***
Честное слово, он не собирался с ней ссориться, но так вышло. Да, он не мог сказать, что имел успех у женщин: с Вайолет он расстался будучи еще школьником, с Джасиндой не получилось, и она явно не горела желанием впускать блудного бывшего в свою жизнь, точнее — в жизнь десятилетней дочери. Этими отношениями Миллс по-настоящему дорожил. Не то чтобы это был последний шанс, но Айви Белфри была для него той самой. Сейчас он проклинал тот день, когда выпил с этой вздорной девчонкой в баре, и одновременно благодарил судьбу, что та послала ему не только вдохновение, но и надежду на будущее. Тогда он впервые смог игнорировать Джасинду. «Никогда не забывай важные даты», — думал Генри, когда ему вслед летели ругательства и личные вещи. — Генри Миллс! Убирайся вон из моего дома! — кричала Айви, выталкивая парня из квартиры. — Да что я сделал-то? Объясни. Только пришел с работы… — Генри ошарашено уставился на девушку. — Ты забыл про нашу годовщину! — Айви практически никогда не повышала голос, сейчас же она кричала. Ее большие глаза горели, щеки раскраснелись. — Ну… Я. Ну, родная, прости, — Генри был готов упасть на колени. — Знаешь, я, наверное, поеду к маме, как одумаешься, приходи туда. Или я ухожу к ней, или уходишь ты. — Айви, это глупо! Только не твоя чокнутая мамаша, нет! — Иди отсюда, Миллс. Тренируй свою память, — дверь с грохотом захлопнулась. Генри старался до нее достучаться, была мысль выбить ногой дверь и заткнуть ее поцелуем, но она оставалась непреклонной. На полу возле двери валялась его куртка и бумажник, ключи от квартиры и спортивная сумка. Миллс пнул ногами сумку, собрал все вещи и вышел из дома. «Идиот! Генри Миллс, ты колоссальный идиот! Ты придурок», — он злился, он проклинал все на свете, ему некуда было идти, а ведь он ее любит, боже, как он ее любит. Он ведь благодаря ей начал писать в то утро после Хэллоуина, и за полгода их отношений даже получил приличный гонорар. Он может описывать истории жизни его семьи, описывать исторические события и сцены битв с драконами, но вот же черт, по классике жанра он не смог запомнить годовщину. Ему отчаянно хотелось напиться. А еще больше, хотелось, извиниться перед ней и вернуться. Ну не идти же, в конце концов, к Джасинде и Люси? Ноги сами привели его в бар к Рони.***
— Роджерс, мне так плохо. Помоги мне. Она меня выг… выгнала. Что мне делать? — Миллс обнимал детектива и был готов разрыдаться. — Я никому не нужен, я неудачник. — Ну, на счет неудачника, это ты зря, брат, ты встречаешься с такой девушкой… Точнее, может быть, уже не встречаешься, но неважно… Ик. Я не знаю, как тебе помочь. Вот, правда не-зна-ю… — Роджерс ободряюще хлопнул Генри по спине и выпил очередную стопку. Рони на все это смотреть больше не могла, она молча поставила перед горе собутыльниками бутылку и ушла разбирать товары в подсобке. — Я же идиот! Господи, какой же я идиот! — Генри грохнул стакан об стол, отчего брызги разлетелись во все стороны. — Согласен. Только потому, что орешь на весь бар, — хмыкнул Роджерс, отодвигая от парня бьющиеся предметы. — Я вспомнил. Это годовщина! Наша чертова годовщина! — Генри вскочил с барного стула. — О, парень, так ты попал. Как ты мог забыть годовщину?! — Роджерс, пьяно пошатываясь, подошел к Генри, и каким-то страшным голосом прошептал, — «тебе конец, брат». Нужно непременно что-то сотворить. Положить ей под окно кучу роз, выложить свечами ее имя, не знаю… написать портрет, посвятить книгу… Черт! Да спой ей, в конце концов. — Мне нужна твоя помощь, — Генри почти шептал, ему хотелось взвыть. — Окей! Все будет. Рони! — гаркнул детектив, — тащи гитару из подсобки, я знаю, что она там есть! — сказав эту фразу, Роджерс как-то неловко развернулся и, не рассчитав силы, упал на пол, дико хохоча над ситуацией. Генри принялся его поднимать, чуть не рухнув следом. — Идиоты! Что за цирк вы тут устроили?! — злобно спросила Рони. — Просто принеси парню гитару, — все еще лежа на полу и улыбаясь, пробубнил детектив. — Роджерс, ты последние мозги пропил? Зачем ему гитара? Что? О нет… Генри, нет! Куда ты сейчас направишься? Что ты … — Рони, просто помоги, — Генри посмотрел на барменшу взглядом, полным отчаяния, практически Кот из «Шрека». — Я должен все исправить. Ну… и Роджерса нужно отвести домой. — Я сам, — запротестовал тот. — Ага, конечно. Впервые вижу тебя таким детектив, — фыркнула Рони, но, вернувшись в подсобку, гитару все-таки принесла. И Роджерс уже сидел на диванчике в углу.***
— Почему, Генри? Ну, почему. Каждый раз, когда дело касается бабы в твоей жизни, мы тебе не нужны, а как только с ней возникают проблемы, так ты ноешь и буквально вытираешь сопли о жилетку? Что с тобой не так, парень? — Мам… она девушка. По слогам произнести? — Не «мамкай»! Тем более тут-то ты в курсе, кто мы друг другу… Не стоит тут об этом говорить. — Я люблю ее. — И Вайолет, и Джасинду ты тоже любил, и налюбил, что каждый месяц алименты платишь. Хорошо хоть… Ладно, я все равно люблю тебя. Генри хмуро посмотрел на нее, но улыбка все-таки коснулась уголка его губ, он был слишком пьян и слишком влюблен, чтобы спорить с самой королевой. К тому времени Айви уже сообщила немногим подписчикам и подругам, что ее парень — идиот, козел и последняя сволочь. Пока она писала это в Твитере, она периодически поглядывала на дверь и высовывалась в окно. Она собиралась ложиться спать в надежде, что этот идиот вернется под утро, явно с похмелья, со счастливой улыбкой, и она как всегда простит его, и примирение начнется в районе прихожей и закончится ближе к обеду, в спальне… Только она об этом подумала, под окном раздался первый аккорд. — «Что еще за…»— подумала девушка и выглянула в раскрытое окно. Нетвердо стоя на ногах, улыбаясь в двести двадцать вольт, в окружении роз и свечей с гитарой наперевес стоял Генри Миллс. — Айви! Айви! Я вспомнил! Пожалуйста, Айви! Прости меня, я идиот, кретин, и сволочь… — Генри! Что ты творишь? — крикнула Белфри, осматриваясь по сторонам, в окнах горел свет, люди тормозили на полпути и наблюдали за разыгравшейся драмой. — Я не уйду. — Я вызову копов! — Не вызовешь! Роджерс сегодня выходной! Просто послушай… Прошу. Я теперь всегда буду помнить главные для тебя даты! — Боже мой… — у нее загорелись щеки, она не знала, куда ей провалиться и что потом будут говорить за спиной. Но…. Во он стоит и смотрит в ее окно… Такой родной и романтично-глупый, трогательный. — Люди! Эту песню я посвящаю самой лучшей девушке в мире!Ты прости меня, родная, Что творю я — сам не знаю, Просто, очень плохо без тебя. Незнакомые все лица, А душе моей не спится, Дни я проколачиваю зря. Незнакомые все лица, А душе моей не спится, Дни я проколачиваю зря.
Айви и не думала уходить от окна, Генри уже стоял на коленях, но продолжал фальшиво, немного неумело, но искренне играть и петь.Нету от меня покоя, Знаю, Но я всё устрою, Если ты сумеешь подождать. Когда солнце догорает, Грусть-тоска меня съедает, Не могу заснуть я без тебя. Когда солнце догорает, Грусть-тоска меня съедает, Не могу заснуть я без тебя.
Без тебя, без тебя, Всё ненужным стало Сразу без тебя, От заката до рассвета без тебя, Так нужна ты мне, любимая моя. Без тебя, без тебя, Всё ненужным стало Сразу без тебя, От заката до рассвета без тебя, Так нужна ты мне, любимая моя. Так нужна ты мне, любимая моя.
С последними аккордами она уже смеялась, по щекам от чего-то катились слезы, она не закрывала окна, сделав пару кадров, и тут же опубликовала их с подписью, « что любит своего идиота, больше жизни!» Роджерс взял выходной не просто так, это сто процентов была его идея, он часто бренчал в баре « У Рони», так что Генри просто воплотил замысел коварного копа в жизнь. Розы и свечи, до одури романтично и банально, но Айви от чего-то была рада. Как школьница. Песня закончилась, и Миллс обреченно посмотрел в окно, свечи постепенно погасли, сдуваемые ветром, розы начали вянуть и терять красоту, ночь накрывала улицу. В наше время таким мало кого удивишь, но … Ему хотелось выть, он чувствовал себя самым последним придурком, он взял гитару и развернулся, чтобы уйти, свечи и розы уберут уборщики. Генри сделал большой глоток из бутылки, рискуя стать алкоголиком. И вообще, почему он так расклеился, из-за банальной ссоры, почему позволил такое? — Стой! Айви Белфри распахнула дверь и выбежала на улицу в шортах, майке и легком халатике поверх. Шлепки скользили на разбросанных цветах, и она чуть не поскользнулась. Замерла и посмотрела на Миллса. — Ты куда? — Айви опустила глаза, кусая губы. Робко улыбнулась. — Ухожу, — Генри сделал еще один глоток. — Зачем? Снова напиться? Перестань, ты не такой. Ты другой. Неужели я так важна тебе? Неужели я так влияю на тебя? — Тебе не понравилось, ты… Да, влияешь. Я никогда так не напивался из-за девушки. — Дурак! Генри Миллс, какой же ты дурак, — Белфри засмеялась и обняла его за шею, привстала на цыпочках и поцеловала, ероша его волосы, бутылка выпала из рук парня, и он уже сам прижал ее к себе за талию, шепча ей текст песни, и она задрожала. От ветра, от смеха … Район Хиперион Хайтс еще не скоро забудет этот вечер.