Геенна огненная

— Итак, раз-два-три... Дернули! Они опрокидывают стопки, и Квентин издает тихий визг: глотку обжигает та дрянь, которую раздобыла Марго, на глазах выступают слезы. Когда, наконец, возвращается слух, удается разобрать, что над ним все ржут. — Глотай, Квентин! Не сплевывай! — советует Кейди, хлопая его по спине. Днем ранее у него был насморк. Пробрало так, что, кажется, он больше никогда не заболеет. — Ш... что это за херня? — голос звучит сипло. Элиот, кажется, хлебнул алкогольную дрянь, как воду, и теперь смотрит все с тем же царственным видом, даже улыбается. — Поверь, ты не хочешь об этом знать. Пенни единственный, кто сидит, молчит и пялится в одну точку, а его лицо медленно меняет оттенки. За то время, что Квентин на него пялится, кожа на щеках проходит из диапазона от серого до салатового. Через несколько секунд Пенни страшно выкатывает глаза, поднимает руку, пытается кашлянуть в кулак, но промазывает, и заезжает рукой себе же в нос. — Так, детишки, вы развлекайтесь, а мне нужно перекинуться парой слов с... Квентином, — Элиот зачем-то подает руку, словно Квентин дама, которой нужно выйти из кареты. Выглядит он при этом абсолютно уверенным в собственных действиях и намерениях. Проходит какая-то пара мгновений, не больше. Квентин, кажется, только и успевает моргнуть... В общем, он не знает, каким образом положил ладонь на поданную руку, и не хочет об этом думать. Элиот заводит его в укромный уголок, сейчас завешанный абсолютно бесполезными объявлениями о продаже трусов какого-то Маяковского, Квентин приваливается к стене, тяжело выдыхает и борется с желанием стереть испарину со лба. Адское зелье нашло в нем путь к аду, не иначе. Квентин вспоминает про геенну огненную и едва не начинает ржать. Так, нет. Тихо. Тссс. Элиот что-то говорит. — ...нравится тебе? Ты так смотришь все время. Сейчас Квентин смотрит на Элиота и пытается сфокусироваться, по-кретински улыбается и мечтает о том, чтобы активность в желудке прекратилась. — Чего? — Смотришь, говорю. — Ну да. Смотрю. Люблю... смотреть. Квентин на несколько мгновений подвисает, выглядывает из-за плеча Элиота. Лицо Пенни свекольно-красное, но оттенок уже меняется на пурпурный. Вот ведь талант-то у человека! — Может, уже начнешь действовать? — Элиот наклоняется очень низко, коварно улыбается и делает такое лицо, которое должно было бы подстегнуть, если бы только на таком расстоянии не начинало казаться, что он не смазливый парнишка, а стремный бухой циклоп. Но, в общем-то, он прав. Если не сейчас, то когда? Квентин с первого раза попадает ладонью на плечо, понимает, что что-то не так, обнимает Элиота за шею и целует в губы со всей страстью, на которую вообще способен. Он и сам, на самом деле, не подозревал, что на такое способен, и это уже тянет на день невероятных открытий. — Ты... ого! Но я думал, что Пенни... — бормочет удивленный Элиот. Квентин опять выглядывает и смотрит на Пенни. — Нет. Я еще не согласен на тройничок, извини. — Но ты же... ты... — Я пьяный, одинокий, а внутри меня огонь. Ты против? — Ох, да я... согрей меня, короче, одинокий волк! Когда они снова целуются, лицо Пенни уходит в оттенки оранжевого.