Туманные войны

      Виктор в который раз чуть сдвинул картину, висевшую на стене, и уперся в нее оценивающим взглядом. Что-то было не так. Снова. Эту… долбаную картину ему подарил Пашка Смирнов, его одногруппник, и они с ним никогда не были близки, что было само по себе подозрительно, а тот факт, что этот самый одногруппник был еще известным шутником и затейником, заставляло настораживаться в бесконечной степени.       Картина на стене, как ему показалось, опять висела неровно. В который раз. Парень заскрипел зубами и снова чуть сдвинул в сторону. Отошел и вперил уже красные от напряжения глаза в сей артефакт перманентного хайпа.       Гребаная картина продолжала висеть криво.       Виктор потянулся мыслью в прошлое. Недалекое. Нет. Во вчерашний день. Тогда он к своему огорчению проболтался среди парней о своей склонности к совершенству. Виктор был перфекционистом. Ему нравилось, когда вещи и люди вокруг него стремились к лучшему, быть лучше, чем есть сейчас, и старались достичь идеальности. К его глубочайшему сожалению такой политики придерживалось слишком мало людей. А несовершенство встречалось на каждом шагу. Потому он ходил почти все время хмурый.       Когда картина в очередной раз не захотела висеть прямо, парень взбесился и, сорвав ее со стены, бросил в сторону. Обиженная таким обращением рама ударилась о ближайшую стену и в хищном порыве мщения отрикошетила Виктору в лоб.       Падая в обморок, Виктор отстранено подумал: “А ведь картина, скорее всего, изначально была кривой”. ***       Странно, но когда он пришел в себя, то уже знал, что оказался во вселенной Звездных войн. Это было странным и неуловимым чувством, оно проникало во все мысли, его естество, заставляло воспринимать окружающее как реальность.       Виктор открыл глаза и увидел перед собой стальную дверь без единой ручки, но откуда—то он знал, что это правильно. Просто эта дверь была автоматической, и пульт ее управления находился рядом. Однако тут же парню бросилась в глаза неровность дверного проема. Куча мелких трещин, сколов, неравномерная окраска. Все говорило о древности места и плохом уходе. По мнению Виктора, плохом уходе.       Сделав глубокий вдох, он выдохнул: “Ус-с-а-а”. Это помогло, но не сильно. Тогда Виктор прибег к математике и стал отсчитывать до сотни.       Металлическая дверь внезапно отъехала в сторону, и на пороге появился молодой паренек со скошенной на бок робой. Неправильность была мелкая, однако для Виктора слишком заметной и оттого раздражающей. Но он еще считал, потому удержал кирпичное выражение на лице.       — Рыцарь Лост, Вас вызывают в ангар восемнадцать.       Виктор молчал. Ведь он остановился только на семидесяти трех.       — Э-эм, — замялся мальчишка. Виктор отметил, что перед ним юнлинг, и продолжил считать.       — Рыцарь… Ангар… Вас просит подойти магистр Винду.       Самой главной мыслью в голове у Виктора было “Какого хрена?”. Он помнил себя, помнил свою жизнь, проблемы в универе, постоянное несовершенство вокруг, и более всех несовершенным в текущей ситуации был мир Звездных войн. Подумать только, пожираемая коррупцией республика влезла в войну со своей частью, чтобы в итоге преобразиться в Империю, но следом же пасть от действий повстанцев. Насколько нестабильной она должна была быть, чтобы развалиться из—за смерти одного человека — императора Палпатина?       Тогда почему его, поборника прекрасного и идеального, занесло в самую несовершенную вселенную? Виктор предполагал, что в данном случае чего—то не видит, и лишь эта мысль его слегка успокаивала. Только слегка. Совсем чуть—чуть.       Закончив счет, он перевел внимание на до сих пор мнущегося у входа юнлинга и слегка кивнул ему, в знак того, что принял сообщение. Почему ему не прислали оповещение на линк, было непонятно. Хотя сия неопределенность исчезла после осмотра своих рук, куда обычно в виде браслета и крепился местный телефон. Руки были чисты. Не совсем так, но имелось в виду, что лишних приспособлений на них не было.       Поднявшись с каменного пола, Виктор отряхнул колени и придирчиво осмотрел форму. На нем была черная джедайская роба с небрежными потертостями в часто нагружаемых местах, что добавило к копилке раздражения парня парочки пунктов.       Начиная отсчет по новой до ста, он покинул келью и проследовал вглубь коридора. Пока шел, излучая недовольство, он пытался понять суть произошедшего с ним.       Первым неприятным моментом была его мистическая осведомленность о происходящем. Да такая, что он вполне мог использовать Силу хоть сейчас. Суть такого явления покрывалась тайной, что даже не раздражало, а уже бесило.       Вдобавок к первому, само перемещение во вселенную Звездных войн. Виктор считал подобные мечты сказкой, не более, вымыслом и досадным недоразумением. Однако он верил своим глазам. И вера эта в первый раз в его жизни заставила сомневаться в себе.       Прожженный перфекционист всегда стремится к совершенству. Незнание чего бы то ни было уже являлось серьезным упущением и требовало немедленного решения. Но как найти ответ без лица, которому можно задать вопрос? Раньше он бы воспользовался возможностями интернета или советом его наставника, преподавателя физики в университете. С ним Виктор нашел взаимопонимание в вопросе достижения совершенства. Петр Алексеевич был скорее педантом, чем перфекционистом, но подобная черта не бросалась в глаза Виктору. Тоже своеобразное проявление перфекционизма.       Виктор, пока шел в пустынном коридоре, достиг лестницы. Она была довольно широкая, но с солидным изъяном. У нее выбивалась одна плита ступеньки на третьем ряду. На досадный сантиметр.       Стараясь выбросить мысли о ступеньке из головы, он спустился вниз и оказался в просторном зале, в конце которого виднелся вход в ангар 18.       Еще одной странностью для Виктора была непонятная память о себе прошлом, другом прошлом. Его, как ни странно, также звали Виктором, вот только фамилия была Лост. В своем мнимом прошлом он был юнлингом со слабыми способностями в силе, мечтательным мальчишкой с окраины галактики, потом обучался владению мечом и в этом несерьезно, но преуспел. Уровень был выше среднего, однако это не помогло, и его не взяли в падаваны. Мальчишка—юнлинг поступил в корпус равновесия и почти все время медитировал.       Домедитировался…       Пройдя через массивную арку, Виктор оказался в еще одном просторном помещении, но с широкими выходами для авиатранспорта в самом конце. В этих проемах раскинулся вид на далекий футуристический город под названием Корусант. Кроме проемов в ангаре сновал разный непонятный народ. Группа в робах толпилась возле двух корветов CR— 90.       Парень без подсказок догадался, что ему к ним.       Семьдесят три джедая. Кто он среди них? Самозванец? Диверсант? Виктор не мог определиться, и это раздражало его. По всем правилам попаданчества у него был выбор. Он мог отринуть линию канона и свинтить из ордена в закат. Но тогда какое будущее его бы ждало? Доподлинно известно, что через два года император Палпатин прикажет вырезать всех джедаев. А Виктор сейчас джедай. Картина будущего была определенной.       Вторым вариантом было служение ордену до конца. Что очень хорошо ложилось на понятие о совершенстве парня. Однако это совершенство было не полным, локальным, куцым. Виктор знал, что в далекую—далекую галактику совсем скоро пожалуют добрые—добрые Юужань-вонги и начнут раздавать люлей направо и чисто для симметрии налево. Совершенства в этом не было. Хотя парень и признавал, что оно всегда субъективно. Все будет зависеть от занимаемой им позиции, части того, что он намерен быть. И здесь поднимался вопрос ответственности. Как пользователь Силы он нес ответственность перед орденом, как гражданин республики — перед ней, как человек — перед народами галактики. Ответственность всегда была пропорциональна возможностям. Так считал Виктор. Это кредо было его частью. А его возможность — знать будущее целой галактики. Так какова ответственность?       Она огромна.       Виктор даже замедлил шаг от осознания возникшей перед ним проблемы. Чтобы реализовать себя и выполнить то, что обязан самому себе жестким кредо, он должен вершить судьбу целой галактики.       Тем временем Винду закончил инструктаж джедаев, даже не дождавшись, пока дойдет Виктор до них, и все разумные стали грузиться на звездолеты.       Зачем Виктору идти с ними? Ведь явно же они летят на Джеонозис, погибать под градом бластерных болтов ради троих чужих для них людей. Ими движет долг. Что движет сейчас Виктором? Следование своему кодексу чести. Отступить сейчас, значило отказаться от части своей судьбы, что было проявлением несовершенства. Возможно его посчитает кто-нибудь глупцом и безнадежным идеалистом, но он был таким… он был перфекционистом.