть, перебрались на шею, где Смотрящая тут же оставила царапину на темной коже чародея. Иллидан, которого подобное наоборот заводило, постарался не показывать этого. — Кого ты представляешь на моем месте? Ее? Свою жрицу? — не услышав от него никакого ответа, Стражница схватила Иллидана за волосы, заставляя его запрокинуть голову. — Жаль. Жаль, что ты так и не научился врать. Потому что ты… ты…       Слушая ее, Ярость Бури не особо вдавался в слова своей тюремщицы. К тому же ее голос смешивался с ее учащенным дыханием, и всякий раз, опускаясь на его член, Майев постанывала, обрываясь на полуслове. Наверное, несмотря на свое возбуждение, Иллидан действительно надеялся, что сейчас в камеру войдет кто-нибудь из других Смотрящих и, увидев это, отвлечет Стражницу от такого насилия. Предатель любил женщин, но только тех женщин, которых он имел самостоятельно и добровольно. Сейчас же, когда его пользовали столь жалким образом, маг чувствовал себя слишком мерзко. Да, ему было приятно. Но в его душе, помимо пожара страсти, пылало и другое, менее яркое пламя — он испытывал смущение. Посмеялась бы над ним Тиранда, узнав, что его, одного из талантливых чародеев Калимдора, теперь насилует бывшая жрица, заставляя угождать ей во всем, что касалось ее личного удовольствия? Постаравшись не думать об этом, Иллидан неосознанно положил свою ладонь на талию Стражницы.       Поняв, что он только что сделал, маг тут же отстранил руку от Майев, не желая прикасаться к ней, но жрица, перехватив его запястье, не позволила ему этого сделать.       — Песнь Теней? — непонимающе обратился к ней Иллидан.       Эльфийка, потеряв всякую тягу к скверным словам и оскорблениям, руками обняла его за шею, прижимаясь ближе к мужскому телу и накрывая губы охотника на демонов страстным поцелуем.       — Заткнись, Иллидан.       Впервые за близость с тюремщицей Иллидан почувствовал, что ничуть не жалеет о происходящем.